Великая Китайская стена - Джулия Ловелл

Однако самое примечательное то, что минский двор оказался неспособным извлечь уроки из политического фиаско Туму, что-либо почерпнуть из разрушительного влияния жестокой раздробленности управления для воспитания духа единства и сотрудничества в политической сфере. Кровавая месть гражданских чиновников своим соперникам евнухам лишь усилила взаимную неприязнь между двумя властными группами. Очередная кровавая бойня последовала за дворцовым переворотом в 1457 году, в ходе которого бывший император-пленник был восстановлен, а тех, кто поднялся в 1449 году, пытаясь спасти династию Мин, задушили, обезглавили или изгнали. Дворцовые интриги усилились, приведя к практически полному политическому параличу. Пограничная политика превратилась в политический футбол: мяч оказывался то у одной, то у другой придворной фракции. Каждая группировка озвучивала гневные патриотические банальности, каждая наперебой старалась добиться благосклонности непредсказуемых императоров, затворившихся в Запретном Городе и злобно вскармливавших в себе бессмысленное чувство превосходства над иностранцами, бесчинствующими на границе.

На фоне расового высокомерия, военного бессилия и жестокого раскола стеностроительство стало казаться единственным жизнеспособным с точки зрения обороны и удовлетворяющим психологически выходом.

* * *

Пока придворные забивали друг друга насмерть туфлями, пограничные чиновники на местах страдали от последствий политического паралича в центре. Хотя после Туму были разосланы приказы укреплять оборону границ, отчаянно честный доклад 1464 года с горечью сообщает об истинном состоянии дел:

«Монголы печально известны своим пристрастием к организации набегов, однако наши пограничные начальники занимаются своими делами и совершенно разленились. Стены городов и укрепления не отремонтированы, боеприпасы и оружие находятся в плачевном состоянии. В практике вопиющие злоупотребления: зажиточные солдаты ежемесячно дают взятки своим начальникам, избегая, таким образом, службы, а бедным остается либо терпеть холод и голод, либо дезертировать. Вот почему охрана границы находится в столь плачевном состоянии».

Среди таких многострадальных правителей на местах оказался Юй Цзыцзюнь, усердный чиновник, преданный делу улучшения условий в северо-западном регионе, который находился под его управлением. А жители провинций, соединявших основание петли Желтой реки, вели в основном жалкую жизнь. Части этих провинций — восточная Ганьсу, Нинся, Шэньси — всегда числились среди самых бедных районов Китая. Гористые, засушливые, они орошались лишь редкими дождями, их периодически засыпали пески, которые несли на юг ветры из Внутренней Монголии. Земледелие там было возможно, но при постоянной, тщательной ирригации. В разоренном войной Китае 1930-х годов Мао Цзэдуну пришлось выбрать именно этот район в качестве относительно безопасного центра управления своими находившимися в окружении коммунистическими партизанскими войсками. К тому же это была территория, нищета и изолированность которой останавливала и войска правого националистического правительства, упорно, с 1927 года, пытавшегося уничтожить коммунистов, и японских захватчиков с северо-востока, прославившихся своей крайней жестокостью, продемонстрированной ими во время попыток завоевать Китай накануне и в ходе Второй мировой войны. В минскую эпоху экономические условия здесь оказались еще хуже, а иностранные завоеватели из Ордоса с готовностью наносили удары через сухие лессовые нагорья этой зоны, забирая в населенных пунктах все, что могло пригодиться (одежду, зерно, металл, животных, женщин, детей), и уничтожая все, чем они не могли воспользоваться или легко превратить в рабов, — дома и мужское население. Юй Цзыцзюнь нашел здесь нищее, ограбленное и нуждающееся в защите население. Несколько лет упорной работы в столь бедном и отдаленном регионе — учреждение школ, поощрение учеников, обучение местных жителей обработке земли, повышение обороноспособности благодаря производству металлического оружия, умиротворение монголов посредством торговли — заставили губернатора понять: необходимо безотлагательно решать проблемы, связанные с опасной близостью Ордоса, где хозяйничали монголы. В 1471 году он представил императору доклад, где предлагал для защиты местного населения построить между китайскими населенными пунктами и Ордосом стену девятиметровой высоты.

Военный министр в Пекине не пришел в восторг от этой идеи, но ничего другого предложить не мог. Споры о границе неспешно велись больше десяти лет. Все еще не смирившись с утратой Ордоса, двор отказывался рассматривать оккупацию региона монголами как нечто большее, чем временная неудача. Чиновники сочиняли пачки авантюрных военных планов — например, отправку крупных сил вдоль внешней границы Шэньси или выделение ударного отряда в три тысячи человек для охоты на вождей монголов и их уничтожения, — большая часть которых встретила одобрение императора, но так никогда и не была реализована.

Однако стены по-прежнему оставались нежелательным вариантом. Они ассоциировались с их нелюбимыми и недолговечными поклонницами — династиями Суй и Цинь — стоимостью и тенденцией рушиться (в первом упоминании Длинных стен — циньский термин — в династической хронике за 1429 год, одном из немногих упоминаний такого рода, зловеще констатировалось, что они рушатся после сильного дождя). Запутавшись в несбыточных планах, прожектеры в Пекине тем не менее полагали: все же будет дешевле, лучше и — что уж совсем спорно — проще решить проблему путем вытеснения кочевников из Ордоса силой. В мае — июне 1472 года, когда песчаные бури быстротечной пекинской весны прекратились, уступив место неподвижной, душной влажности лета, министры обнаружили, что в очередной раз заседают по пограничной проблеме.

Когда дискуссия зашла в тупик, поднялся Ван Юэ, талантливый сорокашестилетний воин-чиновник. У него за плечами был двадцатилетний опыт государственной службы, но он по-прежнему жаждал крупного военного успеха, который прославил бы его как военачальника, обеспечил известность и (во всяком случае, он на это надеялся) прочный наследственный титул для его потомков. Хотя он начал взбираться по ступеням гражданской карьерной лестницы, пройдя систему экзаменов в сравнительно молодом возрасте, когда ему исполнилось двадцать пять лет, Ван оставался бесцеремонно резким и практически мыслящим военным. Даже во время аудиенций у императора он обычно поддергивал вверх традиционно длинные рукава своего мандаринского халата, отказываясь жертвовать привычной свободой движений ради императорского этикета. Видимо, почувствовав в Ване жажду славы, а возможно, больше не нашлось никого достаточно смелого, чтобы принять пост, двор назначил его вторым по старшинству начальником в экспедицию, которая предпринималась для очистки от кочевников территорий, расположенных в петле Желтой реки. Ван Юэ стал начальником штаба, а его непосредственного начальника оптимистично прозвали Военачальником, Который Усмиряет Варваров. Ван Юэ был амбициозен, но не безумен. Несмотря на то что пекинские бюрократы приказывали ему раз и навсегда выбросить монголов из Ордоса — района площадью восемьдесят тысяч квадратных километров, — в его распоряжение для этих целей вверили всего сорок тысяч солдат. Перспективы снабжения войска также выглядели бледно: обе северные провинции, Шэньси и Шаньси, пожелтели от засухи и, перемогая осень, готовились к лютой, как всегда, зиме. Мобилизованные рекруты — и это неудивительно — разбегались перед лицом неприятной перспективы либо умереть от голода, либо замерзнуть еще до прибытия в ледяную пустыню Ордоса. Но когда Ван, вставший на восьмистах километрах холодной, рыхлой, неприкрытой северо-западной границы, начал осторожно просить пополнения, политики, сидевшие за двумя, если не за тремя, стенами в Пекине, обвинили его в трусости. Бай Гуй, военный министр, насмехался из-за стены Императорского Города, заявляя, будто один кочевник способен напугать тысячу минских солдат.

В результате возникла заминка — Ван отказывался действовать без пополнения, а правительство отказывалось его предоставить. Именно этот момент Юй Цзыцзюнь и выбрал, чтобы напомнить правительству о выгодах строительства стены через этот район: мол, потребуется всего пятьдесят тысяч местных жителей по сравнению со ста пятьюдесятью тысячами солдат и ста десятью тысячами носильщиков, необходимых для осуществления военной кампании (которых надо как-то прокормить на бедных землях северо-запада). К тому же стену можно будет возвести из местных материалов, что позволит закончить работу за два месяца. В конце, вероятно, желая подсластить пилюлю сидящим в Пекине приверженцам войны, Юй добавлял, что это даст региону шанс восстановиться, перед тем как начнется любое новое крупномасштабное наступление на север. В январе 1473 года Юй, Ван и его начальник, Военачальник, Который Усмиряет Варваров, придумали компромисс между фракциями войны и строительства стены, спланировав небольшую карательную экспедицию, рассчитывая напугать — на время — монголов и заставить их покинуть регион, а затем приступить к строительству стены.