Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понимаю тебя, отзывается Нэнси. Вот бы потанцевать где-нибудь. С ним-то не сходишь, народ смеяться будет.
И как их за это винить?
Нэнси почесывает пятку и непринужденно бросает – ну и? Что ты думаешь?
Я целую ее, она же упирается рукой мне в плечо, удерживая на расстоянии.
Так нечестно, выдыхает она и тоже меня целует.
Дыхание у нее горячее и прерывистое. От нее пахнет дешевым пивом и духами от «Джо Малоун».
Нэнси раньше встречалась с девушками. Она утверждает, что бисексуальность – это гражданская позиция. Мне же девушки нравятся, как произведения искусства. А Нэнси говорит, это аморально. В первую неделю учебы я поцеловала ее на тихой дискотеке. Хотела, чтобы Эзра меня приревновал. Ничего не вышло, но несколько дней спустя Нэнси заявилась ко мне под вечер. Голова у нее была мокрая, с волос капала вода. Предохранитель у фена сдох, объяснила она. Попросила мой и, пока сушила волосы, распиналась, сколько же всяких пафосных придурков ей встретилось на жизненном пути. Я открыла вино, радуясь, что меня она к ним не причислила. Сначала мы валялись на ковре в моей комнате, делая снежных ангелов, а потом переспали. Неделю спустя я начала встречаться с Эзрой, и Нэнси с этим смирилась. Потом мы еще тискались с ней пару раз, когда сильно напивались и не знали, что бы еще такого отчудить. Но я всегда первая сдавала назад. Нэнси, впрочем, не уставала напоминать, что и первый шаг тоже всегда делала я. И как только ей удается одновременно быть такой мягкой и такой твердой? Как только она начинает отвечать на поцелуи, я сразу теряю интерес. Она тяжело дышит.
А потом отпрыгивает, как будто я ее обожгла. На верхней площадке лестницы стоит Пирс. Я наблюдаю из-под полуопущенных век, как он спускается вниз по ступенькам. Король в своем замке.
Можно бы притвориться спящей, но интересно, как он поступит.
Нэнси непонятно зачем включает чайник. Я отворачиваюсь к окну и смотрю на луну. У нее какой-то бледный нездоровый вид. И кажется, что она висит слишком близко к дому. Я откидываюсь на спинку дивана и на секунду закрываю глаза, но пульс у меня учащается.
Помнишь про лампу? – спрашиваю я громко, чтобы Нэнси не могла притвориться, будто не слышит. Повисает молчание, а потом она начинает нашептывать что-то Пирсу. По крайней мере теперь он отвечает ей мягче. Я разворачиваюсь к окну спиной. Пытаюсь представить, какая картина скрывается за занавесью в углу, цвета расплываются.
Знаешь, мы ведь не обязаны это делать, говорит Нэнси.
И наливает мне воды.
Но все развивается как бы само собой. К тому же я ведь первая начала. Так легче. Да и потом, почему бы и нет? Мне ведь должно этого хотеться. Отказываться нет причин. Почему бы не получить новый опыт, больно-то они мне не сделают? Это все равно, что перенести операцию под наркозом.
Нужно заставлять себя совершать разные поступки. Это свобода воли. Успейте все попробовать сейчас.
Мы ссыпаем в ступку остаток клоназепама. Я удерживаю ее, а Нэнси растирает таблетки тяжелым мраморным пестиком. Получившийся порошок я аккуратно рассыпаю по нашим стаканам. Самую большую дозу всыпаю себе, а потом прошу Пирса открыть еще вина.
Ну так будем мы этим заниматься или нет? – спрашивает он.
В спальне у Пирса нет занавесок. Окно старомодное, разделенное на прямоугольники деревянными рейками, и на постели лежат их тени.
Нэнси целует меня на глазах у Пирса. Это так странно, будто мы манекены, которых кто-то двигает в витрине. Пирс сидит и смотрит на нас, время от времени подаваясь ближе и прикасаясь то к ее груди, то к моим волосам.
Потом они начинают целоваться, и Пирс запускает руку ей под ночнушку. Глаза у него зажмурены, но каждые пару секунд он трогает ее за бедро – словно чтобы удостовериться, что она на месте, а потом приоткрывает один глаз – чтобы убедиться, что и я тоже никуда не делась. Я наклоняюсь к ней и тоже хочу ее поцеловать, но он выставляет между нами руку и не дает мне приблизиться. Я падаю на кровать лицом вниз. И вот она уже лежит на мне, а он – на ней. Сначала я притворяюсь скалой. Потом девушкой из «Метаморфоз», которая превращалась в дерево. Тела их то прилипают друг к другу, то расклеиваются с влажным звуком. Теперь ясно, когда они занимаются любовью, это звучит так, словно кто-то шлепает рыбьими тушками о прилавок. Вперед-назад, вперед-назад, ооо. Ооо.
Просто удивительно, как сильно он в нее вбивается. А Нэнси не издает ни звука, только вздыхает. Я все спрашиваю, уверена ли она, что он трахает не меня.
Все в порядке, отвечает она. В порядке.
Уж поверь, ты бы поняла, дорогуша.
Когда все заканчивается, Нэнси слезает с меня и сдувает прилипшую ко лбу челку. Вид у нее растерянный, щеки горят. Она переводит взгляд с меня на Пирса, но в глаза ему не смотрит. Взгляд у нее расфокусированный. Устроившись поудобнее на постели, она вроде хочет что-то сказать, но осекается. А потом говорит – сейчас вернусь. Натягивает ночнушку, берет полотенце и хлопает меня по плечу. Рука у нее дрожит. Потом она выходит, а я так и лежу на кровати Пирса, поверх темного покрывала, словно меня выкинуло сюда приливом. Слышу, как захлопывается дверь ванной. Пирс облачился в шелковый халат в «огурцах». Изумрудный, с темно-зеленым воротом. Глаза у него черные, как икра.
Он кладет руку мне на колено, а я притворяюсь, что не замечаю, потому что, если закрыть глаза, можно представить себе, что это Эзра. Не стану думать о Нэнси и о том, как она за нас тревожится. Бородка Пирса колется куда сильнее, чем я себе представляла. Рот у него холодный, а язык быстрый и скользкий. И я решаю про себя, что он похож на обитателя холодных вод.
Делай со мной, что хочешь, говорю я.
Голос у меня странный, очень тягучий. И руки какие-то не мои.
Пирс хрипит, словно вдруг подавился.
Изможденная луна жмется к стеклу, будто пытается пролезть в комнату. Я закрываю глаза и представляю себя другим животным. Золотой рыбкой, трепещущей, пылающей, умирающей от боли, стряхивающей старую чешую, обновленной, оранжевой, быстрой, как свет, начинающей все сначала.
Глаз я так и не открываю и потому не замечаю, как открывается дверь ванной. Нэнси застывает в дверном проеме, глядя на меня так, словно я только что выползла из-под камня.
10
- О женщинах и соли - Габриэла Гарсиа - Русская классическая проза
- Спаси и сохрани - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
- Роль труда в процессе превращения человека в обезьяну - Аркадий Белинков - Русская классическая проза
- Дикие - Леонид Добычин - Русская классическая проза
- Это я – Никиша - Никита Олегович Морозов - Контркультура / Русская классическая проза / Прочий юмор
- Былое и думы. Детская и университет. Тюрьма и ссылка - Александр Иванович Герцен - Классическая проза / Русская классическая проза
- Моя правда - Андрей Дергунов - Русская классическая проза
- Черная немочь - Михаил Погодин - Русская классическая проза
- Студент-драгун - Александр Куприн - Русская классическая проза
- Пароход Бабелон - Афанасий Исаакович Мамедов - Исторический детектив / Русская классическая проза