Люди, боги, звери - Антоний Оссендовский

После завтрака полковник Казагранди пригласил меня в свою юрту обсудить положение в Западной Монголии, где ситуация все более обострялась.

— Вы знакомы с доктором Геем? — спросил меня Казагранди. — Он очень помог мне при создании отряда, а теперь Урга обвиняет его, цазывая большевистским агентом.

Я постарался, как мог, защитить Гея. Он и мне помог, кроме того, ему доверял Колчак.

— Да, конечно. И я приводил те же доводы, — сказал полковник, — но прибывший сегодня Резу-хин привез с собой перехваченные донесения Гея большевикам. Приказом барона Унгерна Гей и его семья отправлены сегодня в штаб Резухина, и, боюсь, несчастные не доберутся до места.

— Почему? — спросил я.

— Их прикончат по дороге, — ответил полковник Казагранди.

— Что же делать?! — воскликнул я. — Гей не мог примкнуть к большевикам: он слишком умен и хорошо воспитан для этого.

— Не знаю, не знаю, — уныло пробормотал полковник.

— Попробуйте поговорить с Резухиным.

Я решил тут же отправиться к Резухину, но в этот момент в комнату вошел полковник Филиппов. Он затеял долгий разговор об ошибках, допускаемых в обучении солдат. В конце концов, я все же надел верхнюю одежду, но тут появилось еще одно новое лицо — плюгавый офицер в потрепанном монгольском плаще и выцветшей казачьей фуражке, правая рука его была на черной перевязи. Это оказался генерал Резухин, которому меня сразу же представили. Генерал повел беседу любезно и весьма искусно — расспрашивал как бы между прочим, как мы с Филипповым провели последние три года, шутил и смеялся, не выходя за рамки обычной учтивости. Когда он собрался уходить, я воспользовался моментом и вышел вместе с ним.

Вежливо и внимательно выслушав меня, генерал тихо сказал:

— Доктор Гей — большевистский агент, он только притворялся сочувствующим Белому движению, чтобы половчей подглядывать и вынюхивать. Нас окружают враги. Русские деморализованы, за деньги они готовы предать всех и вся. Таков Гей. Впрочем, теперь нет нужды его обсуждать. И он, и его семья мертвы. Сегодня в пяти километрах отсюда мои люди зарезали их.

Оцепенев от ужаса, смотрел я на этого юркого коротышку с тихим голосом и учтивыми манерами. В глазах его было столько неукротимой ненависти, что мне стала понятна та робкая почтительность, с какой держали себя в его присутствии офицеры. Позднее, в Урге, я много слышал и об отменном бесстрашии генерала, и о его безграничной жестокости. Цепной пес барона Унгерна, он был готов по первому приказу хозяина броситься в огонь или вцепиться неприятелю в глотку.

Не прошло и четырех дней, а «мои знакомые» действительно были «зарезаны» — итак, первая часть пророчества сбылась. Теперь смерть должна угрожать мне. Ждать долго не пришлось. Спустя два дня в урочище объявился глава Азиатской кавалерийской дивизии барон Унгерн фон Штернберг.

«Я вижу за твоей спиной смерть в облике бледнолицего человека»

Наводящий ужас генерал прибыл неожиданно, не замеченный постами Казагранди. Переговорив с полковником, барон выразил желание лично повидать Н.Н. Филиппова и меня. Об этом мне сообщил полковник Казагранди. Я хотел было тут же идти к барону, но полковник продержал меня у себя еще около получаса и только потом отпустил, напутствовав словами:

— Идите, и да поможет вам Бог!

Загадочное напутствие, не вселяющее надежды.

Я взял с собой «маузер», а за обшлаг сунул припасенный на всякий случай цианистый калий. Барон остановился в юрте военврача. Навстречу мне вышел капитан Веселовский с казачьей саблей и торчащим за поясом револьвером без кобуры. Он вновь скрылся в юрте, чтобы доложить о моем приходе.

— Прошу, — сказал он, выглянув из юрты. Взгляд мой прямо с порога упал на не успевшую еще впитаться в землю лужу крови — зловещее предзнаменование, которое прозвучало и в голосе человека, пригласившего меня войти. Я споткнулся.

— Входите же, — услышал я высокий тенор.

Стоило мне переступить порог, как в мою сторону с пружинящей ловкостью тигра метнулась фигура в монгольском халате из красного шелка. Сграбастав мою руку и хорошенько потряся ее, человек вновь рухнул на постель у полога юрты.

— Расскажите мне о себе. Все вокруг кишит шпионами и агитаторами! — истерично выкрикнул он, не спуская с меня настороженных глаз. За счи-таные мгновения мне удалось постичь не только внешность, но и характер барона. Маленькая головка на широких плечах, беспорядочно разметанные белокурые волосы, рыжеватая щетина усов, худое, изможденное лицо, вызывающее в памяти лики на старых византийских иконах. Затем все отступило перед проницательным взглядом стальных глаз, сверлящих меня из-под массивного выпуклого лба. Взгляд хищника из клетки. Даже за эти короткие минуты мне стало ясно, что передо мной очень опасный человек, способный на любые непредсказуемые действия. И все же, несмотря на явную опасность, я почувствовал себя оскорбленным. — Садитесь, — буркнул он, указывая на стул и нетерпеливо теребя усы.

Во мне нарастал гнев. Даже не подумав сесть, я сказал:

— Вы позволили себе оскорбить меня, барон. Мое имя достаточно известно, и вам не стоит говорить со мной в таких выражениях. Поступайте как хотите — сила на вашей стороне, но оскорблений я не потерплю.

Чуть не задохнувшись от удивления после моей тирады, он свесил ноги с кровати и вытаращился на меня, от удивления продолжая теребить усы. Стараясь выглядеть спокойным, я стал с видимым безраз личием оглядывать юрту и только тогда заметил генерала Резухина. Я поклонился ему, он отвечал тем же молчаливым приветствием. Затем я вновь перевел взгляд на барона, тот по-прежнему сидел на кровати, склонив голову и закрыв глаза, иногда он потирал лоб, что-то бормоча при этом.

Вдруг он поднялся и, глядя куда-то поверх меня, произнес визгливым голосом:

— Можете идти! Все ясно…

Я обернулся, чтобы понять, кому адресованы эти слова, и увидел бледное холодное лицо капитана Веселовского. Когда он вошел? Бог знает. Повинуясь приказу, капитан сделал четкий поворот кругом и вышел из юрты.

«Смерть в облике бледнолицего человека» действительно стояла за моей спиной, — подумал я, — но ушла ли она совсем?

Некоторое время барон молчал, размышляя, а потом заговорил бессвязно, не заканчивая фраз:

— Прошу простить… Поймите меня — всюду предатели! Честные люди перевелись. Никому нельзя верить. Имена вымышленные, документы поддельные. Глаза и слова лживые… Оскверненная большевиками страна деморализована. Я только что приказал зарубить полковника Филиппова, называвшего себя представителем российского Белого движения. В его одежде нашли два зашитых большевистских кода… Когда мой офицер занес над ним саблю, он воскликнул: «Зачем ты убиваешь меня, товарищ?» Разве можно сейчас кому-нибудь верить?..

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});