Люди, боги, звери - Антоний Оссендовский

В Монголии почти повсюду мне попадались серовато-жедтые степные куропатки, летающие парами или стайками. Этот вид называют «салга» или «куропатка-ласточка» из-за длинных остроконечных, как у ласточки, хвостов, а также из-за похожего бреющего полета. Птицы эти то ли очень смелые, то ли просто пассивны: они разрешают приблизиться к ним на расстояние десяти-пятнадцати шагов, но, поднявшись в воздух, сразу взмывают высоко и долго без устали летают, пересвистываясь, как ласточки. В окрасе птиц преобладают светлые оттенки серого и желтого цветов, но у самцов на спинке и крылышках симпатичные шоколадные пятнышки, а ножки и лапки покрыты густым оперением.

Только путешествие «по урге» позволило мне сделать эти интереснейшие наблюдения в безлюдных районах, хотя у такой поездки были и свои недостатки. Монголы везли меня очень быстро и кратчайшим путем, с удовольствием получая за свои труды награду в виде китайских долларов. Но после пяти тысяч миль в казачьем седле, которое теперь, пропыленное, тряслось в коляске рядом со мной, душа моя восставала, когда меня как вещь подбрасывало и швыряло в разные стороны на камнях, ухабах и рытвинах. Сама колымага, влекомая вперед дикими лошадьми, которые управлялись не менее дикими всадниками, трещала и подпрыгивала и не разваливалась разве что из патриотизма, как бы желая доказать удобство и привлекательность монгольских транспортных средств! У меня ныли все кости. Наконец у меня уже при всяком толчке вырывался стон, а затем и вовсе случился острый невралгический приступ в раненой ноге. Ночью я не мог уснуть ни лежа, ни сидя, так и пробродил до утра возле юрты, прислушиваясь к громкому храпу ее обитателей. Временами мне приходилось отбиваться от двух больших черных псов, злобно бросавшихся на меня. На следующий день я выдержал эту муку только до обеда, а потом свалился, не в силах ни пошевелить ногой, ни вообще повернуться; в конце концов у меня начался жар. Пришлось остановиться. Я выпил весь свой запас аспирина и хинина, но облегчение не наступало. Меня ожидала еще одна бессонная ночь, о которой я не мог без страха подумать. Мы остановились в гостевой юрте неподалеку от небольшого монастыря. Монголы пригласили ла-му-врача, который дал мне два очень горьких порошка, заверив, что утром я смогу продолжать путешествие. Вскоре у меня усилилось сердцебиение, а боль стала еще острее. Прошла еще одна ночь без сна, но с восходом солнца боль отступила, а спустя час я приказал седлать мне лошадь, содрогаясь при одном виде коляски.

Пока монголы ловили лошадей, в палатку зашел полковник Н.Н. Филиппов, он рассказал мне, что они с братом, а также Полетика отмели все обвинения в связях с большевиками и получили разрешение от Безродного ехать в Ван-Куре к барону Ун-герну. Филиппов, конечно, не знал, что его проводник-монгол имел при себе бомбу, а другой послан вперед с письмом к Унгерну. Не знал он также, что его брат и Полетика уже расстреляны в Зайн-Шаби. Филиппов очень спешил, надеясь сегодня же попасть в Ван-Куре. Спустя час я выехал вслед за ним.

Старик прорицатель

Теперь мы передвигались от уртона к уртону. Нам всюду давали плохих, истощенных лошадей: животные не успевали отдохнуть — так много посыльных от Дайчина Вана и полковника Казагранди моталось по дорогам. В последнем перед Ван-Куре уртоне нам пришлось заночевать. Хозяйничали в нем пожилой тучный монгол с сыном. После ужина монгол взял обглоданную баранью лопатку и, посмотрев на меня со значением, положил ее на угли, сопровождая свои действия магическими заклинаниями.

— Хочу погадать тебе. Все мои пророчества сбываются.

Он вытащил кость, когда она совсем обуглилась, сдул золу и стал внимательно изучать поверхность лопатки, повернув ее к огню. Все это продолжалось довольно долго, потом старик, переменившись в лице, положил кость на угли вторично.

— Что там было? — спросил я со смехом.

— Тише! — прошептал он. — Я прочел ужасные знамения.

Он вновь извлек лопатку из жаровни и стал сосредоточенно осматривать, непрестанно читая молитвы и совершая странные телодвижения. Наконец его голос зазвучал торжественно и тихо:

— Я вижу за твоей спиной смерть в облике высокого бледнолицего человека с рыжими волосами. Ты будешь находиться на волосок от гибели, сам почувствуешь это и приготовишься умереть, но смерть отступит… Другой белый человек станет твоим другом… Не пройдет и четырех дней, как ты потеряешь знакомых тебе людей. Их зарежут. Вижу, как их трупы поедают собаки. Бойся человека с головой, похожей на седло. Он стремится уничтожить тебя.

После гадания мы еще долго сидели у огня, курили, пили чай, и все это время старик смотрел на меня со страхом. Я подумал, что, должно быть, именно так узники в тюрьме смотрят на приговоренного к смерти.

На следующее утро мы покинули дом моего предсказателя ещё затемно, и проехав пятнадцать миль, увидели на горизонте очертания Ван-Куре.

Полковника Казагранди я отыскал в штабе. Он происходил из хорошей семьи, был опытным, инженером и блестящим офицером, отличился в войне при обороне острова Моон в Балтийском море, а также сражаясь с большевиками на Волге. Полковник предложил мне принять настоящую ванну, каковая находилась в доме главы местной торговой палаты. Во время нашей беседы в комнату вошел высокий молодой капитан. Кудрявые рыжие волосы обрамляли его поражавшее необычайной бледностью одутловатое, бесстрастное лицо, на котором выделялись большие, с холодной проницательностью смотрящие глаза и удивительно изящный рот с нежными, почти девичьими губами. Его можно было бы назвать красивым, если бы не эта ледяная жесткость глаз. После его ухода полковник сказал, что это капитан Веселовский, адъютант генерала Резу-хина, ведущего борьбу с большевиками на севере Монголии. Оба тоже прибыли сегодня для переговоров с бароном Унгерном.

После завтрака полковник Казагранди пригласил меня в свою юрту обсудить положение в Западной Монголии, где ситуация все более обострялась.

— Вы знакомы с доктором Геем? — спросил меня Казагранди. — Он очень помог мне при создании отряда, а теперь Урга обвиняет его, цазывая большевистским агентом.

Я постарался, как мог, защитить Гея. Он и мне помог, кроме того, ему доверял Колчак.

— Да, конечно. И я приводил те же доводы, — сказал полковник, — но прибывший сегодня Резу-хин привез с собой перехваченные донесения Гея большевикам. Приказом барона Унгерна Гей и его семья отправлены сегодня в штаб Резухина, и, боюсь, несчастные не доберутся до места.

— Почему? — спросил я.

— Их прикончат по дороге, — ответил полковник Казагранди.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});