Мир Мрака 2027 - Иван Косолапов

  Их прикосновения я не мог не помнить. Поэтому. Повинуясь мимолётному порыву, я, сделав шаг в комнату, тихо спросил:

  – Папа?...

  Взгляд мужчины остановился. Прошла секунда, прежде чем его голова начала медленно пониматься, показывая лицо…

***

  – Ахахаха! Чёрт, Санька, Сашка, Саша, это ты! Действительно ты! Чёрт, до сих пор поверить не могу, нет.. но… чёрт, я даже не знаю какие слова подобрать… что-то в голову лезет, но… Саша-а-а, это правда! Нет, нет! Но… А-а-а-а-а, – отец никак не мог успокоиться.

  Как только он посмотрел на меня, он сначала недопонял, почему этот незнакомец его так назвал, однако уже через секунду пришло медленное восприятие происходящего, потом принятие информации, а потом и радостное понимание, а вместе с ним безграничное счастье.

  Он сначала долго теребил меня за плечи, хватал за лицо, проверял, не мерещится ли ему всё это. А затем быстро начал бегать по комнате, не зная, как быть. После этого он резко остановился, скинул все документы со стола, достал из шкафа газетный свёрток и положил его на место бумаг. Потом из шуфлядки вынул ещё один и пристроил рядом. Расстелил: там оказался хлеб, колбаса, и пакетики с чаем. Пригласив всех за стол, он только понял что нет кружек, вновь чуть заметался, параллельно выкрикивая, что это действительно я. В общем, только через минуту он наполнил небольшой чан водой, сунул туда кипятильник, и достал все кружки, расположив их рядом с нами.

  Сейчас же все сидели за столом. Как ни странно отец сел рядом со мной. Однако я до сих пор не мог сказать не слова… я лишь улыбался в полный рот, не давая своему сознанию воли поверить, что это всё действительно правда…

  – Чёрт, не может быть… Нет, но… но… как… как ты здесь оказался… и-и-и вообще… Что тут… А-а-ах! Я не могу, просто, не могу, – и тут он вдруг заплакал. – Не могу повер…

  – Па-а-ап! – разум всё же взял верх, а сердце поддалось чувствам.

  Улыбка мигом слетела с моего лица. Её заменила гримаса боли, а на глазах появились слёзы. Я кинулся к нему на плечи, как делал это в детстве. Пусть мы сидели, это никак не сковывало мои движения. Я привстал и обнял его за плечи, притом сделал это так быстро и резко, что сам не ожидал. Стол чуть пошатнулся, краем глаза я видел своих напарников, которые молча сидели и с небольшой улыбкой наблюдали за всем происходящим. Я же висел на плечах у отца и просто плакал. В комнате вдруг стало ничего не слышно, кроме моего прерывистого дыхания и сморкающегося носа.

  – Ха, да… да… не волнуйся, это правда я, – вдруг сказал он и, положив руку мне на спину, прижался ко мне. Потом я почувствовал, как его тело подрагивает, и понял: он тоже плачет…

  Так мы просидели где-то с секунды две, при том от Гоши с Антон не доносилось ни единого звука, до того, как папа, радостно прокричав, неожиданно резко отпрянул от меня, схватил за голову и молниеносно прислонил к моему лбу своим. Наши глаза оказались на одном уровне. Он улыбался, а я не мог сдержать прерывистый смех.

  – А-а-а-ахаха, это действительно ты! Сашка, сынок мой, правда, ты! – всё говорил он, теребя меня за волосы. – Да, эти глаза я не мог забыть, а о твой смех… хаха, такой редкий и такой чистый, ну разве его не запомнишь?...

  Я закрыл глаза и просто улыбнулся. Широко-широко, как давно не улыбался. Наши лбы были ещё прислонены друг к другу, и поэтому близость ощущалась ещё сильнее… Мне так хотелось, чтобы этот миг не кончался… никогда…

  – Да-а, вы действительно похожи, – с искренней улыбкой, хоть ему она далась и нелегко, тихо сказал Гоша.

  Мы обернулись на его голос. Отец, отстранив правую руку от моей головы, продолжая улыбаться, посмотрел на Георгия, потом вновь на меня, левой потеребил волосы, при этом пошире открыв глаза, как бы в ожидании чего-то прекрасного,  полностью обернулся к моим товарищам и спросил, скорее констатируя факт:

  – Это вы его привезли? – Гоша коротко кивнул, Антон, роящийся в своём МР3 плеере, с небольшой улыбкой взглянул на моего отца. – Спасибо, спасибо вам огромное, – папа вдруг с остервенением, чуть не перекульнувшись через стол, начал жать им руки. – Я… я уже не верил, – он вновь заплакал. Я тоже не смог сдержать слёз, только теперь они лились куда меньшим потоком. Стесняясь своего счастья, я прикрылся рукой и начал быстро вытирать их рукавом мастерки. Мои напарники глядели на всё происходящее с не сползающей, понимающей, мелкой улыбкой. – А вы… вы вернули мне то, что, как я думал, у меня уже забрали… Спасибо вам, спасибо…

  – Это вам спасибо, за вашего сына, – сказал тихо Гоша и отец, в это время жавший руку Антону, чуть приостановился, посмотрев на него. Я тоже приподнял взгляд, а Георгий тем временем простодушно продолжил: – Он великолепный охотник. Всегда относился к поставленной задаче с полной серьёзностью, и никогда не давал повода усомниться в себе…

  Гоша взглянул на меня и коротко подмигнул. Отец тоже посмотрел на меня, глаза были наполнены гордостью, а лицо украсила гримаса радости. Почему гримаса? Потому что он вновь чуть не заплакал. Но на сей раз он стерпел: громко выдохнув, он уселся обратно, посмотрел на меня с улыбкой, посмотрел на моих напарников и, как будто только очнувшись, чуть привстал со стула, сказав:

  – А что ж это вы так сидите, вы… вы ешьте… Я понимаю, конечно, не густо, но… но я обещаю вам, при приезде на Могилёвскую вам будет преподнесён такой ужин: пальчики оближите!... И… и я настоятельно рекомендую вам остаться у нас. Вам будут выданы великолепные места в охранном блоке, я гарантирую. С жильём тоже не проблема, всё будет по лучшему разряду…ради таких людей, нам не жалко… – папа говорил всё это так быстро, при этом так энергично жестикулируя, что я еле смог понять половину из его слов.

  Однако Гоша с Антоном, видать, поняли всё: наверное, я был слишком рад видеть его, что несильно прислушивался к тому, что он говорил.

  – Спасибо вам огромное, я буду вам очень благодарен, – сказал, приложив руку к сердцу и, как бы, чуть поклонившись, Гоша. – И мой напарник, я думаю, тоже.

  Он посмотрел на Антона. Тот сидел, глядя в свой плеер, и не понимал, что вышесказанное относится именно к нему. Осознание этого пришло в его голову только тогда, когда он понял, что вокруг стало слишком тихо. Тогда он резко поднял голову, спросив при этом:

  – А?... А, да-да, конечно. Я тоже рад… – он ещё раз опустил взгляд в экран плеера и вдруг сказал, неожиданно переведя тему: – Извиняюсь, нет ли у вас здесь розетки?

  – А-а-а, э-эм, нет, то есть да. Конечно есть, – чуть замялся отец. – Вон она, рядом со шкафом, слева, – указывая направление, ответил он.

  – А, ага, спасибо, – всё это Антон произнёс уже вставая.

  Подойдя к стене, он снял рюкзак, чуть порылся в нём, достал оттуда переходник, присоединил к нему МР3 и вставил вилку в источник питания… Экран плеера засветился, и на нём показалась постепенно заряжающаяся батарея.

  – Ого, теперь нечасто такое увидишь, – произнёс папа, с неким непониманием посмотрев на Антона, а ведь совсем недавно подобное бы показалось обыденной вещью.

  – Привычка. Я музыку, больше чем людей люблю, так ещё до войны было, до сих пор осталось, а всё потому, что она единственная, кто меня понимает, – медленно вставая, произнёс молодой охотник.

  – Хм, что ж, такое бывает, – с пониманием сказал отец и повалился в кресле. Он вновь с любовью посмотрел на меня, и, вздохнув, произнёс: – Ха, чёрт, я даже не верю, блин… Вот бы твоя мать это увидела…

  Мама? Точно!

  –Пап?! Где моя мама? – неожиданно, даже для самого себя, подскочил я из-за стола, чуть всё не перевернув.

  – Ой-ой, Сашка, остынь… Надя жива, не волнуйся. Она… Она просто чуть-чуть приболела… – мой отец плохо умел врать, и сейчас я видел по его глазам, что он что-то не договаривает…

  – Па, даже не пытайся меня обмануть, – я чуть нагнулся над ним, чтобы казаться больше, чем есть, раньше это работало.

  Он посидел недолго, посмотрел мне в глаза, потом, отведя свой взгляд, чуть улыбнулся и проговорил:

  – Ну да, лгать своему сыну бесполезно… Давайте-ка я сделаю чайку и всё объясню, – он привстал, взял кувшин с кипятком, повыливал его в четыре кружки, бросил в каждую по пакетику и два кусочка сахара, выдохнул, и, не садясь обратно, медленно помешивая ложкой, стоя начал рассказывать: – Твоя мама правда жива, и она действительно больна. Но совсем не “чуть-чуть”. Это болезнь совсем новая, первые её очаги были зафиксированы месяца три назад. Ей уже успели дать название, но оно такое замудренное, что я, конечно же, не запомнил. Зато я запомнил главное: все, кто был поражён ею, погибали… – он обвёл нас взглядом. – Ни единого выжившего. Заразившийся человек первую неделю может даже не понять, что с ним что-то не так, для распространения по организму вирусу нужно время. Да, это именно вирус. Передаётся он во время Песочных Штормов, – насколько я понял, так здесь назывались Бури, – любой, на кого попадало хотя бы небольшое количество песка, становился заражённым. И вот Наде не повезло. Конечно, что бы болезнь начала действовать, песок должен был попасть на оголённый участок кожи, однако тогда твоя мама была в полной экипировке, и как эта малая частица смогла залезть под неё – непонятно. Однако факт остаётся фактом. Видишь ли, Надежда является у нас одним из отряда “Искателей”, который она сама и образовала, в нём она главная и не один рейд поэтому не пропускает. Со своими людьми она ищет то, что можно использовать на нужды “Станция Заводского района”, и в этот рейд они отправились как раз после Шторма. Я отговаривал, но нет, она была как обычно непреклонна… И вот теперь она лежит в доме на Охотской, в котором, как мне доложили, есть также немало заболевших. Там же их и пытаются вылечить: говорят, что они, мол, получили некие препараты из Цирка… Да вот только я несильно в это верю. Твоя мать заразилась всего две недели назад, жертва погибает в жутких муках за два месяца. Поэтому у неё пока есть время, но в её спасение я уже, хм, несильно верю… Хотя, ха, раньше я не верил, что вновь увижу тебя, так что.. всё возможно…