Американская ария князя Игоря - Алекс Экслер

— Ты о чем? — недоуменно спросил Вадик. — Какие, к черту, рыцари?

— Я про Уитни, — объяснил Сергей. — Ни одной высокой ноты не берет. Поворачивается к подпевке, и кто-то из них за нее вытягивает. Ты что, не заметил?

— Нет, — признался Вадик. — Да мне на самом деле пофиг. Я попсу вообще не люблю.

— А мне не пофиг, — вздохнул Сергей. — Я ее люблю. Ну, то есть любил. Раньше.

В этот момент мадам Хьюстон допела песню, сорвала аплодисменты, взяла с колонки бокал с каким-то напитком и припала к нему.

— А тетка не дура выпить, — раздался голос Игоря, который вернулся к друзьям, причем на этот раз без всяких церемоний с «братанами».

Сергей посмотрел на друга. Тот раскраснелся, улыбался во весь рот, и от него вкусно пахло бурбоном.

— Один двойной или два двойных? — поинтересовался Сергей.

— Да что я, алкаш, что ли? — возмутился Игорь. — Один двойной. Потом одинарный. Потом еще одинарный. Зато теперь я могу слушать эту Уитни в полный Хьюстон. Кстати, где она?

На сцену в этот момент вышел какой-то толстый негр в очках, который взял микрофон и запел Change the World Эрика Клэптона.

— Не понял, — сказал Игорь. — Что-то она как-то резко изменилась. Паричок, что ли, сняла?

Сергей пихнул его в бок, чтобы Игорь замолчал.

— О! — обрадовался Игорь, прослушав куплет с припевом. — Да я за этого пузана сотню хьюстонов отдам. Кто такой, почему не знаю?

— Понятия не имею, кто это, — сказал Сергей. — Дай песню дослушать, классно же поет.

Мужик между тем действительно пел отлично: у него был хороший бархатный баритон, а манера исполнения звучала даже эффектнее, чем у Клэптона.

Впрочем, негры в зале хлопали ему на порядок менее восторженно, чем своей Уитни. Зато трое друзей аплодировали вовсю и даже орали «Браво!».

На сцену снова вышла Хьюстон и представила мужика — это оказался ее кузен.

— А еще говорят, что на кузенах гениев природа отдыхает. Да он поет на порядок лучше нее, — раскипятился подогретый алкоголем Игорь. — Дайте мне имя этого парня — я куплю все его диски!

— Она же его назвала, — сказал Сергей. — То ли Барри, то ли Бобби.

— То ли Чак, — сказал Вадик. — Но фамилия — не Хьюстон.

— В общем, Джедедайя, — подытожил Игорь. — Короче, имени певца мы не знаем. Фамилии тоже. Но подвиг его бессмертен — это же надо было так круто Change the World изобразить.

— У тебя просто эйфория на фоне четырех дринков и халтуры мисс Хьюстон, — объяснил Сергей.

Между тем Уитни снова запела. На этот раз она даже сумела простоять на сцене, не садясь, первый куплет и припев. Но потом сдуру полезла по тонам вверх, дала заметного «петуха», махнула рукой ансамблю — и тот сделал длинный проигрыш, во время которого певица что-то долго прихлебывала из бокала.

— Мужики, но вообще это дикое позорище, — сказал Игорь. — Если это называется настоящим американским шоу, то ее уделает даже Киркоров. Света нормального нет, звук поганый, певица не только спеть ни черта не может, но даже на сцене стоять не в состоянии. Что это вообще такое?

— Да, зрелище то еще, — согласился Вадик. — То ли дело — джаз.

На сцене Хьюстон кое-как допела песню, опять зарядив вместо себя подпевку, сорвала аплодисменты и снова припала к бокалу.

— Нет, нам-то не особо обидно, — продолжал кипятиться Игорь. — В конце концов, это Атлантик-Сити, да и за билет мы заплатили чуть больше ста баксов. Хрен с ними. Мы сейчас уйдем, оттянемся в казино и все такое. Но представляете, что будет, когда эта блондиночка припрется в Москву с концертами? В Кремлевский дворец! Люди купят билеты в партер по цене от пятисот до двух тысяч баксов и там увидят вот такое! Будет же смертоубийство!

В этот момент к сцене толстая негритянка подвела маленькую девочку. Ее усадили на край сцены и сунули микрофон. Уитни объявила, что это ее дочь Кристина и что девчушка сейчас споет.

— Твою мать, — сказал Игорь. — Я не верю собственным глазам.

Заиграла музыка, и Кристина стала что-то завывать совершенно кошмарным голосом.

— Пошли отсюда к чертовой матери, — скомандовал Игорь. — Уже четко понятно, что мамаша ни черта спеть не может, а вот зачем нам за свои же деньги слушать дочек, нянь, осветителей и ее водителя, я совершенно не понимаю. Пошли.

Вадик послушно вскочил, ему было на все наплевать, да и Сергей поднялся, понимая, что Игорь полностью прав: этот концерт кроме как несусветным позорищем назвать было нельзя.

Впрочем, похоже, что только они реагировали на происходящее столь негативно. Негры в зале по-прежнему улыбались, взрывались аплодисментами и орали: «We love you, baby!» Их вполне устраивало завывание дочки, они были готовы слушать водителя, повара и даже садовника.

— Я этого никак не могу понять, — признался Сергей, когда они засели в ближайшем баре с выпивкой. — Они не только не ушли с концерта, но ее даже не освистали. А это не просто халтура, а несусветная халтура. Проще ей было выползти на сцену, сесть на стул и врубить диск со своими старыми записями, где она еще в голосе была. Но как можно так позориться-то?

— У меня есть одна мысль по этому поводу, — заметил Игорь, прихлебывая из своего бокала. — Я просто вспомнил, как ходил в «Сатирикон» на концерт Аркадия Райкина летом восемьдесят седьмого года. Аркадию Исааковичу было тогда семьдесят пять лет. Ему было тяжело не только играть — ему ходить было тяжело, и он старался больше сидеть. Конечно, это была уже только тень замечательного артиста. Но публика, разумеется, не только не освистала его, но и встречала и провожала бурными овациями. Все понимали, что это счастье — увидеть живого Аркадия Райкина. Он потом умер в декабре того года.

— И что? — спросил Сергей.

— И то, что эти ребята в зале точно так же относятся к Уитни Хьюстон, — ответил Игорь. — Они в ней видят любимую певицу, невзирая ни на что: ни на то, что у нее голоса уже никакого ни черта не осталось, ни на то, что она не просто не танцует, а уже стоять на сцене не может, ни на то, что она вместо себя заряжает петь вообще кого угодно, включая безголосого ребенка.

— Думаешь, они считают, что Уитни со своей наркоманией скоро скопытится и они в последний раз видят живую Хьюстон? — спросил Сергей. — Все-таки сравнение с Райкиным не сильно удачное. Тетка еще молодая и полная сил. А что она не в состоянии элементарно выступать по причине алкоголя-наркотиков, но при этом лезет на сцену и устраивает позорище — на такое Райкин был не способен.

— Да я-то с тобой согласен, — сказал Игорь. — У меня то же самое впечатление — позорище редкостное. Я тебе просто объясняю, как на нее реагируют местные. Для них она — суперзвезда. Поэтому они ей прощают любую халтуру. Они ее любят — слышал же, как братаны орали весь концерт.

— Ну и фиг с ним, — сказал Сергей. — Это их проблемы. Мне просто обидно, что вместо настоящего американского шоу я увидел какую-то профанацию. Ладно еще, когда в Москву вместо нормальных шоу привозят какие-то огрызки, причем за дикие деньги. Но здесь-то, в самом логове шоу-бизнеса…

— Не расстраивайся, — сказал Вадик. — Завтра на джаз в Нью-Йорк едем. Вот там поймешь, что такое настоящее шоу.

Сергей тяжко вздохнул. Он не любил джаз. Но не мог обидеть Вадика отказом, тем более что тот на них уже потратил кучу своего времени.

— Ладно, — сказал Игорь, допивая свою порцию. — Пошли хоть в казино оттянемся. Надо как-то настроение себе поднять…

21. Казино «Тадж-Махала»

Казино звенело мелодичными переливами игровых автоматов, сверкало огнями и, как полагается, создавало сугубо деловую обстановку из серии «сегодня развлекаемся, а завтра — хоть потоп».

— Сразу предупреждаю, это не Лас-Вегас, — строго сказал Игорь. — Поэтому особо оттягиваться не будем. Так, продуем по паре сотен, после чего на горшок и спать. Иначе не в коня корм.

— Да ладно тебе, — обиделся за Атлантик-Сити Вадик. — Нормальные тут казино. В Вегасе, конечно, покруче и побольше, но, если подумать, везде все одинаковое. Кстати, а ты в Вегасе в каком отеле был?

— Ни в каком он не был, — сдал друга Сергей. — Просто Игорь, как всегда, знает все намного лучше тех, кто в этом Вегасе реально был.

— Сколько я прочитал о Вегасе, даже Стив Уинн не прочитал, — важно сказал Игорь. — Меня всегда этот город интересовал. Вадик, скажи, вот ты знаешь…

— Не знаю, — равнодушно прервал его Вадик. — Мне вообще пофиг. Давайте уже сыгранем — и домой. Устал я что-то. Сейчас возьму пивка…

— А вот с пивком — обломитский-антисемитский, — ласково сказал Игорь. — Так как я тут уже конкретно вдарил по вискарьку, за руль не сяду, однозначно.

— Как это? — горестно спросил Вадик, который, судя по всему, еще с утра твердо решил с пивом в этот день не расставаться.

— Очень просто, — сказал Игорь. — Твоя машина — ты и веди.