Авалон. Возвращение короля Артура - Стивен Рэй Лоухед

надлежит подать эту новость. Будьте уверены, событие получит надлежащее освещение.

Джеймс представил себе, как это будет, и содрогнулся. Ему совсем не улыбалась перспектива предстать перед тысячей враждебно настроенных камер и по собственной инициативе стать мишенью для насмешек и оскорблений. Он примерно представлял, какой будет реакция газет, особенно тех, которые требовали отмены смертной казни. По мнению прессы, нация только избавилась от одного слабенького монарха, и вовсе не рвется обзавестись другим. Его тысячу раз осудят, распнут, повесят, четвертуют и расстреляют еще до того, как он успеет закончить предъявлять свои права. Он так и сказал Эмрису. Старик сочувствовал.

— Я бы и сам хотел обставить это как-нибудь иначе, да только короткий болевой шок — хорошее средство, если мы хотим привести нацию в чувство.

Они еще пообсуждали, как лучше обставить заявление. Джеймс слушал и все пытался убедить себя, что это имеет к нему отношение, но получалось плохо. Общий смысл ускользал, и предлагаемые подробности только раздражали. В какой-то момент он почувствовал, что больше не вытерпит, встал и заявил, что ему надо прогуляться, чтобы проветрить мозги и подумать о том, что и как он скажет.

— И то верно, — согласился Эмрис. — Побудь в неизвестности еще немножко.

И вот он бесцельно брел по дорожке, пытаясь унять бурю эмоций. Он осознавал, что сам позволил делу зайти так далеко, даже не пытавшись протестовать. Несмотря на обещание, данное Эмрису в Каэр Лиал, он на самом деле не верил, что действительно собирается взойти на трон. До этого момента он просто подыгрывал старику, но теперь игра становилась слишком серьезной. Что, если Эмрис прав? Что, если смерть Коллинза была напрямую связана с работой, которую он проделал, чтобы обосновать претензии Джеймса на трон? Если так, то ставки были высоки и становились все выше: один человек уже поставил свою жизнь на кон и проиграл, и теперь уверенность Джеймса в том, что он доведет дело до конца, изрядно пошатнулась.

Но если он сейчас сойдет с круга, значит, бедняга Коллинз погиб напрасно? Мысль разозлила Джеймса. Смерть Коллинза была не нужна. Она представлялась жертвой, требовавшей от него какого-то ответа, а он не хотел отвечать. Он не просил об этом; и вообще идея была не его. Все происходит слишком быстро. Ему нужно время, чтобы все обдумать, но какие тут размышления, когда события несутся галопом?

И не пора ли вообще прекратить эту безумную гонку к трону, пока еще кто-нибудь не пострадал. Допустим, он скажет Эмрису, что не будет отстаивать свое право на престол. Вот сегодня вечером и скажет. Постарается объяснить, что какой бы достойной и благородной ни казалась идея, она просто не сработает.

Придя к какому-то решению, Джеймс почувствовал облегчение, повернул и пошел обратно, думая, как лучше преподнести свои мысли Эмрису.

За обедом он был погружен в себя, плохо осознавая, что говорят вокруг него. Это заметили все. Кэролайн и Дональд о чем-то мило беседовали, даже не пытаясь отвлечь Джеймса. Только Кэл предпринял небольшую попытку вызволить друга из пучины мыслей.

— Не унывай, чувак, — посоветовал он, сидя рядом с Изабель. — Послезавтра станешь королем, а скептики могут идти куда подальше.

Вечер кончался, а Джеймс так и не нашел ни времени, ни слов, чтобы поговорить с Эмрисом. Большую часть ночи он провел без сна, утром встал очень рано. Накинув халат, он спустился на кухню, чтобы сварить кофе. Увидел телефон на стене и решил позвонить Эмрису.

Он набрал номер. Эмрис взял трубку после второго гудка. Да что он, не спит никогда, что ли? Джеймс помолчал и выпалил.

— Нам надо поговорить. Прямо сейчас. Ты сможешь побыстрее приехать?

— Джеймс, — в голосе Эмриса звучало беспокойство, — что-то не так?

— Когда ты приедешь?

— Минут через пятнадцать, — сказал Эмрис. — А что за спешка? Что случилось?

— Ничего не случилось, — сказал ему Джеймс. — Просто нам надо поговорить.

— Хорошо. Я скоро буду.

Джеймс повесил трубку и занялся поиском кофе. Появилась Изабель — взлохмаченная и зевающая в клетчатом фланелевом халате — и вопросительно посмотрела на него.

— Доброе утро, Джеймс, — сказала она, включая свет. — Услышала, что кто-то возится здесь внизу. Думала, уж не грабители ли пожаловали…

— Сожалею. Я не хотел вас будить.

— Ерунда! Все равно вставать пора. Я знаю, что сегодня очень важный день, и решила приготовить свой знаменитый завтрак «шведский стол». Бог свидетель, неизвестно, когда еще удастся нормально поесть.

— Возможно, вы правы, — согласился Джеймс. — Но мне бы чашку кофе прямо сейчас.

— О! Я ничего не делаю по утрам без кофе, — отозвалась она, доставая из буфета большие чашки.

Эмрис приехал, когда они с Изабель допивали первый кофейник.

— Доброе утро, мистер Эмрис, — весело приветствовала она старика. — Зашли проведать своего голубоглазого мальчика? Надо же убедиться, что он не сбежит, как в прошлый раз?

— Именно поэтому я и пришел. — Эмрис проницательно посмотрел на нее.

— Кофе?

— Спасибо, Иззи, конечно, — сказал он, принимая от нее дымящуюся чашку. — Итак, Джеймс, что у тебя на уме сегодня?

— Я не могу на это пойти, — сказал, как выдохнул, Джеймс. Его больше не заботило, кто услышит его слова и что при этом подумает. Он намучился ночью и теперь хотел избавиться от проблем как можно быстрее. — Не буду я королем. Найди себе кого-нибудь другого. С меня хватит.

Глава 20

Эмрис откинулся на спинку стула и некоторое время сидел, барабаня длинными пальцами по столу. Когда он заговорил, голос его звучал размеренно и спокойно.

— Хорошо. Давай позавтракаем, а потом я хочу тебе кое-что показать. Сходишь со мной.

— Далеко? — с подозрением в голосе осведомился Джеймс.

— Рядом. Это здесь, в Лондоне.

Эмрис устремил на Джеймса свои золотистые глаза, и в этом взгляде заключалась такая сила, что Джеймс вздрогнул. Глаза пронзали его насквозь, опрокидывая любое его сопротивление.

— Не знаю… — с сомнением протянул он.

— Это не займет много времени. Час, от силы — два, это все, о чем я прошу.

— Я решил, — набычившись, сказал Джеймс. — Если думаешь отговорить меня, даже не пытайся. Только время зря потратишь.

— Это мое время. Тебе не стоит о