Лорд Байрон. Заложник страсти - Лесли Марчанд

В час дня 10 декабря леди Байрон родила девочку. Согласно позднее появившейся истории (из третьих уст), когда «Байрону сообщили, что он может увидеть свою дочь, он, глядя на нее с восторженной улыбкой, внезапно изрек: «Какое орудие пытки я приобрел в тебе!». Однако, сообщая на следующий день Фрэнсису Ходжсону о рождении ребенка, Августа сказала: «Б. выглядит прекрасно и очень доволен своей дочерью, хотя, думаю, предпочел бы сына». Миссис Клермонт говорила Хобхаусу после того, как леди Байрон перенесли в ее комнату, что «она никогда не видела, чтобы человек так любил и гордился своим чадом, как лорд Байрон… Сама леди Байрон часто говорила мужу, что он любит дочь больше, чем она сама, и прибавляла то, о чем лучше было бы промолчать, а именно: «И больше, чем меня».

При крещении ребенка нарекли Августой Адой. Второе имя было фамильным именем Байронов в правление короля Иоанна, кроме того, он находился под впечатлением того, что это было имя сестры Карла Великого, а также упоминалось в Книге Бытия (Ада, жена Ламеха). Через некоторое время девочку стали называть только вторым именем. Но несмотря на то, что Байрон гордился дочерью, это не сблизило его с Аннабеллой, как она тщетно надеялась. Его несуразные выходки стали еще резче после рождения ребенка. Позднее он писал об Аде:

Дитя любви! Ты рождена былаВ раздоре, в помраченьях истерии,И ты горишь, но не сгоришь дотла,И не умрут надежды золотые…

(Перевод В. Левика)

Байрон признавался Хобхаусу, что денежные дела доводили его «до безумства. Если бы я не был женат, то относился бы к ним легко». И еще: «…моя жена – само совершенство, лучшая женщина в мире, но заклинаю тебя, не женись», – добавлял он.

Вполне возможно, что Байрон не полностью осознавал, какое впечатление производит на впечатлительную Аннабеллу его поведение в моменты раздражения, когда он бывал пьян или выходил из себя. В приступе гнева он разбил вдребезги часы, которые носил с юношеских лет и брал с собой в Грецию. Позднее он признался лишь в одной грубой выходке по отношению к жене, хотя их могло быть и больше. Однажды, когда Байрон уже не мог выносить денежные затруднения, он вошел в комнату, где Аннабелла стояла у камина, и она спросила: «Я тебе мешаю?» Байрон говорил Хобхаусу: «Я ответил: «Да» – с особенным упором. Она разрыдалась и вышла из комнаты. Как можно быстрее я поднялся по лестнице («Бедняга, – заметил Хобхаус, – всем известно, что он хромой») и униженно просил у нее прощения. Это был единственный раз, когда я был с нею по-настоящему груб».

Трудно понять чувства Аннабеллы и ее мысли по поводу происходящих событий из последующих записей, однако очевидно, что развязка наступила 3 января 1816 года, когда Байрон зашел в ее комнату и с «потрясающей яростью» заговорил о своих связях с актрисами. Возможно, он уже прежде обсуждал с женой необходимость отказаться от дорогой квартиры на Пикадилли и переехать за город. Она должна была отправиться первой, пока он будет улаживать дела в Лондоне. 6 января Байрон написал Аннабелле записку, воздержавшись от встречи с ней, чтобы избежать сцен. Он просил ее назначить день ее отъезда в Керкби, куда ее пригласили родители. «Поскольку мне очень важно уехать из нашего дома, то чем быстрее ты назначишь день, тем лучше, хотя, безусловно, я в первую очередь приму во внимание твои желание и удобства. Естественно, ребенок поедет с тобой…»

Из истории Байрона, рассказанной Хобхаусу, следовало, что «жена была очень обижена этой запиской, вскоре после этого произошла ссора, но небольшая, и Аннабелла объявила, что полностью согласна с условиями. Она сама сделала попытку к примирению, назначив день своего отъезда».

Однако Байрон не знал всего, что происходило в душе внешне спокойной Аннабеллы. Она была убеждена, что ее муж сошел с ума. Ей удалось достать экземпляр «Медицинского журнала», в котором было описание водянки головного мозга, что, по ее мнению, могло быть причиной поведения Байрона. Она посчитала своим долгом осмотреть его вещи и письма и выявить в нем «особенности и признаки, являющиеся доказательствами данной болезни». Среди прочих вещей Аннабелла нашла маленькую бутылочку настойки опия и копию запрещенного романа маркиза де Сада «Жюстина». После этого, по словам Хобхауса, она «вывела заключение, касающееся поведения лорда Байрона, включая его слова, и особенностей внешнего вида и манер», о чем и поведала доктору Бэйли, который по ее просьбе пришел в дом и осмотрел найденные доказательства, но не сумел дать определенного ответа.

Аннабелла была так уверена в своем диагнозе, что попросила Хэнсона о встрече и прислала ему статью из журнала и свои комментарии. Хэнсон боялся, что у нее появились планы избавиться от мужа, и он спросил, есть ли у нее основания бояться за себя. Она ответила: «Нет, совершенно никаких, я всегда могу справиться с ним!» Хэнсон, давно знавший Байрона и привыкший к его странному поведению, убедил Аннабеллу, что «ее муж подвержен раздражению и, возможно, внезапным вспышкам агрессии и гнева и что он имеет привычку говорить такие вещи, о которых даже нельзя упомянуть в письме…».

Аннабелла откладывала свою поездку, надеясь, что появится внятный ответ на ее вопрос о психическом здоровье Байрона. Она почувствовала сильное облегчение, как сама позже признавалась, когда поверила, что дикие выходки ее супруга происходят от умственного расстройства. Осталось мало свидетельств о последних днях, проведенных Аннабеллой на Пикадилли-Террас, и о ее прощании с Байроном. Вероятно, он думал, что загладил свою вину извинениями, хотя и говорил Хобхаусу, что «последнее время испытывал раздражение, когда, подняв голову, обнаруживал, что жена смотрит на него со смешанным чувством жалости и волнения». Но, по словам Хобхауса, «Байрон с Аннабеллой до последней минуты поддерживали супружеские отношения…».

Наконец 15 января Аннабелла отправилась в путь. Она бы осталась и дольше, но капитан Байрон, который даже больше Аннабеллы принял всерьез угрозы ее супруга, «заявил, что не позволит мне оставаться дольше в этом доме, не сообщив моим родителям». Байрон не любил прощаться, особенно страшили его печальные расставания. Аннабелла была еще более эмоциональной. «Накануне отъезда из Лондона, – вспоминала она, – он ясно произнес в присутствии миссис Ли: «Когда мы трое вновь встретимся?» – на что я ответила: «Надеюсь, на небесах». Той ночью я со слезами на глазах рассталась с ним и ушла в комнату, где были миссис Ли и миссис Клермонт. Я совершенно потеряла самообладание и контроль над собой».

Воспоминания Аннабеллы о дне отъезда очень трогательны: «Я спустилась по лестнице: карета ждала у дверей. Я прошла мимо его комнаты. Там был большой ковер, на котором раньше лежал его ньюфаундленд. На какое-то мгновение у меня появилось искушение броситься на этот ковер и ждать, что бы ни случилось, но это чувство быстро прошло. Таким было наше расставание». Байрон больше никогда не увидел свою жену.

Глава 15

«Прощай!»

1816

Когда 15 января леди Байрон покинула дом на Пикадилли-Террас, в ее душе боролись противоречивые чувства, но ее сердце переполнялось нежностью и жалостью к человеку, которого она никогда не могла понять, самому прекрасному и невыносимому из всех людей. И не одно следование совету доктора писать только о приятных вещах побудило ее послать весточку Байрону во время остановки в Вуберне.

«Милый Б.!

Ребенок здоров и прекрасно переносит дорогу. Надеюсь, ты ведешь себя хорошо и не забываешь о моих советах и рекомендациях относительно твоего здоровья. Не поддавайся ужасной привычке писать стихи, пить бренди и никому и ничему, что принесет только вред.

Хотя я нарушаю твой запрет писать тебе, но позволь мне получить положительный ответ в Керкби.

С любовью Ада и я.

Душечка».

Мы склонны предположить, как и поступил Байрон, что пером Аннабеллы двигало сердце, а не рассудок, когда она написала из Керкби на следующий день после своего приезда:

«Милый Гусь!

Мы благополучно добрались в Керкби прошлой ночью, и нас проводили в кухню вместо гостиной по ошибке, пришедшейся бы по душе голодному человеку. Об этом и других происшествиях папа хочет написать тебе шутливое письмо, и они вместе с мамой мечтают, чтобы вся семья собралась вместе. Вся гостиная или что угодно в твоем распоряжении. Если бы я не искала повсюду Б., то уже наслаждалась бы деревенским воздухом. Маленькая мисс хорошо ест и быстро поправляется. Как хорошо, что «маленький ангел» еще не понимает всех ласковых слов, которые ей говорят, иначе бы она возгордилась. Передай мои самые искренние пожелания милой Августе от всех нас.

Твоя вечно любящая душечка».

Байрон и его друзья всегда считали такие письма ясным свидетельством того, что Аннабелла не собиралась покидать его навсегда после отъезда из Лондона. Но теперь очевидно, что она еще до отъезда приняла твердое решение не возвращаться к мужу, если ее убеждение в его умственном расстройстве не будет подтверждено врачами. Миссис Клермонт заявила, что «Аннабелла сказала: «Если он болен, я сделаю все возможное, чтобы облегчить его состояние, но если он здоров, я никогда больше не вернусь под его крышу». Накануне отъезда она твердила: «Если когда-нибудь я по глупости соглашусь вернуться к нему, то больше не выйду из его дома живой».