Полное собрание стихотворений. Том 2 - Николай Некрасов

Так ехала я три недели…

Однажды, заслышав какой-то содом,

Циновку мою я открыла,

Взглянула: мы едем обширным селом,

Мне сразу глаза ослепило:

Пылали костры по дороге моей…

Тут были крестьяне, крестьянки,

Солдаты и – целый табун лошадей…

"Здесь станция: ждут серебрянки,-

Сказал мой ямщик,- Мы увидим ее,

Она, чай, идет недалече…"

Сибирь высылала богатство свое,

Я рада была этой встрече:

"Дождусь серебрянки! Авось что-нибудь

О муже, о наших узнаю.

При ней офицер, из Нерчинска их путь…"

В харчевне сижу, поджидаю…

Вошел молодой офицер; он курил,

Он мне не кивнул головою,

Он как-то надменно глядел и ходил,

И вот я сказала с тоскою:

"Вы видели, верно… известны ли вам

Те… жертвы декабрьского дела…

Здоровы они? Каково-то им там?

О муже я знать бы хотела…"

Нахально ко мне повернул он лицо -

Черты были злы и суровы -

И, выпустив изо рту дыму кольцо,

Сказал: "Несомненно здоровы,

Но я их не знаю – и знать не хочу,

Я мало ли каторжных видел!.."

Как больно мне было, родные! Молчу…

Несчастный! меня же обидел!

Я бросила только презрительный взгляд,

С достоинством юноша вышел…

У печки тут грелся какой-то солдат,

Проклятье мое он услышал

И доброе слово – не варварский смех -

Нашел в своем сердце солдатском:

"Здоровы! – сказал он,- я видел их всех,

Живут в руднике Благодатском!.."

Но тут возвратился надменный герой,

Поспешно ушла я в кибитку.

"Спасибо, солдатик! спасибо, родной!

Недаром я вынесла пытку!"

Поутру на белые степи гляжу,

Послышался звон колокольный,

Тихонько в убогую церковь вхожу,

Смешалась с толпой богомольной.

Отслушав обедню, к попу подошла,

Молебен служить попросила…

Всё было спокойно – толпа не ушла…

Совсем меня горе сломило!

За что мы обижены столько, Христос?

За что поруганьем покрыты?

И реки давно накопившихся слез

Упали на жесткие плиты!

Казалось, народ мою грусть разделял,

Молясь молчаливо и строго,

И голос священника скорбью звучал,

Прося об изгнанниках бога…

Убогий, в пустыне затерянный храм!

В нем плакать мне было не стыдно,

Участье страдальцев, молящихся там,

Убитой душе необидно…

(Отец Иоанн, что молебен служил

И так непритворно молился,

Потом в каземате священником был

И с нами душой породнился.)

А ночью ямщик не сдержал лошадей,

Гора была страшно крутая,

И я полетела с кибиткой моей

С высокой вершины Алтая!

В Иркутске проделали то же со мной,

Чем там Трубецкую терзали…

Байкал. Переправа – и холод такой,

Что слезы в глазах замерзали.

Потом я рассталась с кибиткой моей

(Пропала санная дорога).

Мне жаль ее было: я плакала в ней

И думала, думала много!

Дорога без снегу – в телеге! Сперва

Телега меня занимала,

Но вскоре потом, ни жива, ни мертва,

Я прелесть телеги узнала.

Узнала и голод на этом пути.

К несчастию, мне не сказали,

Что тут ничего невозможно найти,

Тут почту бурята держали.

Говядину вялят на солнце они

Да греются чаем кирпичным,

И тот еще с салом! Господь сохрани

Попробовать вам, непривычным!

Зато под Нерчинском мне задали бал:

Какой-то купец тороватый

В Иркутске заметил меня, обогнал

И в честь мою праздник богатый

Устроил… Спасибо! я рада была

И вкусным пельменям, и бане…

А праздник как мертвая весь проспала

В гостиной его на диване…

Не знала я, что впереди меня ждет!

Я утром в Нерчинск прискакала,

Не верю глазам, – Трубецкая идет!

"Догнала тебя я, догнала!"

– "Они в Благодатске!"- Я бросилась к ней,

Счастливые слезы роняя…

В двенадцати только верстах мой Сергей,

И Катя со мной Трубецкая!

Глава 6

Кто знал одиночество в дальнем пути,

Чьи спутники – горе да вьюга,

Кому провиденьем дано обрести

В пустыне негаданно друга,

Тот нашу взаимную радость поймет…

"Устала, устала я, Маша!"

– "Не плачь, моя бедная Катя! Спасет

Нас дружба и молодость наша!

Нас жребий один неразрывно связал,

Судьба нас равно обманула,

И тот же поток твое счастье умчал,

В котором мое потонуло.

Пойдем же мы об руку трудным путем,

Как шли зеленеющем лугом,

И обе достойно свой крест понесем,

И будем мы сильны друг другом.

Что мы потеряли? подумай, сестра!

Игрушки тщеславья… Не много!

Теперь перед нами дорога добра,

Дорога избранников бога!

Найдем мы униженных, скорбных мужей,

Но будем мы им утешеньем,

Мы кротостью нашей смягчим палачей,

Страданье осилим терпеньем.

Опорою гибнущим, слабым, больным

Мы будем в тюрьме ненавистной,

И рук не положим, пока не свершим

Обета любви бескорыстной!..

Чиста наша жертва,- мы всё отдаем

Избранникам нашим и богу.

И верю я: мы невредимо пройдем

Всю трудную нашу дорогу…"

Природа устала с собой воевать -

День ясный, морозный и тихий.

Снега под Нерчинском явились опять,

В санях покатили мы лихо…

О ссыльных рассказывал русский ямщик

(Он знал по фамилии даже):

"На этих конях я возил их в рудник,

Да только в другом экипаже.

Должно быть, дорога легка им была:

Шутили, смешили друг дружку;

На завтрак ватрушку мне мать испекла,

Так я подарил им ватрушку,

Двугривенный дали – я брать не хотел:

– "Возьми, паренек, пригодится…""

Болтая, он живо в село прилетел.

"Ну, барыни, где становиться?"

– "Вези нас к начальнику прямо в острог".

– "Эй, други, не дайте в обиду!"

Начальник был тучен и, кажется, строг,

Спросил, по какому мы виду?

"В Иркутске читали инструкцию нам

И выслать в Нерчинск обещали…"

– "Застряла, застряла, голубушка, там!"

"Вот копия, нам ее дали…"

– "Что копия? с ней попадешься впросак!"

– "Вот царское вам позволенье!"

Не знал по-французски упрямый чудак,

Не верил нам, – смех и мученье!

"Вы видите подпись царя: Николай?"

До подписи нет ему дела,

Ему из Нерчинска бумагу подай!

Поехать за ней я хотела,

Но он объявил, что отправится сам

И к утру бумагу добудет.

"Да точно ли?.." – "Честное слово! А вам

Полезнее выспаться будет!.."

И мы добрались до какой-то избы,

О завтрашнем утре мечтая;

С оконцем из слюды, низка, без трубы,

Была наша хата такая,

Что я головою касалась стены,

А в дверь упиралась ногами;

Но мелочи эти нам были смешны,

Не то уж случалося с нами.

Мы вместе! теперь бы легко я снесла

И самые трудные муки…

Проснулась я рано, а Катя спала,

Пошла по деревне от скуки:

Избушки такие ж, как наша, числом

До сотни, в овраге торчали,

А вот и кирпичный с решетками дом!

При нем часовые стояли.

"Не здесь ли преступники?" – "Здесь, да ушли".

– "Куда?" – "На работу, вестимо!"

Какие-то дети меня повели…

Бежали мы все – нестерпимо

Хотелось мне мужа увидеть скорей;

Он близко! Он шел тут недавно!

"Вы видите их?" – я спросила детей.

"Да, видим! Поют они славно!

Вон дверца… Гляди же! Пойдем мы теперь,

Прощай!.." Убежали ребята…

И словно под землю ведущую дверь

Увидела я – и солдата.

Сурово смотрел часовой,- наголо

В руке его сабля сверкала.

Не золото, внуки, и здесь помогло,

Хоть золото я предлагала!

Быть может, вам хочется дальше читать,

Да просится слово из груди!

Помедлим немного. Хочу я сказать

Спасибо вам, русские люди!

В дороге, в изгнанье, где я ни была,

Всё трудное каторги время,

Народ! я бодрее с тобою несла

Мое непосильное бремя.

Пусть много скорбей тебе пало на часть,

Ты делишь чужие печали,

И где мои слезы готовы упасть,

Твои уж давно там упали!..

Ты любишь несчастного, русский народ!

Страдания нас породнили…

"Вас в каторге самый закон не спасет!"-

На родине мне говорили;

Но добрых людей я встречала и там,

На крайней ступени паденья,

Умели по-своему выразить нам

Преступники дань уваженья;

Меня с неразлучною Катей моей

Довольной улыбкой встречали:

"Вы – ангелы наши!" За наших мужей

Уроки они исполняли.

Не раз мне украдкой давал из полы

Картофель колодник клейменый: