Сто одна причина моей ненависти - Рина Осинкина

бы из вежливости.

Калугин голосом, в котором сквозили обида и отчаяние, выдохнул Сергею в отворот рубашки:

– Людмила сказала, что у нее есть какие-то доказательства, что Зину прикончил… я.

Сергей обомлел. Что угодно ожидал услышать, но только не это.

– И она пригласила меня сегодня зайти, чтобы эти доказательства предъявить. Поначалу я возмутился и бросил трубку, а потом решил – пойду. И не один, а тебя возьму с собой. Вот пускай в твоем присутствии она все мне и предъявит. Ты ведь не откажешь, а, Сереж? Сходим вместе, разберемся?

Он просительно посмотрел на соседа. Шарик, который уже нетерпеливо переминался с лапы на лапу, слегка потянул поводок, прихватив его клыками. «Погоди, Шар, сейчас пойдем уже», – не отворачивая взгляда от Портнова, произнес Николай Никитович и повторил просьбу: «Ну так как, Сережа, сходим?»

Сосед молчал. Вот так номер. Она что же – следствие по делу открыла? Так сказать, параллельно-независимое? На Миколетту это похоже. Анализировать Людмилины мотивы сейчас не стоит, а вот выводы, которые она сделала, пожалуй, нужно обдумать. При чем тут сосед-пенсионер? И так ли абсурдно ее предположение?

Никитович, не выдержав паузы, сбивчиво продолжил:

– Тебя, наверное, смутило, почему я к тебе обратился… Как бы так несимпатично получается, что я тебя прошу, чтобы ты Людмиле сказал, что я ни при чем, потому что это ты отраву Зинаиде подсыпал… Все не так, Сережа! Я ни единой минуты не верил, что это сделал ты! Просто свидетель разговора нужен, а к кому мне еще обратиться?

«Да хоть к бабе Вале Свешниковой, – с недоумением подумал Портнов. – Ей точно по кайфу будет. И свидетель из нее почти профи», – но вслух проговорил:

– Конечно, мы сходим вдвоем, если вы считаете, что так будет лучше. Хотя я уверен, что это недоразумение.

Недоразумение или факт – совсем не важно. Если Миколетта в своих подозрениях права, ей потребуется защита: не стоит оставаться один на один с преступником, когда обличаешь его в злодеяниях. Портнов подходящая для этого дела кандидатура.

Но, похоже, девочка здорово ошиблась. Если бы Калугин был убийцей, не позвал бы он Сергея сопровождающим, нет, не позвал бы. Потому что Сергей двумя пальцами левой руки придушит вот этого самого пенсионера, если тот отдаленным участком своего стариковского мозга только замыслит причинить вред его девочке. И, наверное, пенсионер об этом догадывается. Не слепой.

Конечно, ее домыслы полный абсурд, но Сергей приглашение примет. Уже его принял. И пойдет к ней. Чтобы просто еще раз посмотреть на нее вблизи. Кто знает, может, в последний?

Время перевалило за половину одиннадцатого, а Ступин все не появлялся. «Припрется без пяти – не пущу», – решила Людмила, подходя к кухонному окну.

Не хватало еще, чтобы из-за какой-то несчастной тысячи рублей была сорвана запланированная провокация. Никитович, увидев ступинскую рожу, тут же отчалит, пообещав зайти другим разом. И вот тогда Людкины шансы выбраться сухой из воды уменьшатся до минимального размера.

Напрасно она отказалась привлечь к делу Портнова. Все ж таки не для собственного удовольствия она эту авантюру затеяла, а исключительно чтобы Серегу выручить из беды. Вот только говорить ему об этом не нужно, потому что нельзя. Он очень гордый и помощи от нее не примет. Заодно все испортит. Как именно испортит? Да уж придумает – как.

А привлечь, не объясняя цели и задачи, тоже не получится. Он не дурак, чтобы оказывать помощь вслепую. Тем более тебе.

Раздвинув жалюзи на окне, Людмила окинула взглядом дворовый пейзаж. Пространство меж двух пятиэтажек было малолюдно. Только на детской площадке имелся народ – два пацаненка трех-четырех лет и одна девочка постарше. И, конечно, мамаши на скамейках по краям площадки, уткнувшиеся в смартфоны. Две – в смартфоны, а одна, консервативно так – в вязание.

Скрипучую и покосившуюся мини-карусель оккупировал единолично Витюша. Напряженно вытянув шею, смотрел куда-то поверх кустов, растущих по обе стороны пешеходной дорожки, пролегшей вдоль подъездов дома напротив. При этом ветровка у него на груди странно топорщилась.

Посмотрев, куда пялился компьютерный мастер, Людка увидела Альдочку, счастья ей и всяческих благ. Витюшина половина вышла из-за торца пятиэтажки и остановилась в нерешительности на углу.

Витюша пригнулся.

Клоунада.

И что дальше? Кинется к супруге? Или наутек?

Интересно, а Эсмеральда как-то ощущает, что за ней следят аж две пары глаз? Может, что-то и ощущает, судя по тому, как тревожно озирается.

Госпожа Ступина дошла до первого от нее подъезда и скрылась за металлической дверью с ржавыми пятнами поверх серой масляной краски. Прежде чем войти, задрала голову кверху, чтобы, видимо, рассмотреть что-то в окнах лестничных пролетов. Тухлый номер. Когда их там мыли в последний раз, окошки эти?

Не успела дверь за супругой притвориться, Витюша снялся с низкого старта и, втянув голову в плечи, метнулся в противоположную сторону. Людка проследила, как тот скрылся под козырьком ее подъезда, и приготовилась открывать дверь. Хотя поздновато он идет. Но причина вполне уважительная. Людмила хмыкнула.

Тут она вспомнила, что так и расхаживает в пижаме, и кинулась переодеваться. Звонок заливался, а она все еще копалась в шкафу с дикой мыслью, а вдруг сегодня придет Серега. Отчаявшись принять решение, обругала себя слабоумной: потому что с какой стати он должен прийти, – и напялила обычные спортивные штаны и футболку, в меру ношеные и совершенно неглаженые.

– Здорово, Валерьевна, – озабоченно проговорил Витюша, втискиваясь в прихожую и плотно прикрывая за собой дверь. – Еле ушел. Я хотел сказать, чуть было не опоздал. Ты же до одиннадцати прийти разрешила, а у меня дела срочные случились. И за тортиком заходил.

При этих словах его физиономия расплылась в самодовольной улыбке, и он вытащил из-за пазухи слегка потерявшую форму картонную коробку с шоколадно-вафельным деликатесом.

– Вот! – торжественно произнес Ступин, вручая презент Людмиле. – Ставь чайник, Людок, праздновать будем примирение.

Людмила молча смотрела на посетителя, никак не выразив восторга по поводу гостинца.

– А! Чуть не забыл, – фальшиво улыбнулся Витюша, извлекая из кармана сложенную вчетверо тысячную купюру. – Вот, долг возвращаю. С процентами, – и он подмигнул, многозначительно указав взглядом на торт в руках Людмилы.

– Сколько времени? – ледяным тоном поинтересовалась та, не сдвинувшись с места.

– Времени сколько? В смысле – который час? Без пятнадцати одиннадцать, – все еще бодрясь, ответил Витюша.

– Десять пятьдесят три. За то, что деньги вернул, благодарить не буду, торт можешь сам с супругой потребить, и извини, мне некогда уже.

Ступин посмотрел на нее задумчиво и произнес:

– Обижаешься. Ну, ты знаешь, Людок… Я бы сам обиделся. Точно, обиделся бы на твоем месте. Ну, лоханулся, ну