Черное знамя - Dmitrii Kazakov

анна мертва тчк тромбоэмболия зпт инсульт тчк лисицын

— Что там? — полюбопытствовал Кириченко.

— Ничего… ты иди, — сказал Олег, с трудом шевеля непослушной челюстью. — Я тут… Посижу.

Как хорошо, что напротив стойки есть такое удобное кресло.

Что он мог ответить «опричнику?.. что сегодня умерла единственная настоящая женщина в его жизни, с которой он довольно счастливо прожил девятнадцать лет, родил и воспитал сына?

Зачем?

Олег осознавал, что должен горевать, но само горе скорее не чувствовал, а видел, как огромный камень, легший и на голову и на плечи, согнувший спину, расплющивший сердце в ледяную лепешку. Глаза оставались сухими, вот только тело повиновалось с трудом, как в самые первые дни после взрыва.

Он успел сесть в кресло, и тут с улицы донесся звон разбитого стекла.

Здание дрогнуло, с потолка посыпалась штукатурка, лопнуло висевшее на стене зеркало, но звон его потонул в раскатистом грохоте. Портье упал под стойку, и тут же последовал второй удар, чуть менее сильный, по стенам побежали трещины, вылетело окно, впуская внутрь дождь со снегом.

Олег даже не пошевелился… ни страха, ни удивления, ничего.

Звон стекла… те двое мужчин в длинных плащах, что прогуливались рядом с «Казанью»… Сдвоенный взрыв, один чуть ближе, другой подальше, но оба, похоже, на втором этаже… двадцать седьмой и двадцать девятый номера.

Если бы не эта телеграмма, если бы он просто пошел наверх, как Кириченко.

Тысячник почти наверняка мертв.

— Что… это… было? — дрожащим голосом спросил портье, выглядывая из-за стойки. — Нападение?

— Вызывайте полицию и «Скорую», — сказал Олег. — Жандармы, думаю, сами приедут.

Эх, если бы Лисицын знал, что, отправляя телеграмму, он спасет жизнь первому мужу Анны… Очень хотелось посмеяться над таким поворотом судьбы, но похоже, что он просто разучился смеяться.

Попробовал это сделать, но вышло лишь сдавленное курлыканье.

— Прошу пардона, но вы… — портье, судя по всему, решил, что постоялец тронулся умом. — С вами все в порядке?

— Бывало и хуже, — сказал Олег.

Он так и просидел, зажав в руке телеграмму и глядя в разбитое окно, туда, где белые хлопья вперемешку с каплями летели к земле, просидел до того момента, когда к гостинице начали подъезжать машины. Первыми явились врачи, деловито пробежали наверх, и вскоре на носилках обратно снесли закрытое окровавленной простыней тело.

Из-под белой ткани торчала худая кисть с длинными пальцами музыканта, на безымянном пальце посверкивало обручальное кольцо, тонкое, с характерным светло-фиолетовым камушком.

Чтобы не видеть ее, Олег закрыл глаза.

Откуда террористы знали, в какие номера метать бомбы?..

Ну это просто, достаточно иметь своего человека среди обслуги… комнатные девушки болтливы, да и до книги записи постояльцев добраться не так сложно…

Как они сумели выяснить, где именно остановились визитеры из столицы?

Могли выследить, конечно, но это страшный риск — следить за жандармами, за теми, кто сам обучен наблюдать за другими и обнаруживать в том числе и наблюдение за собой. Неудавшееся покушение и арест Павлова должны были заставить розенкрейцеров затаиться, стать тише воды, ниже травы, залечь по норам.

А они вместо этого предприняли вторую попытку.

Что, использовали те самые «могучие духовные силы» вроде ясновидения, о которых упоминал Кириченко? Маловероятно, скорее всего, дело обстоит куда более прозаично — в нижегородском ГЖУ у тайного ордена есть свой человек, предатель, сливающий информацию о расследовании на сторону… такая мысль Олега уже посещала.

Но кто?

Нет, слишком плохо он знает местных «опричников»… все они на вид одинаковые фанатики… упрямые квадратные подбородки, бешеные глаза, черные мундиры… не угадать, не угадать, если только вспоминать всех, кто за эти дни вступал в контакт с гостями из Казани.

Адова работа, и так болит голова… приступ?

Олег потер виски, а когда открыл глаза, то обнаружил, что жандармы уже тут как тут, и не одни, а вместе с полицейскими… интересно, смогут ли все эти бравые ребята с оружием защитить статского советника Одинцова, если террористы-розенкрейцеры в очередной раз соберутся его прикончить?

Все вокруг думают, что управление имперской безопасности всемогуще, что у него всюду агенты, что каждый гражданин находится под колпаком и шага не может ступить просто так… и где оно, это всемогущество? Полиция же после ликвидации Большого Заговора исполняет чисто служебную, техническую роль при «опричнине», хотя, если судить по событиям последнего времени, ситуация тут несколько изменилась.

И вряд ли это нравится НД.

— Ваше высокородие, вы хорошо себя чувствуете? — поинтересовался подошедший к Олегу полицейский, крепкий, усатый, с внимательным взглядом. — Поручик Семаков к вашим услугам.

— Нормально.

Что голова болит, это ничего, это обычная боль, а вовсе не разрушительное пламя приступа.

— Прошу вас, пройдемте со мной, необходимо осмотреть ваш номер. Вещи заберете.

— Да, конечно, — Олег поднялся, напомнила о себе нога, о которой за последние дни успел забыть, сегодня даже палку не брал с собой.

Потирая колено, обнаружил, что в руке зажат бланк телеграммы… да, Анна мертва.

Горе — она была матерью его сына, и он любил ее даже сейчас, после того, как она ушла… Печаль — Кириченко, нетипичный «опричник», больше не сверкнет голубыми глазищами, не помянет свою «любезную Юлию Николаевну»… Страх — где-то там, за стенами «Казани», за пеленой снега с дождем прячутся готовые на все террористы… Злость — проклятый Голубов, почему вся его рабочая группа до сих пор ничего не сделала, или надежда была только на них двоих?

Ненависть — тотальная и всеобъемлющая…

Олег испытывал все это одновременно и по отдельности, а вместе эти чувства превращались в нечто ядовито-клокочущее, способное вылиться из котла души при каждом шаге, и поэтому он шел медленно. Семаков не настаивал, почтительно держался сзади, от него сильно пахло обувной ваксой.

Вот и коридор второго этажа, выбитая дверь двадцать седьмого номера…

Внутри обнаружились еще полицейские — они ползали по полу, среди осколков стекла и кусков мебели, осматривали выбоины в стенах, один изучал раму, другой щелкал затвором фотоаппарата с большим «блином» вспышки.

— Ну как вы тут? — спросил Семаков. — Мы личные вещи забираем?

— Ага, — отозвался, не отрываясь от своего дела, один из сыщиков.

Спрятанный в шкафу чемодан Олега не пострадал, и он принялся складывать туда одежду. Окажись хозяин в номере в тот момент, когда сюда прилетела бомба, шансов уцелеть не было никаких… повезло.

Все прочие чувства в этот момент отступили перед злостью — ничего, он отыщет террористов, распутает клубок, покажет всем, что еще не разучился ни думать, ни действовать! Мгновения не прошло, и накатила апатия, захотелось прилечь, хотя бы прямо тут, на грязный пол, не обращая внимания на суетящихся вокруг полицейских, и закрыть глаза, уснуть… уснуть навсегда.

— Вы готовы? — напомнил о себе Семаков.

— Да, — Олег с трудом распрямился, хотел поднять чемодан, но поручик сам взял его. — Спасибо…

— Ничего. Перейдем пока в один из свободных номеров, надо побеседовать…

Ну, это понятно, работа у полиции такая — задавать вопросы, записывать ответы, и пытаться на их основе склеить мозаику из крохотных кусочков, воссоздать картину из обрывков.

— Хорошо, — отозвался Олег.

Его привели в комнату на третьем этаже, почти такую же, как его собственная, усадили в кресло. Потом неожиданно явился хмурый врач, и после краткого осмотра заявил «можете приступать».

Семаков добыл у гостиничной прислуги крепкого чая и только после этого перешел к делу.

Задавал вопросы он осторожно, понимая, что сегодняшний «клиент» связан с жандармами, и что может запросто вступить в гнездо ядовитых змей, вызвать грандиозную межведомственную склоку… Олег отвечал, где мог, где не мог, пожимал плечами, на что поручик сердито вздыхал и отхлебывал из стакана.

— Ну ладно, пожалуй, хватит, — сказал он, в очередной раз просмотрев свои записи. — Подпишите вот здесь, и если понадобится, то мы вас вызовем…

Дверь номера с грохотом распахнулась, внутрь шагнул широкоплечий и носатый «опричник» в черном кожаном плаще.

— Сотник Темиркин, — представился он, презрительно глянув в сторону Семакова. — Товарищ Одинцов, прошу вас, следуйте за мной.

Подозрения, возникшие у Олега в тот момент, когда он сидел в вестибюле после взрыва, напомнили о себе — если в местном ГЖУ есть предатель, то этот бравый молодец запросто может быть из его подчиненных.

— Зачем?

— По приказу его превосходительства генерала Ерандакова я должен отвезти вас в безопасное место!