Храм фараона - Зигфрид Обермайер

— Любимая, скажи что-нибудь! Что я могу для тебя сделать?

Нефертари открыла свои усталые, наполовину ослепшие от боли и напряжения глаза и взглянула на супруга.

— Он не хочет выходить, — прошептала она хрипло. — Может быть, он уже мертв и не хочет уходить один… Я бы так хотела еще жить… с тобой, любимый… рядом…

Рамзес вскочил.

— Если царица умрет, дворцовые лекари лишатся головы! Я не позволю отнять у меня мою любимую, я — царь! Пошлите глашатая в город и велите объявить: кто спасет царицу, все равно как, получит титул наследного вельможи с богатым поместьем в придачу. Я не отойду от нее и не уйду из этой комнаты, пока ребенок не покинет ее тело.

Уже в первые часы ночи появились лекари. Неслыханное вознаграждение выманило их из домов. Некоторые из них не были настоящими врачами, а знали только пару заклинаний, которыми надеялись добиться успеха. Они с открытыми ртами смотрели на великолепие вокруг, на высокие разрисованные колонны, фрески, позолоченную мебель, роскошные сады — об этом они раньше только слышали, но никогда не видели.

Отчаявшиеся, беспокоящиеся о своих головах лекари разговаривали с каждым из пришедших, но не выяснили ничего нового, чего они не знали сами или чего не испробовали бы. Они поняли, что ребенок в утробе Нефертари лежит неправильно, он так застрял во чреве хрупкой роженицы, что даже после целого дня родов его никак нельзя было заставить появиться на свет.

Дверь распахнулась и вошел царь.

— Никаких коленопреклонений, никаких почестей, ни слова, если оно не будет касаться царицы! — проревел он собравшимся и добавил более спокойно: — Тот из вас, кто попытается ее спасти, я говорю попытается, даже если попытка не удастся, будет награжден, но кому удастся, тот будет возвышен так, как никто до этого.

Воцарилась мертвая тишина. Люди стояли, опустив головы и не осмеливаясь что-либо предложить.

— Ради Пта и всех богов, говорите же! Лучше бесполезные предложения, чем совсем никаких. Я приказываю!

И тут вперед вышел маленький незаметный человек. Одет он был убого и на лекаря не похож. Однако на умном покрытом сеточкой морщин лице не было страха, и он не опустил глаз перед царем.

— Богоподобный, я лечу только животных, и если кому и помогаю при родах, то только коровам, овцам, козам и свиньям. Если одна-единственная корова или коза бедняка не хочет рожать, я часто спасал животное-мать таким образом, о котором хотел бы говорить с тобой наедине.

Рамзес быстрыми шагами подошел к тщедушному человеку, схватил его за руку и повел с собой:

— Пойдем, мой друг, идем к царице.

Вместе они вошли в комнату роженицы. Рамзес шикнул на бесполезных повитух и, когда те убежали, указал на кровать.

— Там лежит она, Нефертари, самая дорогая для меня на свете. Если ты можешь спасти корову, тогда послужи Хатор и спаси царицу, и вся страна Кеми будет лежать у твоих ног.

Мужчина опустился на колени перед кроватью и осторожно пощупал усталый живот царицы. Рамзес взял руку Нефертари и проговорил:

— Только спокойно, любимая, этот лекарь спасет тебя. Не волнуйся, его заслуги в повивальном искусстве широко известны. Будь храбра и терпелива, ты не должна умереть, он найдет решение.

Нефертари попыталась улыбнуться, но ямочки у нее на щеках появились только на секунду, а потом она снова закрыла глаза, и ее побледневшее уже отмеченное смертью лицо тронуло Рамзеса так болезненно, что он должен был отвернуться, чтобы не показать слез.

Интеф, так звали ветеринара, не торопился. Он нажимал то тут, то там, иногда так сильно, что по восковому лицу Нефертари пробегала дрожь боли. Наконец он распрямился и отошел с Рамзесом в угол.

— Твое величество, — сказал он шепотом. — Здесь все не иначе, чем у некоторых животных. Дитя лежит поперек и закрывает выход. В таких случаях я беру маленький острый нож, просовываю его внутрь, разрезаю дитя на куски и вынимаю его. Если мы сделаем то же самое, мы спасем царицу.

Рамзес отпрянул:

— Ты имеешь в виду… ты хочешь… Ты хочешь разрезать отпрыска Амона-Ра?! Я не могу… это…

— Богоподобный, царица должна остаться в живых или нет? Если она должна отправиться вместе с ребенком к Озирису, тогда отпусти меня с миром. Если ты хочешь сохранить ей жизнь, тогда не медли.

— Детей у меня хватает, Интеф. Спасай царицу!

— Хорошо, тогда вели принести вино, настоянное на лечебных травах, тарелку с прокипяченным маслом, раствор додаима и свежие льняные платки.

Все необходимое в спешке принесли. Интеф окунул руки в вино, настоянное на лечебных травах и старательно вытер их. Тем временем лекарь царицы влил ей в рот напиток из додаима, заставивший ее потерять сознание. Интеф подождал полчаса и вынул из кожаной сумочки маленький острый нож.

— Крепко держите царицу, — приказал он. Затем прикрыл ее тело, обмакнул руку в масло, сжал ее и аккуратно проник в ее тело.

Рамзес сжимал правую руку Нефертари и думал, что нож вонзается в его собственное тело. Интеф, однако, не смущаясь, делал свое дело. Его искусная узкая рука нащупала лежавшего поперек ребенка и делала то, к чему привыкла, имея дело с коровами и овцами.

Нефертари, лишь наполовину усыпленная, стонала и изворачивалась, но Рамзес и врач держали ее крепко, пока Интеф кусочек за кусочком доставал тело нерожденного ребенка.

— Это была бы принцесса, — сообщил он, пока мыл окровавленную руку в миске.

— А царица выживет? — спросил Рамзес.

— Если разрушительница Сехмет не решит иначе, то твоя супруга, Богоподобный, через десять-двенадцать дней снова будет сидеть с тобой на троне.

Рамзес обнял ветеринара с такой силой, что тщедушный человек застонал.

— Я никогда тебе этого не забуду, Интеф. С сегодняшнего дня тебя занесут в золотой список наследных вельмож, и ты получишь поместье. Я выполню любое твое желание, моя дверь всегда открыта для тебя.

Интеф поклонился и сказал:

— Да будешь ты жив, здрав и могуч, Гор, любимец Маат, великий властью и прекрасный годами. Да родит Великая Царская Супруга тебе еще детей к радости твоей и всей страны. За твои дары я от всей души благодарен тебе, только я хотел бы попросить тебя сделать вельможей более достойного мужа. Видишь ли, я хотел бы и дальше заниматься своей профессией, и было бы странно, если бы знатный человек ставил клизму больной корове.

Вспыливший было Рамзес представил наследного вельможу с клизмой в руках, всего в жидком навозе и помимо воли рассмеялся:

— Ты прав, Интеф, для тебя бы это действительно ничего не значило. Но знай: я в любое время выполню одно твое желание. А проще того, я назначу тебя главным царским ветеринаром, в этой должности ты и дальше сможешь ставить клизмы.