Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Толкователей было хоть отбавляй, но никто не предсказывал добра. Все сходились на одном: быть великой беде. Куда уж дальше? Задавленные нуждой люди с тревогой смотрели в небо. Какое еще испытание пошлет им господь: всеобщую межусобицу, повальные болезни или истребительное нашествие турок? Но были среди крестьян и люди, которые утешали других: «Не страшитесь — все это признаки приближающегося переворота, после которого настанет тысячелетнее царство справедливости!»
Теперь часто вспоминали одно давнее пророчество: «Кто в двадцать третьем году не умрет, в двадцать четвертом не утонет, а в двадцать пятом не будет убит, тот скажет, что с ним произошло чудо».
Недалеко от Мюльхаузена Томас расстался с большей частью своих спутников. Каждый из них должен был идти в заранее намеченное место — кто в Саксонию, кто в Гарц, кто в Эйхсфельд. «Союзы избранных» будут везде! Мюнцер вместе с Пфейфером направился через Тюрингенский лес во Франконию. Он хотел добраться до Шварцвальда, где начались крестьянские волнения, но прежде должен был напечатать «Защитительную речь». Сделать это было удобней всего в Нюрнберге, город лежал по пути на юг, а главное — там были необходимые знакомства. Томаса волновала судьба «Разоблачения ложной веры». Рукопись Мюнцер отдал своему близкому другу, книгоноше Гансу Гуту. По последним сведениям, Гут находился в Нюрнберге.
Томас спешил, но он никогда не упускал возможности говорить с крестьянами. Он подходил к работавшим в поле, затевал разговоры на рынке, подсаживался к мужикам на постоялом дворе или собирал в избе, где оставался ночевать, вокруг себя десяток слушателей. После таких бесед крестьяне посылали за соседями, устраивали где-нибудь в лугах, у стогов сена или на лесной поляне тайную сходку. Он часто был свидетелем споров о «божьем праве». Еще со времен «Башмака» крестьяне мечтали добиться «божьего права», но это требование было весьма расплывчатым и неопределенным. Теперь новые идеи овладевали умами, и люди по-новому затолковали и о божьем праве.
К его речам прислушивались очень внимательно. Брат Томас лучше других знает, в чем суть божьего права, о котором теперь судачат в каждой корчме и на каждой ярмарке.
Жить так дальше крестьянину невозможно: он совсем уже гибнет под бременем бесчисленных тягот. Это несправедливо, и господь не может этого поощрять. Значит, само божье право требует перемен. Но почему тогда лютеровы проповедники, которые любят рассуждать о равенстве всех людей во Христе, сразу же начинают попрекать мужиков, что они слишком «плотски» понимают Евангелие?
Томас не может говорить спокойно. Не в его натуре рассудочные и холодные поучения. Плевал он на такое богословие, которое стремится, Чтобы в мирских делах все осталось бы по-прежнему! Если ограничиться только тем, что поносить одних попов, тогда не стоило и начинать. Грош цена такой реформации. Виттенбергский папа озабочен, как бы лучше подладиться к князьям. Он знает, как их умилостивить, — кладите, мол, с чистой совестью в собственный карман церковные владения. А когда мужик замыслит облегчить свою долю, Лютер тут же дает ему по рукам: не понимай Евангелие плотски!
Народ жаждет освобождения. И он будет свободен! Никто не должен стоять над народом, никакие власти — один только бог! Устроить все по-божьему праву — это значит создать совершенно новый уклад жизни, в основе которого будут лежать общая польза и равенство.
Возбуждение Мюнцера передается окружающим. Все они, как один, хотят сражаться за божье право.
Когда затихают восторженные крики, раздаются голоса, полные озабоченности и сомнения. Но как добиться божьего права? Соглашением с господами? На это мало надежды. Силой? Но ведь Евангелие запрещает всякое насилие.
Запрещает? Нет! Он говорит, что борьба со злыми — первейшая обязанность человека. Почему носятся с Христом, велевшим Петру вложить меч в ножны? Почему не вспоминают Христа, который сказал, что он принес не мир, а меч? Почему забывают Христа разгневанного и карающего, того, который бичом выгнал торгашей из храма? Так и народ должен гнать всех своих притеснителей.
Ему возражают. Все это, конечно, так, но почему тогда доктор Мартин говорит, что не надо подражать Христу?
О, этот доктор Люгнер! Как у него хорошо работает голова на всякие уловки! Народу постоянно твердят, что страдания надо переносить безропотно, и ставят в пример Христа. Но упаси бог, если народ, замысливший разогнуть спину, сам начнет ссылаться на Христа. Смирение, смирение прежде всего! Княжий угодник и кормится проповедью смирения, как ворон падалью. Лютеру его пуховики дороже правды. Разве не он похваляется, что для него священна каждая буква писания? Его легко припереть к стенке: это в Евангелии сказано, как Христос бичом выгнал торгашей из храма. Но Лютер верток, как угорь: Христу нельзя подражать в его делах, если он сам не предписал этого. Ведь в Евангелии нет фразы, которой Христос бы повелел людям поступать так.
Не буква библии, упрямо повторяет Мюнцер, а живой голос господа указывает людям, как осуществить божье право — силой совершить переворот. Для этого необходимо объединяться в союзы, имеющие целью полное освобождение народа. Все нежелающие вступить в такое сообщество — враги. Их подвергают «светскому отлучению». Любое общение с ними запрещается. Никто с ними не будет ни есть, ни пить, ни мыться, ни работать в поле, ни доставлять им пищи, ни дров. Их не допустят ни на рынки, ни к общинным лесам и пастбищам.
И пусть не рассчитывает на снисхождение тот, кто противится воле народа и отказывается содействовать торжеству общей пользы!
Мюнцера неотступно преследовала мысль о горьком поражении, которое постигло его в Мюльхаузене. Сопоставив различные известия, он, наконец, понял, как ловко действовали враги.
Вечером, накануне пожара, жителей Больштедта предупредили, что ночью их деревня будет подожжена с четырех сторон. Подожжена? Чего ради? Этому не поверили. Под утро неизвестные злоумышленники и впрямь подожгли деревню. Сильный ветер раздувал пламя, и вскоре по всей округе было видно огромное зарево, полыхавшее над Больштедтом. Люди метались среди горящих изб. Мало что удалось спасти. Плач и стоны мешались с проклятиями. О, если бы знать, кто повинен в пожаре!
Вдруг разнесся слух, что деревня подожжена бунтарями из Мюльхаузена. Многие недоумевали. С какой целью? В это время прискакал Керстен Бапст. Магистрат зовет на выручку крестьян. Они должны помочь обезвредить бунтовщиков, а то и от других сел останутся одни пепелища.
Сомневающихся Керстен разбил наголову. В том-то и дело, что бунтари с умыслом подожгли Больштедт. Зная, что магистрат никогда не оставит в беде больштедтцев, они и надумали поджечь деревню. Когда надежнейшие люди, торопясь в Больштедт, выйдут за стены города, заговорщики воспользуются этим, захватят ратушу, овладеют пушками. А укрепления очень сильны, и отбить их обратно не просто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Гипатия, дочь Теона - Альфред Энгельбертович Штекли - Биографии и Мемуары
- Кампанелла. Последний маг эпохи Ренессанса - Альфред Энгельбертович Штекли - Биографии и Мемуары / Исторические приключения
- Джордано Бруно - Альфред Штекли - Биографии и Мемуары
- Устами Буниных. Том 1. 1881-1920 - Иван Бунин - Биографии и Мемуары
- Философы от мира сего - Роберт Луис Хайлбронер - Биографии и Мемуары / Деловая литература / Менеджмент и кадры / Публицистика / Экономика
- Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями - Вячеслав Пальман - Биографии и Мемуары
- Великая и Малая Россия. Труды и дни фельдмаршала - Петр Румянцев-Задунайский - Биографии и Мемуары
- Харьков – проклятое место Красной Армии - Ричард Португальский - Биографии и Мемуары
- Вера Холодная. Королева немого кино - Елена Прокофьева - Биографии и Мемуары
- Идея истории - Робин Коллингвуд - Биографии и Мемуары