Александр Поляков Великаны сумрака - Неизвестно

Наслышанный о состоянии молодого помещика, Лев все порывался взять извозчика (к тому же натер ногу!) или, на худой конец, проехаться на конке, но богач отказался потра­титься даже на это. Сутулый, в мешковатом пиджаке на кос­тлявых плечах, он рыскал по сторонам серыми, навыкате гла­зами, скрипел протяжно и нудно:

— Я, Тихомиров, всякую копейку нынче берегу. От уроков музыки отказался. Из квартиры с лакеем и кухаркой в ком­нату перебрался, на Петербургской. Пять рублей плачу. Щей себе горячих не позволяю.

— Ну, уж щей-то. Щей-то, поди, можно? — вытаращился Лев: как же без них, без александровских — с пылу, с жару?

Он удивился тогда: на голове у Лизогуба лихо, вполне по- рабочему, сидел кожаный картуз, но из-под мышки торчал парадный складной цилиндр. Перед входом в сверкающий стеклом подъезд банка помещик вынул из кармана еще и перчатки, тоже пепельного оттенка, под цвет сложенного го­ловного убора, похоже, щегольского.

Тихомиров все ждал, что перед приемной управляющего Дмитрий, наконец, раскроет цилиндр, но не дождался: шля­па так и осталась в своем прежнем виде; Лизогуб надел лишь перчатки и сунул картуз Льву.

Деньги ему выдали. Он тщательно пересчитал их, а после, уже в скверном трактире, все тем же скрипучим голосом, рас­сказал Тихомирову, что с год тому назад в цилиндре полома­лась пружина, и он никак не может собраться отдать ее в починку. Вот и входит в приемные и гостиные со сложенной шляпой под мышкой: ни дать, ни взять — вылитый денди, светский лев, только что, как и положено по этикету, свер­нувший роскошный цилиндр.

— Знаешь, Тихомиров, мне жаль двугривенного на пру­жинку, — давился печеными яйцами толстосум. — Уж лучше я его употреблю на дело революции. А цилиндр буду для важ­ности держать под мышкой.

— Угу..— кивал Лев и продолжал уписывать горячие щи, тщетно силясь уберечь при этом пиджак от соскакивающей с ложки капусты.

— Или перчатки. Я придумал способ, как их сохранить! Четвертый год ношу, и точно новые.

«И это человек, состояние которого простирается до 200 тысяч рублей! Разве скажешь?» — вытягивал Лев мясо из дымящейся тарелки.

Теперь все было иначе. Лизогуб уже несколько месяцев сидел в одесской тюрьме. Тигрыч знал, что тот дал полную доверенность старому другу дворянину Владимиру Дриго, тоже социалисту, — на продажу всей недвижимости. Деньги поверенный должен был передать в Исполком «Народной Воли». Денег требовалось много: начиналась охота на рус­ского самодержца. Но Дриго давно не подавал никаких вес­тей. Дворник с Желябовым места себе не находили.

Дворник срочно выехал в Одессу, потом в Чернигов. Тихоми­ров по поручению Исполкома работал над программой и уста­вом организации. Составлял секретную инструкцию: создать центральную боевую организацию, способную начать восста­ние; создать провинциальную революционную организацию, способную поддержать восстание; обеспечить поддержку вос­станию городских рабочих; подготовить возможность привле­чения на свою сторону войска; заручиться содействием интел­лигенции — главного источника сил при подготовительной ра­боте; склонить на свою сторону общественное мнение Европы.

И ни слова — о деревне, о крестьянстве. Не потому ли, что помнил, не забыл, не потому ли, что засело в сердце — сперва Сонин восторг, а после ее же насмешка над «Сказкой о четы­рех братьях», которую хитрющие костромские оратаюшки- землепашцы растаскивали на самокрутки?

Впрочем, тогда он об этом не думал. Не успел подумать.

— Пиши скорее, — потребовал перед отъездом Михай­лов. — Программу нужно обсудить. Будем рассылать проект в провинциальные группы.

— Еще пару-тройку дней. — кивнул Лев. — В черниговс­кий кружок сам привезу. Встретишь?

— Ясное дело. Но будь осторожен. На юге арестованы Де- багорий-Мокриевич, Попов, Башуцкий, Осинский. А еще раньше — Стефанович. Это некий Судейкин развернулся. Выучку прошел у главного киевского жандарма Новицкого. Чую, далеко сей капитанишко пойдет.

А поверенный Дриго и в ус не дул. Он уже вошел, как гово­рили, в стачку со старшим братом Лизогуба, и теперь компа­ньоны ловко и быстро обращали состояние несчастного уз­ника в свою личную собственность. Разумеется, о поддерж­ке революции не было и речи. Уж лучше бы Лизогубу потра­титься на пружинку в цилиндре и на новые перчатки нежного пепельного тона, да и от щей с говядиной не отказываться — хотя бы по воскресениям.

Появление Дворника для Дриго было, как гром средь яс­ного неба. Он только-только начал обставлять свое новое имение Довжик стоимостью в сорок тысяч, за которое не зап­латил ни копейки. Но Михайлов взял хитреца в оборот.

— Про террористов слыхали? Про кинжальщиков? — тре­пал он манишку Дриго, тыча тому в побелевшее лицо гнев­ное письмо от Лизогуба. — Для нас мерзавца продырявить — что семечек погрызть.

— С превеликим удовольствием. — тряс лысеющей голо­вой вор. — Но на квартире опасно. Ко мне приезжал полиц­мейстер. Встретимся завтра, когда стемнеет, на площади у почтовой станции.

Несколько тысяч все же удалось забрать. Утром с фаль­шивым паспортом приехал Тигрыч: как всегда, со старого бланка смыли белильной известью и щавелевой кислотой прежние чернила и вписали новое имя. На встречу решили пойти вместе. Дворник возбужденно ходил по гостиничному номеру, потом вдруг вскочил, точно ужаленный: пора! Лев недоуменно глянул на часы: до встречи еще два часа.

— Идем, идем! — торопил его Михайлов. — Чую, так надо.

Тягучие южные сумерки уже накрывали город. Тигрыч с

Дворником мягко прошли в тени каштановой аллеи и, пе­ремахнув через забор, укрылись в самом отдаленном углу площади. Пространство перед станцией было, точно на ла­дони.

И вдруг.

Верно, как верно сказано: всякий человек от природы слов­но бы зашифрован сам в себе. Нужно научиться дешифро­вывать его безошибочно и точно. И тут-то едва ли поможет даже «черный кабинет» проницательного Антона Ивановича Лидерса с разгадывателем криптограмм Ратаевым. Только она — ясновидящая интуиция, присущая редким людям.

Таким, как Дворник, — генерал конспирации, хозяин, не­дремлющее око встающей на ноги «Народной Воли». Он все понял про Дриго.

Тихомиров потрясенно увидел, как из темноты на площадь въехали полицейские экипажи. Прав оказался Саша, ох, прав!

— Я ж говорил! — сипло шептал Дворник. — Бьюсь об заклад: Дриго уже снюхался с Судейкиным, агентами ох­ранки. Его почерк — видишь, как быстро развернулись?

Высадив жандармов и полицейских, черные экипажи тот­час же исчезли; вскоре место их встречи с Дриго было окру­жено. Под тучами мрак становилась все гуще, но вот в про­свете блеснула луна, и сразу появился Дриго. Он нервно за­ходил взад-вперед под тусклым фонарем. Тигрыч почувство­вал словно какой-то гальванический разряд в груди: сердце забилось горячо, зло, мстительно.

— Револьвер взведен? — ткнул, не помня себя, Дворника. — Достанешь предателя?

— Стрелять? А ведь попадемся. — пробормотал тот, все же вытягивая из кармана «смит и вессон». — Эх, Морозова бы сюда! Половчее будет.

Револьвер полыхнул в темноту пламенем, опередившим хлесткий пороховой удар, сбросивший с веток ночных птиц, пробудивший во дворах хриплых цепных псов. И сразу — крики, топот сапог, ледяное звяканье приготовляемого к схватке оружия.

Бежать, скорее! Сердца уже рванулись, но тела еще медли­ли, руки цеплялись за забор, глаза до рези всматривались в мутное пятно под фонарем: что там? убит негодяй? или?..

Заскрипели зубами, увидели: жандармы бегом уводили предателя — рыдающего, но невредимого.

Тогда уж ринулись — через заборы, к водокачке, за нее, к садам, мещанским дворикам. Кто-то рослый, с тяжелой по­ступью выскочил наперерез, у ворот пальнул из револьвера почти в упор, но пуля взвизгнула выше, сшибла с головы Дворника шляпу (а может, веткой сбросило?); Тигрыч, не останавливаясь, ткнул кулаком в мокрое усатое лицо, а Двор­ник, утробно рыкнув, закончил дело точным выстрелом.

— Не отставай! Я знаю. — прохрипел, задыхаясь, Ми­хайлов. — На третьей улице. Там поворот. Потом тупик.

— Что? Что — знаешь? — Лев оторопело хватал ртом при­торно-теплый воздух. Ноги упруго несли вперед, смешно шлепали по ягодицам задниками разношенных ботинок. — Откуда знаешь? — выдохнул, скользя по затравевшему склону.

Впрочем, мог и не спрашивать. Ведь это был Дворник, опытный конспиратор, приехавший в Чернигов заранее, и времени здесь даром не потерявший: не только рвал маниш­ку вороватого Дриго, но и изучил окрестности, сквозные дво­ры у водокачки, переулки и тупики. Наверное, и схемку на­рисовал. Как в Питере или в Москве.

Само собой, у тупика подремывал на облучке возница-ев­рей; он и отвез беглецов на соседнюю станцию. И взял — всего ничего: рад был нечаянному заработку.

А пока они бежали, ночь наступила и в Киеве. Однако в здании губернского жандармского управления два или три окна светились, проливая на листья старых каштанов неяр­кие желтоватые лучи.