Тени в холодных ивах - Анна Васильевна Дубчак

она так нервничает?

В кармашке ее жакета завибрировал телефон. И когда она увидела на дисплее волшебное «Родионов», даже задрожала от радости. Какая же она глупая! Так зависеть от парня, пусть даже пока только эмоционально! Стыд, Люся!

– Привет! Как дела? – спросил он, запыхавшись. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я отложил допрос Мезенцева. Думаю, ты это уже поняла. Тут такое произошло… Короче, если не занята, приезжай на Некрасова, пятнадцатый дом, там, где находятся мастерские художников. Знаешь, где это?

– Да, конечно, знаю. А что там случилось? Убили кого?

– Приезжай, сама все увидишь.

Мастерские художников, в большей своей части уже превращенные в квартиры, располагались на одной из центральных улиц города в большом старинном купеческом доме красного кирпича, который был построен буквой «п». Он образовывал мрачноватый, поросший старыми вишневыми деревьями и густым бурьяном неухоженный двор.

Такси подъехало к арке, ведущей в этот самый двор, где ее и встретил Родионов. Увидев его улыбку, Люся успокоилась. Нет, все в порядке, и он на нее не сердится. Просто у них работа такая ненормальная.

– Пойдем, я покажу тебе кое-что… – Он взял ее за руку и повел за собой мимо двух припаркованных здесь же служебных машин, одна из которых Рожковой была хорошо знакома – на ней, как правило, выезжает на место преступления группа экспертов-криминалистов.

Они нырнули в темный сырой подъезд, вошли в одну из мастерских, огромную, заставленную разным художническим хламом и рядами картин и холстов на подрамниках.

– Не испачкайся, здесь все в масле…

Да и пахло в мастерской маслом или скипидаром, словом, так, как и должно пахнуть в мастерской настоящего художника. Люся крутила головой, рассматривая висящие на стенах большие полотна с пейзажами. Здесь были и гигантские работы, изображающие закаты и рассветы, зеленые лесные поляны с одинокими деревьями, хвойные живописные чащи, зимние деревенские пейзажи, от которых словно потягивало запахом свежего снега и печным дымком.

– Мне утром позвонила Катя Фионова, сказала, что произошло, по ее словам, невероятное, что, оказывается, у ее сестры был роман с художником Зиминым, с которым ее познакомила Кристина Метель, и Зимин этот вчера умер. И что виновата в этом, по словам сестры художника, как раз наша жертва – Марина Фионова, которая раскритиковала художника в пух и прах, и что сердце его не выдержало ее грубой и оскорбительной критики и он умер. Хотя Катя считает, что у художника, по ее же словам, разорвалось сердце после того, как он зарезал ее сестру. В мастерской, куда Катя наведалась вместе с Метель, она обнаружила пижаму сестры, домашние тапочки, духи и прочее. То есть все то, что действительно указывало на то, что Фионова бывала в мастерской, что между ней и Зиминым была связь.

Люся удивилась. Недоверчиво взглянув на Сергея, сказала:

– Хочешь сказать, что художник убил Фионову только лишь за то, что та раскритиковала его? И это может быть мотивом?

– Я только что разговаривал с его сестрой. Она, конечно, рыдает. Ее брат был известным художником, его работы сейчас находятся в частых коллекциях по всей Европе и Америке, он был признанным мастером-пейзажистом, и ни один человек во всем мире, как говорит она, никогда не сказал о его творчестве ни одного дурного слова. И что он был человеком ранимым, чувствительным, и что его, получается, на самом деле можно было убить одним словом.

– Но не думаю, что он был глуп настолько, чтобы придать значение мнению какой-то там Фионовой. Она что, художник? Эксперт? Музейный работник? Нет! Она была простой учительницей, далекой от искусства, к тому же с дурным характером. И зачем так уж было убиваться? Я предполагаю, что дело тут в другом… Хотя и в это тоже верится с трудом…

– Что ты имеешь в виду?

– Она могла оскорбить его лично, как мужчину, понимаешь?

– Не знаю, не знаю… По словам сестры, Зимин был бабником и пользовался успехом у женщин. Не думаю, что у него были проблемы. Хотя, с другой стороны, если у него с женщинами было все хорошо, то, во-первых, почему он не женился, хотя дядька был не первой молодости, и, во-вторых, зачем он вообще связался с Фионовой, ее же можно было раскусить в первый час знакомства, если верить всем тем, кто ее знал, и понять, какой она человек. Там же проблема на проблеме была! Сплошной конфликт! Террористка! Женщина с явным психическим расстройством.

– Да, странно все это… А зачем Метель их познакомила? Чтобы переключить внимание Марины с сестры?

– Да, конечно! Я же говорил с Кристиной, она, кстати, здесь же, в квартире, вернее, вон она, смотри, курит на кухне, а рядом – Фионова-младшая. Насколько я понял, она все пытается поговорить с сестрой художника, но та наотрез отказывается с ней разговаривать, плюется даже в ее сторону!

Кухня находилась в левой части огромной, похожей на гигантский муравейник с тесными ответвлениями коридорчиков и тупиков квартиры, которую принято было называть мастерской. И поскольку дом был старый, то и запах, который пробивался сквозь скипидарные туманы, был здесь характерный, с примесями плесени, старого гнилого дерева, сырой штукатурки и горького табака. Так, наверное, подумала Люся, пахла бы старая безлюдная коммуналка, в которую не заглядывали с послевоенных времен.

В залитой солнцем кухне, за большим круглым столом, покрытым зеленой узорчатой гобеленовой скатертью, сидела Катя Фионова и с какой-то тоской и жалостью смотрела на замершую перед окном Кристину Метель. Во всем черном, элегантная, загадочная, она стояла лицом к окну, и голубой дымок сигареты то и дело взвивался над ее пышными темными кудрями.

Рожкова потянула Сергея за рукав, отвела в сторону:

– Но я все равно не понимаю, что здесь происходит! Он же умер своей смертью…

– Поступил сигнал, я не мог не отреагировать, пошел к начальству за ордером на обыск.

– И получил его? Без всякого, получается, основания?

– А что мне было делать, если все застопорилось? Ну не поверил я, что Фионову зарезал биолог.

– А художник, значит, мог… – Люся вдруг поняла, что спорит с Сергеем, хотя, окажись она на его месте, поступила бы, скорее всего, так же. Вероятно, здесь сыграла свою роль сестра погибшего Зимина. Но если она и подняла бурю, то весь ее гнев был направлен прежде всего на Кристину и Марину.

– Постой… Она, эта сестра, не знала, что Фионову убили?

– В том-то и дело! Конечно, она растерялась, когда узнала о смерти брата, искала виновных и решила, не зная, где искать любовницу брата, во всем обвинить Кристину Метель, а когда увидела нас, то