Оставленные - Том Перротта

Брюс Хардин, бессменный санинспектор Мейплтона на протяжении многих лет, попросил разрешения непосредственно ответить на «наглые необоснованные обвинения» шеф-повара. Брюс, дюжий мужчина пятидесяти пяти лет, во время Внезапного исчезновения потерял жену. Тщеславным человеком он не слыл, но как же тогда объяснить бросающийся в глаза контраст между его темно-каштановыми волосами и серебристо-седыми усами? Тут явно не обошлось без краски «Лореаль» для мужчин. Говоря вкрадчивым авторитетным тоном, свойственным прожженному бюрократу, он указал, что его отчеты – документы публичного характера и содержат фотографии, документально подтверждающие каждое выявленное нарушение. Все желающие могут ознакомиться с его отчетом о результатах осмотра «Чистого кафе» или любого другого заведения общепита. Он уверен, что его работа выдержит любую самую строгую проверку. Затем он повернулся к бородатому шеф-повару и с дрожью в голосе произнес:

– Я служу на этой должности двадцать три года. И впервые меня обвинили в необъективности.

Шеф-повар, пойдя на попятную, возразил, что он и не думал кого-то обвинять в необъективности. Брюс заявил, что ему так не показалось и нечего из трусости отказываться от своих слов. Не желая допускать, чтобы спор вылился в безобразную перепалку, Кевин поспешил вмешаться, предложив более конструктивное решение, – чтобы оппоненты как-нибудь встретились и в спокойной обстановке обсудили меры по улучшению работы «Чистого кафе», что позволит данному заведению во время следующей проверки получить более высокую оценку. Он слышал, добавил Кевин, великолепные отзывы о вегетарианском ресторане и считает его ценным дополнением к списку разнообразных заведений общепита города.

– Сам я, конечно, не вегетарианец, – сказал он, – но намереваюсь в ближайшее время отобедать там. Может быть, в следующую среду? – Он обвел взглядом членов совета. – Кто-нибудь желает составить мне компанию?

– Угощаешь? – сострил член совета Рейно, чем вызвал смешки в зале, оценившем его чувство юмора.

Перед тем, как предоставить слово следующему оратору, Кевин глянул на свои наручные часы. Было без четверти девять, а еще как минимум человек десять в зале сидели с поднятыми руками, в том числе мужчина, добивавшийся отмены перехода на летнее время, и старичок, которому не доставляли газету.

– Ого! – воскликнул он. – Похоже, мы только во вкус вошли.

* * *

Приход Кевина Нору почему-то всегда немного удивлял, даже если она ждала его. Как-то все это было слишком уж нормально, слишком жизнеутверждающе: рослый приветливый мужчина сует ей в руки бумажный пакет, из которого торчит бутылка вина.

– Прости, – извинился он. – Собрание затянулось. Каждый стремился внести свою лепту.

Нора откупорила вино, и Кевин стал рассказывать ей о собрании, более подробно, чем нужно. Она старалась демонстрировать живую заинтересованность, кивая в надлежащих, как ей казалось, местах, комментируя от случая к случаю или задавая уточняющие вопросы – для поддержания разговора.

Хорошая подружка должна уметь слушать, напомнила она себе.

Но Нора и сама понимала, что притворяется. В ее прежней жизни Дуг, сидя за этим же самым столом, примерно так же испытывал ее терпение, пускаясь в нудные монологи о том, что происходило у него на работе, посвящая ее в юридические и финансовые тонкости той или иной сделки, вслух размышляя о различных препятствиях, которые могут возникнуть, и о том, как их обойти. Но как бы скучно ей ни было, она всегда сознавала, что работа Дуга важна для нее, затрагивает ее личные интересы и будет иметь последствия для ее семьи, и потому она обязана внимательно следить за его рассказом. Однако сколь бы она ни ценила общество Кевина, Норе не удавалось убедить себя в том, что ей есть дело до строительных норм и правил или до продления сроков оформления разрешения на содержание домашних питомцев.

– Это только собак касается? – полюбопытствовала она.

– И кошек тоже.

– Значит, вы отказываетесь брать пеню за просрочку?

– Формально, мы продлеваем период регистрации.

– Так в чем же разница?

– Хотим заставить народ подчиняться законодательным требованиям, – объяснил он.

* * *

Они сидели вместе перед телевизором. Одной рукой Кевин обнимал Нору за плечи, играя с ее гладкими темными волосами. Она не возражала против этой ласки, но и не показывала, что это доставляет ей удовольствие. Ее взгляд был прикован к экрану, на который она смотрела с напряженным задумчивым вниманием, словно показывали не «Губку Боба», а шведский артхаус 1960-х.

Кевин охотно смотрел с ней телевизор, не потому что передача ему нравилась (на его взгляд, мультфильм был визгливый и чересчур эксцентричный) – просто это был удобный повод, чтобы наконец-то прервать свой монолог. Он слишком долго рассказывал ей про городское собрание – про перерасход бюджетных средств, выделенных на уборку снега, про то, как мудро они поступили, решив заменить парковочные счетчики в центре города на билетные автоматы и т. д. и т. п., – говорил и говорил, лишь бы избавить их обоих от неловкости, а то им пришлось бы сидеть и молчать, как супругам со стажем, которым уже давно нечего сказать друг другу.

И ведь обидно было то, что они почти ничего не знали друг о друге, хотя вместе ездили отдыхать. Ему еще столько всего нужно было выяснить, у него накопилась к ней масса вопросов, и он задал бы их, если б она позволила. Но Нора еще во Флориде дала ясно понять, что личное – это запретная зона. Она отказывалась говорить о муже и детях, даже о своей прежней жизни. И он видел, как она напрягалась те несколько раз, когда он пытался рассказать ей о своей семье. Морщась, она отводила взгляд, словно ей в лицо светил фонарем полицейский.

По крайней мере, во Флориде они находились в непривычной обстановке, почти все время проводя на открытом воздухе, где ничего не стоило нарушить молчание, обменявшись замечаниями по поводу температуры воды в океане, или красоты заката, или того, что мимо пролетел пеликан. Здесь, в Мейплтоне, ничего такого не было. Они всегда находились под крышей, всегда у нее дома. Нора не ходила ни в кино, ни в рестораны, даже в «Carpe Diem» не соглашалась заглянуть, чтобы пропустить перед сном стаканчик. Они только и делали, что пытались говорить ни о чем и смотрели «Губку Боба».

Впрочем, даже об этом Нора ему не рассказывала. Кевин понимал, что с этим мультсериалом у нее связаны определенные воспоминания, и был тронут тем, что она позволяет ему принимать участие в ее ритуале. Однако он хотел бы больше знать о том, что «Губка Боб» значит для нее и что она записывает в тетради после просмотра каждой серии. Но, очевидно, это его тоже не касалось.

* * *

Нора не хотела быть холодной и замкнутой. Она хотела быть такой, какой была во Флориде – открытой, энергичной, раскрепощенной душой и телом. Те пять дней пролетели как во сне. Они оба упивались солнцем, адреналином, не переставая удивляться тому, что оказались вместе в непривычной жаре, освободившись из плена повседневной рутины. Они гуляли, катались на велосипедах, флиртовали, купались в океане, а, когда темы для разговора иссякали, пили, нежились в джакузи или читали триллеры, купленные в аэропорту. Ближе к вечеру они на несколько часов расставались – расходились по своим номерам, чтобы принять душ и вздремнуть перед совместным ужином.

В первый же вечер она пригласила его к себе. Ей казалось, этого требуют правила приличия – как-никак за ужином они выпили бутылку вина и на пляже целовались так, что аж дух захватывало. Она не нервничала, раздеваясь в его присутствии, не просила его погасить свет. Стояла перед ним обнаженная, блаженствуя под его восхищенным взглядом. Ощущение было такое, что ее кожа пылает.

– Что скажешь? – спросила она.

– Изящные ключицы, – отвечал он. – Осанка красивая.

– И это все?

– Пойдем в постель, и я дам оценку твоим подколенным ямкам.

Она забралась в кровать, прижалась к нему. Торс у него был как светлая каменная плита, надежная и твердая. Когда она первый раз обняла его, у нее создалось впечатление, что она обнимает дерево.

– Ну и как мои подколенные ямки?

– Честно?

– Да.

Его ладонь поползла по ее ноге вниз от бедра.

– Холодноватые.

Она рассмеялась, он поцеловал ее, она ответила на его поцелуй, и разговор на том был закончен. Заминка произошла несколько минут спустя, когда он, пытаясь овладеть ею, обнаружил, что она слишком сухая. Она извинилась, объяснила, что ей не хватает практики, но он шикнул на нее и языком проложил дорожку по ее телу до самого ее естества. Он не спешил, возбуждая ее, давал понять, чтобы она расслабилась, что это нормально, лаской ненавязчиво заставлял идти незнакомой тропой, пока она не перестала нервничать и, издав тихий вскрик, не осознала, что уже дошла до конца пути, что какой-то узел в ней развязался и нечто теплое сочится из нее. Отдышавшись, она ползком переместилась в нижнюю часть кровати и отплатила любезностью за любезность, ни разу не вспомнив про Дуга и Кайли, взяла в рот его плоть, вообще ни о чем не думала, пока не довела его оргазма, пока он не перестал содрогаться и она не прониклась уверенностью, что выпила его до последней капли.