Белый шум - Дон Делилло

Овация. Непрерывный шквал аплодисментов и одобрительных возгласов. Оратор еще раз медленно повернулся, демонстрируя своей аудитории маленький телевизор. Завершив поворот, он оказался лицом к лицу со мной – не более десяти дюймов. Его обветренное лицо изменилось. Он явно был слегка ошарашен, столкнувшись с каким-то незначительным, но необъяснимым фактом.

– Я это видел раньше, – сказал он мне наконец.

– Что именно?

– Вы стояли там, а я стоял здесь. Как прыжок в четвертое измерение. Ваши черты – невероятно резкие, четкие. Светлые волосы, блеклые, выцветшие глаза, розоватый нос, ничем не примечательные рот и подбородок, лицо, поблескивающее, как от пота, обыкновенные щеки, скошенные плечи, большие руки и ноги. Все это уже когда-то было. Пар, шипящий в батареях. Крошечные волоски, растущие из ваших пор. И вид у вас точно такой же.

– Какой? – спросил я.

– Затравленный, испуганный, растерянный.

Прошло еще девять дней, прежде чем нам разрешили вернуться домой.

III. Диларама

22

В супермаркете полным-полно пожилых людей: они, похоже, заблудились среди поражающих своим великолепием прилавков. Одни из-за малого роста не могут дотянуться до верхних полок, другие загораживают проходы своими тележками, третьи неуклюжи и туповаты; одни рассеянны, другие в смятении, третьи ходят по магазину и что-то бормочут с настороженным видом пациентов в коридоре психиатрической больницы.

Я двигался по проходу, толкая перед собой тележку. В ней на откидной полочке сидел Уайлдер. Он то и дело норовил схватить товары, чьи форма и блеск возбуждали его сенсорно-аналитическую систему. В супермаркете появились два новшества – мясной отдел и пекарня. Аромат свежего хлеба и забрызганный кровью мясник, отбивающий длинные, узкие куски свежей телятины, весьма возбуждающе действовали на всех нас.

«Дристан-ультра, дристан-ультра».

Другим возбуждающим фактором был снегопад. Сильный снегопад, согласно прогнозам, должен был начаться то ли вечером, то ли ночью. Из-за него на улицах возникли толпы людей – тех, кто боялся, что вскоре дороги сделаются непроезжими, кто слишком стар и без риска не мог передвигаться по снегу и льду, кто полагал, что из-за метели несколько дней, а то и недель не выйдет из дома. Особенно серьезно восприняли весть о надвигающемся бедствии люди преклонного возраста, видевшие по телевизору, как уравновешенные мужчины предсказывают погоду, стоя перед цифровыми радиолокационными картами местности или импульсными фотоснимками нашей планеты. Доведенные до неистовства, старики поспешили в супермаркет, чтобы успеть запастись провизией, пока холодные воздушные массы не добрались до города. Снежный фронт приближается, говорили синоптики. Снежная тревога. Снегоочистители. Мокрый снег с переохлажденным дождем. Снегопад уже начался на западе. Он уже перемещается на восток. Они вцепились в эту новость, будто в пигмейский череп. Обильные снегопады. Снежные шквалы. Снежная буря наступает. Снежная вьюга. Снежный буран. Толстый снежный покров. Снежные заносы. Сугробы, разрушения. Старики в панике расхватывали товары. Если телевидение не приводило их в ярость, оно пугало их до полусмерти. Они перешептывались в очереди в кассу. Информация для автомобилистов: нулевая видимость. Когда все это начнется? Сколько дюймов? На сколько дней? Старики стали скрытными и изворотливыми – казалось, они утаивают от всех самые свежие и плохие новости, казалось, умело сочетают хитрость с торопливостью, стремятся побыстрее покинуть магазин, пока кто-нибудь не спросил, зачем им столько покупок. Сквалыги военного времени. Прожорливые люди, нечистая совесть.

В отделе продуктов общего типа я увидел Марри с тефлоновой кастрюлей. Я остановился и немного понаблюдал за ним. Он разговаривал с четырьмя или пятью покупателями, время от времени делая паузы и наспех записывая что-то в отрывной блокнот. Кастрюлю он неловко зажал подмышкой и при этом ухитрялся писать.

Уайлдер окликнул его – громко, визгливо, словно с верхушки дерева, – и я подкатил тележку к Марри.

– Как поживает ваша благоверная?

– Отлично, – сказал я.

– Этот малыш уже говорит?

– Иногда. Зря болтать не любит.

– Помните, вы помогли мне в одном деле? В борьбе за право на Элвиса Пресли?

– Конечно. Я пришел и прочел лекцию.

– Так вот: как это ни прискорбно, оказывается, я бы в любом случае одержал победу.

– Что произошло?

– Кодзакиса, моего конкурента, больше нет среди живущих.

– Что это значит?

– Это значит, что он умер.

– Умер?

– Пропал в морском прибое под Малибу. Во время студенческих каникул. Я узнал час назад. И сразу сюда.

Вдруг до меня дошло, насколько плотна ткань окружающей обстановки. С порывистым вздохом открылись и закрылись автоматические двери. Обострились запахи и цвета. Бесшумные шаги сделались громче десятка прочих звуков – сублиторального гула систем технического обслуживания, шуршания газет у выхода, где покупатели изучали свои гороскопы, шушуканья пожилых напудренных женщин, неумолчного дребезжания крышки люка под колесами у самого входа в магазин. Бесшумные шаги. Я отчетливо услышал это унылое, неуверенное шарканье в каждом проходе.

– Как девочки? – спросил Марри.

– Отлично.

– Снова в школу пошли?

– Да.

– Паника улеглась.

– Да. Стеффи больше не носит защитную маску.

– Хочу купить нью-йоркской вырезки, – сказал он, показав на мясника.

Фраза казалась знакомой, но что она значит?

– Мясо без упаковки, свежий хлеб, – продолжал Марри. – Экзотические фрукты, редкие сорта сыра. Мы словно оказались на каком-нибудь оживленном перекрестке древнего мира, на персидском базаре или в одночасье выросшем городе на берегу Тигра. Как поживаете, Джек? Как поживаете? О чем это он?

– Бедняга Кодзакис, пропал в прибое, – сказал я. – Такой великан.

– Вот-вот.

– Даже не знаю, что и сказать.

– Он и вправду был крупным мужчиной.

– Чрезвычайно.

– Я тоже не знаю, что сказать. Кроме того, что лучше уж он, чем я.

– Наверняка фунтов триста весил.

– Вполне вероятно.

– Как по-вашему, двести девяносто или триста?

– Скорее триста.

– Умер. Такой крупный мужик!

– Ничего не поделаешь.

– А мне казалось, что я крупный.

– Он находился на другом уровне. А вы крупный – на своем.

– Не сказал бы, что я его знал. Я его вообще не знал.

– Когда люди умирают, лучше их не знать. Лучше они, чем мы.

– Такой великан. И погиб.

– Бесследно исчез. Унесло в море.

– Я очень ясно могу себе его представить.

– Все-таки довольно странно, – сказал он, – что мы способны представлять себе мертвых.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});