Жена авиатора - Мелани Бенджамин

Но самое лучшее, что мы с Чарльзом вечерами совершали долгие прогулки по саду, как делали, когда только поженились, когда он пытался научить меня распознавать звезды. Теперь он ничему не старался научить меня, да и я не испытывала к этому особого желания. Мы шли в молчании, боясь или просто не умея объединить наши мысли, но просто дыша одним воздухом, восхищаясь одной и той же луной.

Когда мы вместе смотрели на небо, нам всегда было хорошо вдвоем.

Его дни были по-прежнему наполнены научными изысканиями, работой с экспертами по летному делу над улучшением качественных показателей топлива, а также продолжающимся сотрудничеством с Алексом Каррелом, который сопровождал нас в переезде через океан вместе со своей женой и жил на маленьком острове в Бретани. Однажды я прочитала статью в журнале о некоем ученом Годдаре, работавшем над устройством под названием ракета. Я показала статью Чарльзу, который стал после этого переписываться с ним и помогать ему искать финансирование.

В конце концов мир добрался до моего мужа даже в нашем сельском доме в английской глубинке. Через Ла-Манш полетели приглашения от различных правительств Европы с просьбой дать экспертную оценку их новым коммерческим авиалайнерам и аэропортам, как он раньше делал в Соединенных Штатах. Когда он снова начал принимать эти приглашения, я покорно смахнула пыль со своих летных очков. Трудно описать, что я чувствовала, оставляя Джона в незнакомой стране с чужими людьми после всего, что произошло. Наверное, это был страх – сильнейшее чувство, которое так презирал Чарльз и которому я не могла сопротивляться. Ужас притягивал меня к моему ребенку и отталкивал от него; страх привязаться слишком сильно, ужас потерять его. Как я потеряла его брата, которого он никогда не увидит.

Страх, что Чарльз, который так надежно спрятал нас, может позабыть вернуться назад.

И вот опять, как прежде, он – на переднем сиденье, я – на заднем – летели в европейские столицы знакомиться с самолетостроительными заводами и новыми аэропортами. Мы даже прокладывали новые пассажирские маршруты, хотя их становилось все больше. Эпоха летчиков-исследователей закончилась, и ничто не свидетельствовало об этом более красноречиво, чем все увеличивающееся число военных самолетов, которые мы видели в наших поездках.

Ни у какой страны их не было столько, сколько мы увидели на летном поле в окрестностях Берлина на этой неделе, и я все думала: произвело ли на Чарльза это зрелище такое же ошеломляющее впечатление, как на меня.

– Это удивительная возможность, – жадно затягиваясь сигаретой, проговорил Трумэн Смит. Разговор происходил во время нашего первого приезда в Берлин.

Он эффектно щелкнул колпачком серебряной зажигалки и положил ее в нагрудный карман. Он являл собой олицетворение военного – было невозможно вообразить его не в форме, и я действительно никогда не видела его в штатском. Его фигура идеально подходила для военной одежды – высокий, широкоплечий, с тонкой талией.

– Что именно?

Кей и я вернулись после короткого посещения их квартиры, где мы остановились. Она была расположена на чистой, тихой улице, похожей на все улицы Берлина. Я никогда не видела такого чистого города.

– Приглашение полковнику от Геринга осмотреть самолеты люфтваффе. Просто поразительно! Это уникальная возможность.

Министр Геринг встречал нас на летном поле, когда мы приземлились, и уверял, что правительство будет радо исполнить любое наше пожелание, хотя это не был официальный дипломатический визит. Он даже пригласил Чарльза посетить их военно-воздушные объекты, что крайне заинтересовало Трумэна.

– Меня сюда пригласила «Люфтганза», а не нацистское правительство, – напомнил ему Чарльз.

Согнув свое худое долговязое тело, он смог устроиться на атласном позолоченном кресле. Внутри дом был отделан Кей с утонченным вкусом, хотя и не лишенным практицизма.

– Да, но нацистское правительство, полковник, не к каждому обращается с такими предложениями. Они явно наращивают свою военную мощь, но нам пока не удалось узнать ничего конкретного. Это может стать прекрасной возможностью получить интересующую нас информацию.

– Я здесь как гражданское лицо, – настойчиво повторил Чарльз, – я не политик и не выполняю никакой военной миссии.

– Времена меняются. Быстро, возможно, быстрее, чем вы можете представить.

Трумэн благожелательно улыбнулся нам обоим, я поняла, что он имел в виду. В наших предыдущих поездках в различные европейские страны я тоже чувствовала, что за последние четыре года мы с Чарльзом были так поглощены нашей собственной жизнью, так плотно залезли в защитную раковину собственного изготовления, что жизнь шла мимо нас. Мир вокруг менялся быстро, почти непрерывно. Рушились монархии, на смену им приходили диктаторы. Муссолини и его чернорубашечники пришли к власти в Италии, а теперь и в Эфиопии. Сталин вызывал много шума угрозой распространения коммунизма. Живя в Европе, нельзя было не слышать бряцания оружия, раздававшегося со всех сторон.

– Полковник, вы находитесь в очень завидном положении. У вас нет политического статуса, однако вы фигура мирового значения. Все уважают ваши достижения, и всех интересует, что вы будете делать дальше. Это ведь лучше самого лучшего паспорта, понимаете? Вы желанный гостью всюду – даже в Советском Союзе.

– Да, нас пригласили посетить их аэропорты, – проговорил Чарльз мягко, все еще притворяясь, что его это не приводит в трепет.

Однако он выпрямился и перестал барабанить пальцами по подлокотнику кресла.

– Вам предоставлена беспрецедентная возможность. Уверяю вас, Гитлер не стал бы делать этого ни для кого больше. И вы сможете принести огромную пользу вашей стране, если поможете мне подготовить рапорт о германских военно-воздушных силах.

– Но ведь это двуличие, почти шпионаж?

– Нет, они ведь не просили вас не сообщать о том, что вы видели. Возможно, это является частью их плана – немного раскрыть свои карты Америке, чтобы она обратила внимание. Это правительство – я просто говорю, что у них все предусмотрено заранее. Вы заметили, что, когда вас встречали после приземления, там совсем не было прессы?

Мы с Чарльзом обменялись взглядами; это было первое, что мы заметили.

– Гитлер контролирует прессу, – заметила Кей, наливая себе коктейль из серебряного шейкера.

Она напомнила мне маму – у нее были такие же большие, как у совы, серые глаза. Всегда начеку, даже когда она вкрадчиво мурлыкала и сглаживала споры. Разница была в том, что Кей была гораздо более очаровательной, с модно уложенными золотисто-каштановыми волосами и в жемчужно-зеленом с косым разрезом платье от Вьоне[33]со смелым декольте. Чарльз никогда бы не разрешил мне надеть подобный наряд. Невольно я почувствовала себя рядом с ней серой мышкой в своем скромном синем бархатном платье, купленном у респектабельного, но не особенно модного портного на Риджент-стрит.

– Гитлер запретил прессе освещать ваш визит.

– Какое счастье! – воскликнула я.

Бровь Кей поползла вверх.

– Вы ведь не хотите сказать, что то, что Гитлер душит свободную прессу, это хорошо?

– Нет, конечно, нет. Просто нам повезло – не придется сражаться с прессой. – Мы с Чарльзом снова обменялись взглядами.

Мы не могли им объяснить, чего мы натерпелись от прессы; тот, кто не жил нашей жизнью, не смог бы понять наших чувств. Ведь именно американская пресса погубила нашего маленького сына. Она печатала карты с маршрутом до нашего дома, сообщала о каждом нашем передвижении, а потом – это было последней каплей – фотографировала его мертвое тело в морге. Мы подвергались насилию во всех смыслах этого слова.

– Я все еще испытываю неловкость от вашего предложения, Трумэн, – запротестовал Чарльз, довольно слабо, надо сказать. Я знала, каким несгибаемым он мог быть, когда хотел этого, – а что скажут в «Люфтганзе»?

– Они скажут то, что захочет Гитлер, – насмешливо проговорила Кей.

Трумэн прочистил горло.

– Я понимаю, что боевая авиация работает над созданием новых двигателей. Уже созданы необычайно мощные моторы, во всяком случае, ходят такие слухи.

– Правда? – Чарльз встал, чтобы налить себе коктейль, и я онемела от удивления. Я редко видела, чтобы он выпивал, только вино за обедом, изредка бренди с Гарри Гуггенхаймом. – Мне бы очень хотелось увидеть «Мессершмит».

– Уверен, что это будет для вас организовано, – улыбнулся Трумэн, – я слышал, что мотор «стуки» они тоже усовершенствовали.

Чарльз отхлебнул свой коктейль – сухой мартини, который Кей приготовила из большого количества джина, плеснув туда немного вермута; его щеки покрыл румянец, он улыбнулся.

– Тогда я готов. Если вы настаиваете, я приму предложение герра Геринга и помогу вам с рапортом. Естественно, я дам комментарии только по научным аспектам. Политики я касаться не буду.