В шесть тридцать по токийскому времени - Эд. Арбенов

Дверца машины была распахнута: меня ждали, мне приказывали вернуться на свое место. Мотор нетерпеливо урчал, напоминая о необходимости торопиться.

И вот тут произошло невероятное в моей судьбе. Я почувствовал себя свободным. От всего!

Руки мои вцепились в пряжку ремня, на котором висел пистолет, и стали его отстегивать. На глазах у генерала. Он зажмурился от ужаса:

— Капитан!

Окрик не остановил меня.

Автоматчик тоже с недоумением и настороженностью смотрел на торопливые движения моих рук.

Мотор вдруг взвыл от напряжения — шофер, подчиняясь приказу генерала, дал полный газ и крутанул машину почти на месте. Когда ремень был снят, машина уже неслась на предельной скорости назад, в город. Легкая пыль поземкой стелилась по шоссе…

Я протянул пистолет солдату и символически — в этом уже не было практической надобности — поднял руки.

— Ты что? — растерянно произнес автоматчик. — Ты что, парень?

— Капитан японской армии Сигэки Мори сдается в плен.

Он отстегнул кобуру, вынул мой новенький, с полной обоймой, пистолет, осмотрел с любопытством и сунул в карман шаровар.

У меня почему-то страшно билось сердце и ноги подкашивались. Я опустился на край кювета, обхватил голову руками и засмеялся. Странно как-то, с нервным ознобом,

— Ты что? — опять спросил солдат.

Я глотнул слезу. Кажется, я плакал.

— Ничего… Просто конец…

Снова император Пу И, теперь уже только собеседник. Настоящее имя Сунгарийца. Что должен был узнать Доихара и чего он не успел узнать

В холле уже зажгли вечерний свет. Матовые лампы, предназначенные для замены солнца, почему-то напоминали холодные луны: все было серебряно-голубым.

Серебряно-голубым было и лицо императора. Он казался неживым в своем черном костюме и белоснежной манишке. Весь лунный свет ламп сосредоточился на высоком аскетическом лбу и впалых щеках императора, и кожа его, и без того бледная, стала еще бледнее. Большие синеватые веки смежились, свидетельствуя о полной утрате сил. Он часто уходил вот так во время беседы в другой мир, и Язеву становилось страшно, и он или кашлем или громким шелестом газеты, которая была у него в руках, пытался вернуть императора в реальность.

Но это было только забытье. Он оставался здесь, рядом с Язевым, все слышал и все чувствовал. Он думал. В уединении.

Легкий кашель собеседника заставил его оторваться от дум.

— Их накажут?

Их — это главных японских военных преступников. Император говорил о своих бывших хозяевах только с помощью местоимений: он, они. Он все еще боялся их и требовал от Язева заверений в том, что они больше не вернутся на континент.

— Безусловно.

— И Доихару? — допытывался император.

Доихара Кендзи, «японский Лоуренс», казался императору неуязвимым. Майор это знал и старался успокоить собеседника:

— И Доихару.

Император смежил веки, застыл под мертвым светом ламп.

Так продолжалось бы долго. Язев углубился в газеты — а их было немало на столике, — Пу И отправился в путешествие по другому миру, а мир тот велик. Но чтение и путешествие прервались самым неожиданным образом. В холл вошел седой мужчина в костюме служителя отеля и направился через зал к майору Язеву. Именно к нему, потому что в этом углу холла, кроме императора и майора, никого не было, и маленький поднос из черного лака, который мужчина держал в правой руке, был направлен, как острие копья, точно в майора.

— Срочный пакет, — сказал служитель, когда оказался перед Язевым, и протянул с поклоном поднос.

На подносе лежал пакет с адресом на английском и русском языках.

— Благодарю.

Служитель еще раз поклонился и пошел назад через холл

Пакета ждал Язев. Ждал с того самого дня, как сообщил о разговоре с Доихарой Кендзи. Пальцы торопливо сорвали наклейку и вытянули из конверта небольшой лист с текстом, напечатанным на машинке.

Язев пробежал его глазами, мгновенно, кажется, и лицо его так же мгновенно изменило свое выражение Вначале было огорчение, даже досада, потом удивление. И наконец — радость!

— Поярков Борис Владимирович, — прошептал взволнованно Язев. — Кто бы мог подумать! Сунгариец — Поярков. Ваше величество!..

Император вздрогнул, открыл глаза и уставился удивлен но на майора.

— Ваше величество, победа!

Император закивал, ничего-ничего не понимая, но соглашаясь с майором. Если тот радуется, значит, действительно победа. Контрразведчик вел какой-то бой, не ведомый никому здесь, но бой трудный и Долгий. Мог победить. Должен был победить. И победил.

Часть II. «Бусидо-мираж»

БЛАГОВЕЩЕНСК

ХАБАРОВСК

ХАРБИН

ТОКИО

Дело третье

Гость из Фуцзядяня

Теперь этот документ можно встретить в учебнике истории, а в свое время он был добыт с риском для жизни

Доклад генерала Танака императору Хирохито:

«Для того чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные малоазиатские страны, Индия, а также страны Южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами. Мир тогда поймет, что Восточная Азия наша, и не осмелится оспаривать наши права… Овладев всеми ресурсами Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, стран Южных морей, а затем и завоеванию Малой Азии, Центральной Азии и, наконец, Европы. Но захват контроля над Маньчжурией и Монголией явится лишь первым шагом, если нация Ямато желает играть ведущую роль на Азиатском континенте…

…В программу нашего национального роста входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить наши мечи с Россией на полях Монголии в целях овладения огромными богатствами Северной Маньчжурии. Пока этот скрытый риф не будет взорван, наше судно не сможет пойти быстро вперед».

А эта коротенькая информация была «обронена» на банкете у белогвардейского генерала Феоктистова резидентом английской разведки в Китае Лоу

«Этапы японской операции:

I — оккупация Маньчжурии,

II — захват пунктов: Жэхэ — Хэбэй — Чахар — Суйюань — Шэнси — Шаньси и Шаньдун,

III — захват Шанхай-Ханчжоуского района, закрытие входа в Китай по р. Янцзы,

IV — поход на СССР (Дальний Восток).

Дата оккупации Маньчжурии: сентябрь-ноябрь 1931 г.».