Самая черная птица - Джоэл Роуз

— Это правда?

— Издательство считает, что граждане нашего государства, испытывающего недостаток в капиталах и в культуре, должны получать пищу для ума и развлечение за небольшие деньги.

Хейс натянуто улыбнулся.

— Так считает Харпер?

— Да. И он не одинок. Я уже упоминала, что мистер По, как и любой из наших, американских, писателей, является горячим защитником международного авторского права. Многие издатели хотели бы от него избавиться. И все же, как бы ни был наш мэр одержим жаждой мести, обвинять поэта в столь ужасном преступлении… Я не нахожу объяснения такому поступку.

— Посмотрим, — сказал констебль. — После разговора с писателем, надеюсь, все станет понятнее. Одно я могу сказать наверняка, Ольга: если он виновен, то предстанет перед судом.

— При этом ты понятия не имеешь, где он находится.

— Несколько человек готовы поклясться, что он сейчас в городе. Я надеялся, что миссис Дженкинс сообщит мне точное местонахождение По, но этого не случилось.

— Так как же ты его найдешь?

— Попрошу тебя пойти в «Нью-Йорк сан» и побеседовать с редактором, ответственным за выпуск выдумки насчет воздушного шара: быть может, от него ты узнаешь, где находится автор этой сенсации. Я бы послал одного из полицейских, но, как ты знаешь, их всех безжалостно уволил наш досточтимый новый мэр, мистер Харпер. Тебя-то по крайней мере не уволили, а?

Искоса взглянув на отца, девушка потянулась за дубинкой констебля, словно собиралась побить его, а потом произнесла:

— Я не против, папа.

Она отправилась в путь почти сразу же после ленча, предоставив констеблю убирать со стола и мыть посуду, и вернулась спустя несколько часов.

В редакции «Сан» было полно народу, и не без оснований. Однако особого оживления не замечалось. Газета раскупалась быстро, но не было ничего похожего на безумие, которым сопровождалась «Лунная мистификация», — Ольга хоть и была тогда еще ребенком, но хорошо запомнила эти события.

Она сообщила отцу о разговоре с главным редактором, Моузесом Бичем, и протянула адрес: Гринвич-стрит, недалеко от причала на Баркли-стрит, в двух кварталах от реки. По словам свидетелей, именно там в последний раз видели Мэри Роджерс и ее смуглого кавалера с армейской или флотской выправкой. Оказалось, что по указанному номеру располагался небольшой и ничем не примечательный пансион. Это было двухэтажное кирпичное здание со слуховыми окнами и односкатной крышей.

Спустя час напротив этого дома остановилось полицейское ландо. Дверь открыла толстая женщина с глазами навыкате, одетая в поношенный халат. Увидев у входа главного констебля Хейса, она как будто еще больше надулась.

На его расспросы хозяйка пансиона ответила, что мистер По действительно остановился у нее. Поэт снял одноместный номер на втором этаже, в задней части здания, но недавно его дела пошли в гору. Постоялец рассказывал о какой-то ужасной выдумке, что-то про летающий шар… В общем, он выписал сюда жену, ее мать и кошку и нанял для них соседний номер.

Женщина сказала, что, хотя писателя нет дома, его теща и жена сидят у себя в номере.

— Кажется, бедняжка больна, — добавила она. — Такая молоденькая.

Хозяйка указала на дверь номера, занимаемого семьей По; Хейс постучал, и дверь открыла жена поэта.

Глава 53

Гринвич-стрит, 130

Из-за спины Вирджинии показалась пожилая женщина. Она выглядела сурово и мужественно: крупная, широкая, одетая в простое черное платье с белоснежным воротником и фартуком.

— Могу я чем-нибудь помочь вам? — спросила миссис Клемм, вставая перед дочерью.

Сыщик представился, коснувшись полей своего котелка.

— Я главный констебль Джейкоб Хейс, глава нью-йоркских дневной и ночной страж, — сказал он, случайно или намеренно забыв главное: стража только что распущена, и теперь он представляет новорожденную Нью-Йоркскую муниципальную полицию.

Как бы там ни было, на Мадди, судя по всему, его титул не произвел впечатления.

— Я Мария Клемм, — проговорила она без выражения.

Детектив взглянул на жену поэта, стоявшую позади.

Она казалась ребенком, но сыщик знал, что девушке по меньшей мере двадцать. На щеках Сисси сиял яркий румянец; не зная всех обстоятельств, можно было принять его за признак здоровья.

— Это моя дочь, Вирджиния По.

— Рад познакомиться с вами обеими. — Хейс слегка поклонился дамам. — Дома ли хозяин?

— Мистер По в городе, по работе.

— Ясно.

— Если это насчет долга, то Эдди недавно добился успеха. В данный момент идет работа над статьей. Так что можете не сомневаться, он получит гонорар и оплатит все счета.

Констебль покачал головой.

— Я не по поводу счетов, — заверил он ее.

Во взгляде миссис Клемм появилась какая-то тень подозрения, не ускользнувшая от взгляда сыщика. Он отметил про себя ее беспокойство и испытал сочувствие к одинокой пожилой женщине, опасающейся за своих детей.

— Не знаю, когда он вернется, — проговорила она.

Потом, повернувшись к дочери, Мадди спросила, не лучше ли той не стоять на сквозняке и вернуться в комнату. Девушка улыбнулась Хейсу, молча послушно переступила порог и скрылась во внутренних комнатах; там она села в укромный уголок и занялась каким-то рукоделием. С такого расстояния нельзя было понять, что она делает: вышивает шерстью или вяжет крючком.

Детектив сумел разглядеть через широкую спину миссис Клемм, что номер состоит из двух комнат. Возможно, там был еще небольшой кабинет или спаленка. Кажется, кухня в помещении отсутствовала, хотя была чугунная печка, топившаяся, несмотря на довольно теплую весеннюю погоду.

Констебль остался в коридоре. Висящие клоками обои, потертый ковер на полу.

— Вы хотели войти и подождать Эдгара, сэр? Но моя дочь не совсем хорошо себя чувствует, и, боюсь, ваше присутствие… — Сильный, но дрожащий голос Мадди внезапно перешел на шепот. — Это невозможно.

— Нет, — ответил Хейс, — я вовсе не намерен злоупотреблять вашим гостеприимством, мадам. Просто передайте мистеру По, что мне нужно с ним поговорить. Он сможет найти меня в кабинете на первом этаже мужской тюрьмы, на перекрестке Сентер-стрит и Леонард-стрит. Пожалуйста, скажите, что, если он не явится, я вернусь.

— Хорошо.

— Спасибо.

— Спасибо, главный констебль.

— Эдгар знает, кто я такой, миссис Клемм. Просто скажите, что Старина Хейс хочет с ним побеседовать.

Глава 54

«Что за песню пели сирены…»

— Заметь, папа, — сказала Ольга Хейс, — его первый логический рассказ, «Убийство на улице Морг», начинается с цитаты из сэра Тома Брауна: «Что за песню пели сирены или каким именем назывался Ахилл, скрываясь среди женщин…»

— Кто это такой?

— Английский писатель семнадцатого века, занимавшийся христианской моралью. Мы здесь для того, чтобы разгадать замысел мистера По, а не скрытый смысл слов сэра Томаса Брауна.

— И каков же этот замысел? — поинтересовался констебль.

Девушка взглянула отцу прямо в глаза.

— Поэт уподобляет себя самому сильному и храброму из людей, которого в доблести не превосходит даже могучий древнегреческий герой. Тем не менее речь идет и об уязвимости персонажа — он не прочь спрятаться за женскими юбками.

— Ясно, — сказал Хейс.

На столе перед Ольгой и ее отцом стояли чашки с китайским чаем. Девушка не притронулась к своей, а сыщик грел руки о фарфоровые стенки.

Несколько дней назад, вернувшись из «Уайли и Патнэма» со стопкой книг и черновиков, он вывалил все это на свою дочь. Три дня и три ночи бедняжка просидела, склонившись над письменным столом, изучая тщательно подобранные слова в произведениях По.

— Здесь кроется интереснейшая загадка, — проговорила Ольга. — И, судя по тому, что ты видел на Гринвич-стрит, моя гипотеза может оказаться верной.

— Что он прячется за своей женой и тещей?

Девушка подняла голову и взглянула на отца.

— Что он скрывается за своими женщинами.

Хейс почти незаметно моргнул, услышав, как она переделала его фразу.

— А как насчет изменений в тексте «Мари Роже»? Чем отличаются редакция, появившаяся в «Ледис компэнион», и теперешняя? — спросил он.

— Я насчитала пятнадцать изменений. В трех местах автор кое-что вычеркнул, в остальных — добавил.

— Патнэм говорил о семнадцати.

Дочь констебля пожала плечами:

— Может, и так. Но я насчитала только пятнадцать.

— Они заметно меняют текст повести?

— Да. Как и прежде, По склоняется к случайной смерти во время аборта на постоялом дворе мадам Делюк, отказываясь от хладнокровного убийства отвергнутым любовником. Изменения автор внес для того, чтобы создалось впечатление, будто с самого начала он пошел по правильному пути.