Самая черная птица - Джоэл Роуз

Далее редактор радостно сообщил, что в третьей истории, под названием «Очки», рассказывается о ненормальных любовных отношениях между молодым человеком и его прапрабабушкой.

— Кое-кто язвительно поговаривает, что описанные обстоятельства не так уж далеки от реальности: ведь автор женат на своей юной кузине, а собственная тетушка приходится ему тещей. Ходят слухи, разумеется, ложные и ни на чем не основанные, что у поэта связь с пожилой кровной родственницей, — заключил Беннетт.

Хейс сказал, что ничего не слышал об этих сплетнях.

— И кто же выдвигает подобные обвинения? — поинтересовался он.

— Кто знает, откуда берутся слухи? — загадочно улыбнулся газетчик.

— Бродят ли в обществе еще какие-нибудь разговоры о писателе, которыми вы хотите поделиться со мной?

— О мистере По? — произнес издатель, театрально выдерживая паузу и не обращая внимания на осуждение, прозвучавшее в голосе главного констебля. — Могу сказать, что его не любят. Ваш поэт — известный пьяница, а кроме того, принимает наркотические вещества. Дамский угодник, предпочитающий юных и мечтательных особ, джентльмен с весьма раздутым эго. Что еще… бог весть, главный констебль. — Беннетт пожал плечами. — Но если вы действительно ищете человека, о котором идет речь, есть одна женщина: она, вероятно, сможет помочь вам. Это миссис Мэри Дженкинс; когда-то она была невестой молодого Эдгара. Несколько лет назад нашего героя видели в лесах недалеко от дома этой женщины в Джерси. Он бродил там в беспамятстве и бормотал что-то о своей любви к Мэри. Я не знаю, какую именно Мэри бедняга имел в виду, но искать его надо в доме бывшей невесты.

Глава 51

Мэри Деверо

Джеймс Харпер оказался человеком слова. На следующее утро Хейс узнал, что его полиция распущена новым мэром. Это не удивило, но огорчило его. Остался один лишь Бальбоа — единственный верный человек, — его сыщик и послал на пароме в Джерси, разыскать Мэри Дженкинс. Мировой судья графства Гудзон вручил посланцу констебля ее адрес, сверившись со списками избирателей и налогоплательщиков, и сообщил, что дама живет у северного леса, а муж ее работает портным недалеко от бухгалтерских контор на Уолл-стрит.

Слуга вернулся на пароме, причалившем у Кортланд-стрит. С ним была женщина лет тридцати, хорошо сложенная и пышущая здоровьем, со свежим цветом лица и золотисто-каштановыми волосами.

Хейс поднялся ей навстречу, стараясь вести себя как можно обходительнее. Он представился и объяснил миссис Дженкинс причину их встречи.

Дама сделала неглубокий реверанс.

— Мне объяснили, в чем дело, — сказала она. — Судья Мерритт коротко говорил об этом, но я не могу предоставить вам никакой информации касательно мистера По. Не знаю, где он.

— Миссис Дженкинс, добропорядочные граждане всегда говорят правду, — напомнил ей Хейс.

Затем сыщик поблагодарил женщину за сотрудничество и честность, извинившись за причиненные неудобства.

— Насколько хорошо вы его знаете? — спросил главный констебль.

— Мы когда-то любили друг друга.

— Простите, что вмешиваюсь в дело столь личного характера, но что произошло между вами?

— Я в то время жила в Балтиморе, — сказала она. — Моя девичья фамилия — Стар, но хотелось называть себя Мэри Деверо — казалось, что так романтичнее. Ведь мне было всего семнадцать. У меня была подруга, Мэри Ньюман, она жила по соседству, в старом городе на Эссекс-стрит. Это очень милая девушка, мы часто сидели на верандах — между нами находилась всего одна балюстрада — и наблюдали за окружающим миром. Эдгар жил неподалеку. Он был тогда молодым солдатом и поэтом. Его брат написал печальную повесть о любви Эда к девушке из Ричмонда по имени Эльмира Ройстер; в городе только об этом и говорили. На меня он, конечно же, произвел впечатление романтического персонажа. Все время проводил на четвертом этаже, в мансарде, сочиняя, и через заднее окошко было видно, как молодой джентльмен сидит за своим столом и что-то пишет. Однажды наши глаза встретились, и он помахал мне белым платком. После этого мы стали часто махать друг другу платками и обмениваться воздушными поцелуями, представляя, будто наши руки — это бадминтонные ракетки. Эдгар прислал ко мне домой свою кузину Вирджинию, чтобы она попросила у меня прядь волос. Конечно, подруга не знала об этом, но однажды мы сидели на верандах — и вдруг обе увидели По: он шел к нам с другой стороны улицы. Мэри порывистым шепотом спросила, знаком ли мне этот джентльмен. Я солгала, сказав, что нет. Тогда она сообщила мне, что это сам Эдгар По. Я поинтересовалась, кто он такой, и Мэри ответила, что он поэт.

Сыщик улыбнулся.

— Моя дочь тоже так думает, — проговорил он. — Она несколько раз ходила на лекции писателя, где он читал свои стихи. И считает, что мистер По не только потрясающий мужчина, но и обладает чудесным голосом и манерами.

Миссис Дженкинс улыбнулась в ответ Хейсу.

— В то время он был даже еще более привлекательным. Поздоровался с Мэри и, сев рядом, сразу же завел речь о моих волосах. Признаюсь, я потеряла голову. Эдгар сказал, что у меня самые прекрасные волосы, какие ему когда-либо приходилось видеть, — именно о таких всегда грезили поэты. С той поры он стал приходить ко мне каждый вечер; так продолжалось около года.

— Должно быть, бедняга действительно был сражен. Если не возражаете, миссис Дженкинс, могу я спросить, как он вел себя в тот период? — В глазах Хейса появился интерес. — Был ли он нежен?

— Нежен, сэр? Он был так страстен в своей любви, что большинство моих подружек испугались и отвернулись от меня. Эд презирал невеж и терпеть не мог пустой светской болтовни. Он говорил, что если любит, то любит до безумия; должна признать, это правда.

— Полагаю, в этом ничего не изменилось.

— Не знаю. Несмотря на свою нежность, По отличался вспыльчивым, неуравновешенным и порывистым нравом. Был до крайности ревнив. Судя по всему, эти недостатки он сохранил по сей день. Я часто шутила, говоря, что ум моего жениха развит чрезмерно. Но он не видел в этом ничего смешного. Насмехался над святынями веры и никогда не ходил в церковь… Часто говорил о какой-то связанной с ним тайне, проникнуть в которую был не в силах.

Несчастный думал, что рожден для страдания, и от этого жизнь его переполняла горечь. Мы были молоды и не смотрели в будущее. Его милая маленькая кузина носила мне записки. Эд постоянно повторял, что Мэри — его любимое имя. Моя семья относилась к нему неодобрительно. Когда мой брат услышал о наших отношениях, он отвел меня в сторону и сказал: «Неужели ты собираешься выйти замуж за этого человека? Мне легче было бы увидеть тебя в могиле! Твой жених и себя-то не в состоянии прокормить!» Я отвечала, что предпочту разделить черствую корку с Эдди, чем дворец с кем-нибудь другим.

— Ваш брат пришел в ярость, услышав такой ответ?

— Да, конечно.

— Пожалуйста, продолжайте, мадам. Что произошло дальше?

— Однажды к нам в дом пришел один джентльмен, и По меня страшно приревновал. Это был мистер Моррис, друг моего отца. Ему нравилось дразнить Эдди, делая вид, что мы близки, и называя меня попросту «Мэри». Узнав, что любимая песня моего жениха — «Склонись, отдохни у меня на груди», наш гость попросил меня спеть. Мы с По ужасно поссорились. Он вылетел прочь и пообещал вернуться. Явился пьяный, я убежала в дом. Эдди кинулся за мной, он был в ужасном состоянии. Мать велела подняться наверх.

Мистер По сказал моей матери: «Я хочу поговорить с вашей дочерью. Если она не спустится, я поднимусь к ней сам». Матушка заслонила собой вход на лестницу и решительно сказала ему: «Не имеете права. Я не позволю вам подняться». Эдди возразил: «Нет, имею. Она жена моя пред небесами!»

В этом месте миссис Дженкинс покачала головой, словно бы изумленно и недоверчиво.

— Вы можете себе представить? — засмеялась она, и глаза несчастной наполнились слезами. Хейс не знал, были то слезы радости или горя.

Женщина вяла себя в руки.

— Моя мать не стала этого терпеть. Она выбранила его, посоветовав вернуться домой и лечь спать.

— Мистер По подчинился?

— Он ушел. С тех пор мы мало виделись. Честно говоря, все к лучшему. Эдгар не был человеком высокой нравственности и не уважал ничьих законов — ни человеческих, ни Божьих. Я счастливо отделалась, не выйдя за него.

— Вероятно, вы правы.

— После такой сильной ссоры между нами все было кончено. Эдгар написал мне письмо. Обращался в нем официально: «Мисс Деверо». Язвительно бранил меня за бессердечие и непреклонность. Я показала письмо матери, та отнесла его бабушке, а та — моему дяде Джеймсу.

Дядя вознегодовал и послал моему бывшему жениху резкий ответ. В то же время Эдди опубликовал стихотворение из шести или восьми строф, назвав его «К Мэри». Тон стиха был очень суров, речь в нем шла о ветрености и непостоянстве. Все мои друзья и члены семьи поняли, кому оно посвящено.