Китеж-грайнд. Книга 1 - Вера Галицкая

и только удивлённо смотрел на Артёма.

– Признайтесь, вы работаете на них, да? Зачем вы ведёте меня в Китеж-град? Почему никто из моих друзей не должен об этом знать? Они что, не достойны лучшей жизни? Всё должно достаться тем ублюдкам из-за оврага?

Тёма выжидающе смотрел на учителя горящими от гнева глазами.

– Ну, раз разговор принимает такой оборот… – проговорил учитель и встал из-за стола. – Тогда слушай. Сразу признаюсь, мне крайне неприятно слышать обвинения в свой адрес от человека, для которого я столько сделал. Но спишем это на твой юный возраст и гормоны. По поводу Новой Москвы… Конечно, я всё знал. Новая Москва росла при мне. Там живут те, кто победил в Гражданской войне. Здесь – те, кто проиграл. Исторически, всё справедливо. И если ты хочешь знать, работаю ли я на них, то я тебе отвечу: да, работаю.

Несмотря на то что Тёма сидел, он чувствовал, что мир уходит у него из-под ног. Снова. Учитель ходил взад-вперёд по маленькой кухне и железным тоном рассказывал ему ужасные вещи. Перед Тёмой вновь открывали двери, за которыми скрывались химеры и чудища, а глаза резало от яркого света.

– Политика – грязное, неблагодарное дело, – продолжал он, – но если ты представляешь какой-либо интерес для правящих кругов, тебя в неё втянут. Я разрабатывал ФЧИ. Для нас и для них. Мне даже предлагали переехать к ним. Я видел, как они живут. Гостил в дорогих особняках, меня угощали их едой, возили на шикарных машинах. Тот город – карикатурная пародия на старую Москву, красивую и отвратительную одновременно, с борделями, убийствами и вечеринками. Она может завербовать любого, это правда. Каким бы ты раньше ни был, еда, развлечения и отдых меняют человеческое восприятие. Они покупают тебя, заставляя отказываться от былых убеждений, бросать боевых товарищей, семью… Меня они вербовали долго. Показывая все свои прелести, демонстрируя свой дружелюбный настрой. Но мне всё это было противно. Я верил, что есть другой выход. Он должен был быть, иначе это не жизнь. И я его нашёл.

Учитель подошёл к Артёму, положил ему руку на плечо и посмотрел в глаза.

– Я хочу найти Китеж-град не для них. Я хочу, чтобы туда попали действительно чистые сердцем. Они ничего не знают про Поход, по крайней мере, я предпринял всё, что от меня зависит, чтобы информация не просочилась. Возможно, я даже перестарался, запутывая ходы и пряча концы в воду, но это должно сработать. Просто доверяй мне. Пойми, ты же мне, как сын.

На лице у Тёмы были написаны странные эмоции, сложная картина из сомнений, воодушевления, злости и признательности. Он понял, что учитель говорит правду. Почувствовал это сердцем. Увидел это в его глазах. Не слепо верил словам, а чувствовал правдивость этих слов самой душой.

Он знал этого человека давно, и тот, действительно, в каком-то роде заменил ему отца. Теперь точно решено. Тёма пойдёт с ним. Как это и было решено изначально. Рядом с ним Тёме верилось, что мир возможно изменить, что можно жить лучше и что всё у них получится.

В окно начали стучать первые капли дождя. Тёма обнял учителя, как родного отца, и извинился, что на какое-то время сомнения взяли над ним верх. Они условились о завтрашней встрече и о том, что для остальных он идёт на очередную сталкерскую вылазку.

Пока не начался сильный ливень, Тёма вышел на улицу, надел кепку и поспешил уйти подальше. Пора прощаться с любимыми и собирать вещи.

***

С чашкой горячего кваса в руках, замотанная в тёмно-рыжий махровый халат, Гера сидела в комнате Наси. Перед тем как сюда прийти, она прошлась под проливным ливнем до дома Андрея Николаевича и согласилась идти с ним в Поход, а закончив переговоры и выйдя на улицу, поняла, что возвратиться домой она не может. Не сможет даже собрать рюкзак и переодеться. И теперь промокшая и вся в слезах она рассказывала подруге о своих семейных бедах.

Гера плакала и стыдилась своих слёз, сдавливала рыдания и корила себя за слабость. Она всегда была такой сильной, волевой, непреклонной. Ничто не могло её сломить. Это она ломала. Она издевалась над придурками и тупицами, над немощными и тихонями. Она подавляла чужую волю. Смеялась над проблемами, шла по головам… Она мгновенно видела слабые места человека, и стоило ему оступиться или не так на неё посмотреть, как она точно и молниеносно наносила удар. Даже парни её побаивались. Прямолинейную, гордую и сильную. А теперь? Кто она сейчас? Размазанная клякса. Ноль без палочки. Подкидыш без роду и племени. Дура, которая сама ни о чём не смогла догадаться.

Гера ревела над тем, что её больше нет. Что родители врали ей. Что Марк терпел от неё издевательства всю свою жизнь и молчал. Хотя давно уже мог поставить её на место и превратить в ничто. Она ревела над тем, что всю жизнь её жалели. Относились к ней снисходительно. Она же брошенка, она же мутант, уродец… Что может быть хуже жалости и снисхождения? Когда тебя жалеют, ты осознаёшь свою немощность. Когда тебя жалеют, тебе подрезают крылья. Жалость – это констатация недееспособности. Твоей слабости и неспособности изменить ситуацию. Гера хотела, чтобы её любили и уважали или, на худой конец, чтобы её ненавидели, боялись и проклинали в бессильной злобе. Это означало бы признание её силы. Всё, что угодно, только не жалость.

Нася уже пару часов успокаивала подругу, как могла. Говорила, что родители всё равно её любят, что они самые добрые люди в мире и готовы простить ей что угодно и принять её какой угодно.

– Они сейчас, наверное, с ума сходят, Гер, – говорила Блонди, сочувственно глядя на подругу. – Может, тебе стоит вечером вернуться? Они же любят тебя, беспокоятся… Даже Марк тебя ждёт, ты для него самый близкий человек. Не суди их строго.

– Я не могу вернуться. Пока не могу. Даже подумать не в силах о том, чтобы посмотреть им в глаза. Как они могли? – проскулила Гера, и на глаза у неё вновь навернулись слёзы.

Она тёрла опухшее от слёз лицо ладонями, пытаясь прийти в порядок, но как только она успокаивалась, память выдавала ей новый кусок информации, от которого хотелось умереть.

– А эта дискотека… Нася, что я там делала, это просто кошмар… – задумчиво проговорила Гера, глядя в пустоту. – Я никогда не смогу больше показаться людям на глаза. Я должна уйти. Я решила. Уйду из города.