Начисто - Юлия Резник

прощать, господи?

– Если бы не я, всего бы этого не произошло.

Я сажусь в отчаянной попытке ухватить мелькнувшую в голове мысль. Ледяная корочка трещит. Острые льдинки впиваются в горло.

– Значит, это правда?

– Что?

– То, что ты через меня Игорю мстил?

Клим растерянно хлопает глазами. Переворачивает кепку козырьком назад. И склоняется низко-низко.

– Боже мой. Он и тебе это сказал?

– Я не поверила.

Голос похож на карканье ворон, которые облюбовали деревья в сквере.

– А сейчас?

– А сейчас ты извиняешься. Разве не за это?

– Конечно же, нет! Какая ты у меня дурочка!

– Но ты сказал, что если бы не ты, то этого бы не произошло. – Моргаю растерянно.

– Да! Мне нужно было отойти, чтобы уберечь. Но я какого-то хера решил, что и отсюда справлюсь. Ты хоть можешь представить, что я чувствовал, когда понял, что облажался?

Дым берет меня за руку и утыкается лбом в край койки в попытке успокоиться, но ни черта у него не выходит. Плечи в рваном ритме вздымаются, спина ходит ходуном... Я сползаю ниже и, согнувшись в три погибели, утыкаюсь лбом в его затылок, чтобы разделить эту дрожь.

– Прости меня, пожалуйста, прости. Клим. Господи…

– Ну а ты за что прощения просишь, Ясь? Прекрати.

– Я не верила ему. Клянусь…

– Что ж тогда тебя поломало, девочка?

– Он сказал, что тебя изнасиловали дубинкой… из-за того, что я п-посмела т-тебя п-полюбить. И показал видео… А я так хотела п-помочь, я так хотела тебе помочь, Клим… Но просто не смогла ничего сделать. Ничего не смогла. Даже просто под него лечь.

Меня разрывает. Разрывает на части. Я пытаюсь взять себя в руки, чтобы все ему объяснить, но это, кажется, невозможно. Голос больше похож на скулеж. Половина слов тонет в громких надсадных всхлипах. А остальные – в безрезультатных попытках урвать между ними воздуха хоть на один вдох.

– Я не смогла. Не сумела это вынести. Мне так больно было, Клим. Так за тебя больно…

– Яся! Ясмин! Эй! Какое видео? Никто меня не насиловал. Ты чего?

Дым пытается меня вразумить, да только какой там! Разве можно вот так просто вытащить кого-то из ада?

– Их много, а ты один…

– Яся! – легонько встряхивает. – Посмотри на меня! Ну?! Что ты видишь?

Тот ужас. Мне так и не удается произнести это вслух из-за серии бесконечных всхлипов, но Климу как будто и не нужны слова. Зачем? Если он мои мысли читает.

– Нет-нет! Сосредоточься! Сейчас. Что ты видишь сейчас?

– Т-тебя.

– Правильно. И что я делаю?

– С-сидишь.

– Сижу. Ясь, смею тебя заверить, что человек, изнасилованный ментовской дубинкой, не сможет сидеть очень долго.

Пока я ошалело осмысливаю сказанное, Клим не сводит с меня глаз.

– Но ты же… Как? И рука сломана, и… Я видела, как тебя били.

Не дав мне до конца высказаться, дверь в палату открывается.

– Дым, время! – гремит наручниками конвоир. Я бросаюсь на Клима, оплетая его руками и ногами, как обезьяна. Не отдам!

– Еще пять минут. Пожалуйста. Очень надо, – как-то сдавленно просит тот, и я лишь в этот момент понимаю, что своими действиями причиняю ему боль. В ужасе отшатываюсь, но какой там. Клим только крепче прижимает меня к себе. – Тшшш.

– Две минуты. Развели тут балаган… – ругается конвоир.

– Осторожней, бешеная.

– Я боялась, что тебя потеряла.

– А я тебя чуть на самом деле не погубил.

Замолкаем, с жадностью вслушиваясь в дыхание друг друга.

– Клим, а давай поженимся? Прямо здесь. Давай?

– Ага. И детей сделаем.

– А ты хочешь? Между прочим, ты так ничего и не ответил на мой вопрос, – неуместный истеричный смешок вылетает помимо воли. Меня доконает происходящее. Точно. Разве есть хоть какой-то шанс не убиться на этих эмоциональных качелях?

– Я не знал, что ответить.

– А теперь знаешь?

– Угу. Я с тобой всего хочу, Яська. Только ты меня дождись, ладно?

Значит, я была права, когда думала, что он не захочет пропустить первые годы жизни ребенка. Кем я буду, если стану настаивать поступить по-моему? Господи, мы действительно это обсуждаем! Голова кружится. Он предлагает мне все, о чем я даже мечтать не смела, с отсрочкой всего в пять лет. Согласна ли я? О, да! Это лучше, чем потерять его вовсе. Лучше в миллион раз.

– Я как раз подумываю о том, чтобы заморозить яйцеклетки.

– Заморозить? – округляет глаза Клим. – Зачем?

– Ну, когда ты выйдешь, мне уже будет тридцать шесть, или тридцать семь даже. Хорошо, если все получится естественным путем. А если нет?

Клим медленно моргает. А когда открывает глаза, я такое в них вижу…

– Ч-что?

– Я вспомнил, что не сказал тебе главного.

– Это чего же?

– Нам не придется ждать столько.

– Серьезно?

– Угу. Мне вроде дали УДО.

– Вроде? – сощуривается, очнувшись, стерва. Нежная девочка во мне лежит в обмороке и ни на что не реагирует.

– Типа того, – лыбится. – Но подождать все равно придется. Да и потом я еще четыре года буду привязан к месту прописки. Ясь… Ты меня слышишь?

– Конечно. Как думаешь, если я тебя сейчас задушу, мне дадут большой срок? Или, если списать все на аффект, можно будет отделаться условкой?

Дым, конечно, очень-очень старается состроить серьезную мину, однако широкая до ушей улыбка сводит на нет все его старания.

– Уверен, стоит попробовать. А если серьезно, я и сам до последнего не знал.

– Как не знал?! – взвизгиваю. – Эта движуха началась уж точно не с бухты барахты!

– Не хотел тебя обнадеживать, если бы вдруг что-то пошло не по плану.

– Скорее я поверю в то, что это такая тупая проверка.

– Ну-у-у… Может, и так.

– Я бы тебя побила, если бы ты и так не был побит, – шиплю.

– Не злись, – Клим обхватывает мою шею и прижимается лбом ко лбу. – Ты просто не представляешь, что это значит для такого, как я.

– Не смог отказать