Начисто - Юлия Резник

но та поддается. Озираюсь по сторонам. Кто-то из строителей бросил свою робу. Тут и куртка, и штаны, и еще какие-то тряпки. Можно хоть как-то согреться… Или нет. Я же хотела замерзнуть. Не помня себя, шагаю вперед, и все… Все.

ГЛАВА 22

Привет с воли может быть разным. Я ловлю самый неприятный из всех. А ведь Белый1 меня предупреждал:

– Ты там осторожней, Дым. Молотов суетится. Ищет, через кого тебя достать. Из плюсов – в твоей зоне нет конченых отморозков.

– А из минусов?

– У него всегда есть возможность перекупить кого-нибудь из сотрудников.

– Нет. Без санкции начальника здесь никто на такое не пойдет. А Егорычу ни к чему шум. Да и личное у нас. Мой старик его дочку вытащил с того света. Короче, тут я как-нибудь выкручусь. Вы за девочкой моей лучше приглядывайте.

– Обижаешь. Все в ажуре. Девочка у тебя решительная, – тихо смеется Тимур.

– Ага.

Немногословно. Но мы не из тех, кто любит посмаковать подробности. Я, сколько бы ни ворчал, Яськин переезд в глубине души оценил по достоинству. И теперь меня рвет на части. С одной стороны, я знаю, что не должен красть ее время. Что это не любовь, а херня какая-то – требовать ждать. Что моя девочка достойна гораздо большего. Это ж вообще чудо, что такая женщина, как она, настолько отчаялась, что дала зэку шанс. С другой… А как теперь без нее? Тянет страшно. Будто жилы выкручивает. Да и кто ее сильнее меня полюбит? Ну? Кто? Мудак Молотов?

– Давай тогда, до связи. Если что – звони в любой момент.

В общем, не предусмотрели мы, что привет с воли дойдет так быстро, что я и звякнуть никому не успею. Теперь вот лежу, перемотанный, да в гипсе. А где-то за дверями палаты старики нервничают.

– Эй! Вам нельзя вставать! Вы что делаете?!

Перед глазами темнеет. Господи, что ж она так орет?

– Эй! Клим, не буянь.

Моргаю. Картинка перед глазами собирается. Тимур Белый, собственной персоной? Да неужели? Нет, я, конечно, обратился в его охранную фирму, чтобы было кому за Яськой приглянуть, но то, что сам биг босс к нам примчался, говорит о том, что случился какой-то лютый пиздец.

– Яся?! – хриплю.

Приборы надрываются воем. Медперсонал суетится. И совершенно точно я слышу резкий голос отца, который призывает меня успокоиться. Но какое там.

– Клим, я виноват. Но мы ее вытащим, слышишь?

– Что… случилось?

Остаюсь в сознании лишь чудовищным усилием воли. В висках ломит. Бросает в пот.

– Обморожение…

Какое, к черту, обморожение? Как это произошло? Рвусь вперед, чтобы ухватить Тимура за шкирку, но меня все-таки вырубает. В себя прихожу, когда в палате уже темно. Промаргиваюсь, наводя резкость. По крупицам воспроизвожу в голове события последних часов. А это нелегкая, блин, задача.

– Клим…

– Пап? Ты чего тут?

– А где мне быть?

– Отдыхать. Где Белый?

Беспокойство зашкаливает, монитор вновь противно пищит. Судя по всему, отец расстарался. Выбил мне все самое лучшее. Уж в чем я спец, так это в медоборудовании. Отсоединяю датчики.

– Ну, ты куда? – вскакивает отец.

– К ней. Ясмин же тут? – замираю.

– Оставь в покое провода! Она в реанимации. Тебя никто туда не пустит.

– А ты похлопочи, пап, – переживая боль, стискиваю зубы. Если меня так под обезболами разматывает, то что ж будет без них? – И Белого нужно набрать. Телефон дай. Выясню, что случилось.

– Гораздо больше меня волнует, что случилось с тобой!

– Все нормально, бать, – утыкаюсь лбом в его бедро. Выше просто не могу подняться. – Надо позвонить. Мама тоже тут?

– А кто бы удержал ее дома? Примчались первым же самолетом.

Прохладная отцовская ладонь ложится на мой гудящий затылок. Интересно, сколько я уже здесь валяюсь, если они не только успели добраться, но и войти в курс дел? И что за это время случилось с Яськой? Тревога сжимает меня в тиски. Сердце срывается в пляс.

– Я нормально, правда. Бока немного отбили.

– Ты мне еще о травмах своих расскажи, – хмыкает отец. Ну да. Зря я это ляпнул. Он наверняка уже в курсе. Всего. Это же батя.

– Пап, дай телефон, – напоминаю я.

– Да здесь твой Белый. Сейчас позову. Ты только пообещай, что постараешься не волноваться.

Хорошенькая подводка. Ничего не скажешь. Пытаюсь сесть, но ничего не выходит. Только в легких начинает гореть.

– Рёбра сломаны?

– К счастью, отделался ушибом. Я сейчас. Не волнуйся, – повторяет в который раз. Но куда там… Меня жестоко накрывает. Что он ей сделал? Как она? Что если… А я ее отталкивал!

– Клим…

– Я тут. Расскажи уже, что случилось.

– Мои люди сплоховали. Сработали не по инструкции. Мы пока проводим внутреннее расследование, но уже понятно, что в пересменку охранники Ясмин разминулись, из-за метели Юра застрял, а Миха, опасаясь, что тот замерзнет, выскочил его дернуть, и на какое-то время она осталась одна. Этим невольно воспользовался Молотов.

У меня кровь стынет в жилах. Руки сжимаются в кулаки. А раздражение от собственного бессилия становится настолько острым, что я рычу зверем.

– Что он ей сделал?

– Говорит – ничего. Она сама из окна второго этажа выпрыгнула и убежала. Но ты же понимаешь… Просто так люди из окон не прыгают.

– Я убью его. – Откуда-то из груди вырывается надсадный булькающий хрип.

– Если инфаркт не прикончит товарища раньше.

Боль в груди распускается огненным цветком. Стиснув зубы, пережидаю особенно острую волну.

– Ну что ж ты дергаешься, дурак! Нельзя тебе, – ругается отец.

– Я должен быть с ней. Чего ты не поймешь? Или… вы что-то скрываете? – вновь подскакиваю, вцепляясь в отцовский халат.

– Живая она! Но обморозилась хорошо. Отлежись хоть немного, и проведу, если с твоими надзирателями договоримся. Людмила Васильевна, ставьте ему успокоительное!

– Не смей! – шиплю я.

– Ставьте. Он вообще ничего не соображает. Только себе вредит.

В следующий раз просыпаюсь от яркого-яркого солнца. Во рту пересохло. Все тело болит, но теперь боль, кажется, можно контролировать.

– Клим!

– Ма-а-ама? И давно ты тут сидишь?

– Мы с отцом поменялись.