Пусть умрёт - Юрий Григ

      - Я тоже не уверен. Но... мне показалось, что мы где-то встречались. – Корунд задумчиво посмотрел на гостя, лицо его помрачнело. – Где-то на юге. Х-мм... Извините, ассоциируетесь вы у меня с каким-то солнечным жарким местом.

      - Н-нет... Извините, не припоминаю.

 Матвей Петрович стряхнул наваждение, усмехнулся, но не над собеседником, а про себя, и пробормотал:

      - Ну да, ну да... Бывает же такое! Как это сейчас называется, модное такое слово... Вот, вспомнил, «дежавю»!  – а потом преобразился и тоном официанта спросил: – Кофе, чай?

      - От кофе, пожалуй, не откажусь.

      - А к кофе... может быть, что-нибудь покрепче? – скривил Матвей Петрович рот в панибратской ухмылке: мол, чего стесняться-то, свои люди, русские, как-никак.

 – Нет-нет, я за рулем. Только кофе и, если можно, молока, самую малость.

 Матвей Петрович заказал по селектору кофе и вопросительно уставился на Максимова.

      - Извините, теперь я весь внимание...

      - Я, разумеется, понимаю, – начал Максимов, – не все уважают нашего брата, но...

      - Ну, что вы, ей богу!  – энергично прервал его Корунд. – Недолюбливать журналистов давным-давно вышло из моды. Наоборот, уважающие себя люди и особенно фигуры значимые, – он многозначительно посмотрел в сторону бюро с фотографиями, – предпочитают дружить с вашим братом... Хе-хе…

      - Не может быть! Выходит, я всю свою жизнь заблуждался. Был, знаете ли, уверен в обратном.

      - Вот и ошибались! К примеру, в моем лице любой найдет искреннего почитателя вашей нелегкой профессии. И  я даже сказал бы: иногда небезопасной. Это ж сколько вашего брата полегло, а? Особенно в штормовые девяностые. – Он покосился в сторону собеседника и поцокал языком.

      На лице его состроилось выражение неподдельного сожаления и сочувствия павшим на поле брани собратьям гостя. Казалось еще немного, и он предложит тост за упокой души рыцарей пера и чернил. Но все же чем-то недобрым повеяло от слов этого Матвея Петровича.

      - М-да...  Ну да сейчас не те времена, – успокоил он журналиста.

      - Да-да, вы правы, мы, как гладиаторы на арене. Вам не кажется? Нас выставляют противоборствующие стороны, и мы друг с другом деремся на потеху публике, – ответил Максимов и заглянул в глаза сидящему напротив человеку.

      А глазки забегали. Задергались глазки, человек вздрогнул, сглотнул судорожно.

      «Эх-х, Марлен Марленович, –  мысленно обратился к Пронькину Максимов,  – потверже не мешало бы помощничка – «корунд» ваш не выдерживает. Самообладания у него маловато. Прокололся. Механизм потоотделения выдал с потрохами. Это, конечно, не доказательство, но уверенность, которую в меня он вселил – это тоже, должен вам сказать, на дороге не валяется...»

      А помощник, однако, тоже  – не без мыслей в голове: «Нет, неспроста он такими метафорами бросается... Пронюхал что-то, гад! Точно пронюхал! Что за намеки? Или случайное совпадение?».

      Голосом, демонстрирующим безразличие, Матвей Петрович поинтересовался:

      – Это в каком, разрешите спросить, смысле? Интересные у вас сравнения! В первый раз подобную метафору о вашей профессии слышу.

      – Ну как же. Одни за правых, другие за левых, третьи вообще не поймешь за кого. Сегодня за одних, завтра за других. Что закажут, понимаете. Так и бьемся.

      – Вот как? –  немного успокоился Матвей Петрович, а журналист продолжал:

      – Ну, метафоры метафорами, всё бывает, но в данном случае у меня сугубо мирная тема. Я… как, кстати, уже сообщил по телефону, работаю над циклом очерков о…, извините за банальность, сильных мира сего, а точнее, об их частной жизни – скрытой от посторонних глаз. А то ведь сочиняют разные небылицы!

      - И не говорите! Чего только люди не напридумывают!

      - Пора открыть им глаза на правду – показать документально, что политики, успешные бизнесмены, звезды шоу-бизнеса – это, в сущности, такие же обычные люди, как и они сами. Нередко среди них встречаются очень интересные личности. И им присущи те же страсти, что и всем. И они могут быть не только счастливыми, но и глубоко несчастными...

      - Очень, о-очень интересно рассказываете. И главное, я с вами на сто процентов согласен: чаще всего они-то как раз и несчастны!

      - Именно! Но… не буду утомлять вас преподнесением хорошо известных материй, Матвей Петрович. Скажу только – в отличие от скандально известных всему миру папарацци, методы сбора материала у меня классические. На абсолютно добровольной основе! И если...

      - Похвально! Поверьте, мне близки такие принципы. Скажу больше: Марлен Марленович просил меня быть предельно откровенным и рассказать и показать всё, что пожелаете. Ему нечего скрывать от людей.

      - Отлично! И это правильно. Тем более, говорят, господин Проньин возвращается на политический, если можно так выразиться, Олимп? Баллотироваться собирается...

      - Ну, это еще не решено. Возможно, в будущем не исключено, что он... Знаете, у Марлен Марленыча безупречная репутация. Да и люди просят, – сбивчиво забормотал Матвей Петрович, – но у него и без того дел, сами понимаете: благотворительные фонды, думская комиссия... всего не перечесть.

      - Да-да, наслышан, насколько многогранна деятельность господина Проньина. Всего, разумеется, не охватишь. Так, что, давайте ограничимся предметом, который интересует меня в данный момент? Гхм... повторюсь: не секрет, что многие наши преуспевшие в политике и бизнесе сограждане имеют простые, ну... свойственные обычным людям увлечения, – проникновенным голосом начал Максимов.

      - И вы...

      - Да! И я хочу открыть читателям эту, вне всякого сомнения, одну из самых важных и, смею предположить, самых интересных сторон личности подобных людей. То, что сближает их с простыми смертными...

      Принесли кофе, по запаху – очень хороший, и Матвей Петрович предложил:

      - Не угодно ли сигару? Извиняюсь, что перебиваю.

      - Нет, спасибо, не курю.

      - Тогда, с вашего позволения, я закурю. Вентиляция у нас хорошая... Не возражаете?

      - Как вам будет угодно. Курить я бросил лет десять назад, но до сих пор наслаждаюсь запахом дымка. Естественно, пассивно, когда рядом курят. Особенно сигару или трубку... Хороший табак. Запретный плод, сами понимаете.

      Матвей Петрович подошел к хьюмидору из темного дерева со стеклянными створками, открыл его и стал копаться в стоящих внутри коробках. Какое-то время он бормотал что-то себе под нос, как будто начисто забыв о присутствующем в кабинете человеке. Наконец, издав победное восклицание, повернулся к гостю.

      - Коиба, – с благоговением сообщил он. – Сигары курили когда-нибудь?

      - Пробовал, как же...

      - Понравилось? – Матвей Петрович золотой гильотинкой ловко отхватил кончик пухлой, как сарделька, шоколадного цвета сигары, помусолил ее, округлив губы бубликом, но не противно, а вполне интеллигентно – чувствовался немалый опыт – щелкнул диковинной зажигалкой и начал старательно раскуривать «сардельку» от гудящей, как миниатюрный реактивный двигатель, струйки пламени.

      - Нужно, видимо, втянуться, чтобы понять все прелести вкуса, – проронил Максимов, задумчиво наблюдая за тем, как щеки Корунда глубоко западают при каждой затяжке.

      «Сарделька» поначалу никак не хотела раскуриваться, но в конце концов поддалась. Струйка дымка выпыхнула из нее, аромат проник в нос Максимову.

      - Конечно. Но самое главное, если уж курить сигару – так только хорошую, – согласился Матвей Петрович.

      – Ну, это касается не только сигар? – рассмеялся Максимов.

      – Ха-ха, правильно! Но у нас здесь всё!.. всё только высшего качества, – похвастался Матвей Петрович.

      Он сделал вид, что вспоминает, на чем же они остановились, даже пальцами прищелкнул в воздухе несколько раз, и «вспомнив» спросил:

      – Итак, как я понял, вас интересует духовная сторона жизни известных личностей?

      — Совершенно верно! Духовная. Но не меня, а моих читателей... В данном случае их интересует конкретное занятие господина Проньина. В частности, коллекционирование. Дело в том, что мои очерки посвящены этой древней страсти человека. Страсти к собирательству.

      — Действительно интересно...

      — Вы не представляете, до какой степени! В каждом человеке заложен особый инстинкт. Я его называю инстинктом биосимметрии. Человек сам по себе – существо симметричное.

      — А вы, Александр, образованный человек!

      — Не преувеличивайте, ради бога! Я всего лишь рядовой журналист. Где вы видели образованных журналистов?

      Оба улыбнулись, и Максимов продолжил:

      — К тому же эта точка зрения не имеет ничего общего с образованием. Это всего лишь моя личная импровизированная теория.