Молчание сфинкса - Татьяна Степанова

— Ты его собирался выпустить? Значит, ты ему поверил?

— Нет, Сережа, тут одно из другого не вытекает.

— Но раз он у вас, значит, он… он не причастен к убийству Ткач.

— Не причастен. Или кто-то очень хочет уверить нас в этой его непричастности к тем двум другим убийствам. — Никита мрачно глядел в сторону флигеля. — По крайней мере одного такого доброхота я прямо сейчас могу тебе назвать. Это в продолжение той занятной темы о венчании…

— Но Салтыков…

— Давай сначала послушаем Захарова. Хорошо? А потом будем обсуждать. Кстати, а сам-то ты как тут сегодня оказался? Вы же вчера вечером с Катей уехали отсюда?

— Салтыков мне утром позвонил и вызвал меня сюда, — Мещерский провел по лицу рукой. — И если честно, я до сих пор не понимаю, зачем я ему тут понадобился.

Кулешов подвел Захарова. Мещерский увидел перед собой маленького благообразного старичка в болоньевой куртке и кепке. Вид у него был потрясенный.

— Убили, неужели опять убили? — восклицал он горестно, с трудом влезая в тесный салон передвижной кримлаборатории, ставшей на это время оперативным штабом. — Николай сказал мне, — он обернулся на подсаживавшего его. Кулешова, — эта Малявина Дениса жена гражданская. Бедный Денис Григорьевич… Вот горе-то несчастье… Он ведь любил-то ее как! Тыщи ей под ноги швырял, было время. Дело-то свое из-за нее загубил на корню — все шубы ей покупал норковые да кольца золотые. Ну а она-то сама красавица была — тут уж ничего не скажешь, прямо Венера Милосская. Вот горе-то… А помните, молодой человек, что я вам тогда говорил? — обернулся он к Колосову. — Так просто все это не кончится. Не кончится — помяните мое слово.

Никита как раз этих слов Захарова не помнил — хоть убей. Прошлая их беседа оставила у него странный осадок. Старичок Захаров вроде был и словоохотлив, и правдив, и вместе с тем — и вот как раз это Никита помнил очень отчетливо — создавалось впечатление, что он что-то, быть может, очень важное, умышленно недоговаривает. Никита помнил и доктора Волкова — тот тоже давал свои показания, что называется, поэтапно. Возможно, все это простое совпадение. Но сейчас, после третьего по счету убийства, Никита в простые совпадения уже не верил.

— Вы что-то видели, Алексей Тимофеевич? — спросил он.

— Видеть-то я видел, да вот только не знаю, что видел, — Захаров снял кепку. — Вы-то, милиция, по дворам пошли людей спрашивать. Что ж, верно, а что еще таком случае делать? Спрашивали вон соседей моих — может, кто что подозрительное утром сегодня заметил. А я-то утром и не видел ничего, и не слышал, потому что с внуком занимался. Супруга-то моя сегодня чуть свет в город отправилась. Талон у нее в поликлинику к глазному. Катаракта ее мучает, вот операцию хотят делать, вот она-то уехала, а я с внуком остался. Пока выкупал его, пока кашу овсяную сварил. Ест он у нас плохо, прямо с барабанным боем. Особенно кашу. Что-нибудь вкусное — это сразу подметет, а кашу нет. Хитрец — четвертый годок ему пошел. Педагогика советует в таком возрасте быть с детьми особенно…

— Что вы все-таки видели? — перебил его Никита. У Него снова возникло ощущение: Захаров заговаривая им зубы, намеренно уклоняясь от… От чего?

— Вчера дело было. Вечером. Поздно, — Захаров насупил седые брови. — Дождик моросил. Ну а у нас электричество погасло. Сейчас то и дело гаснет. Как раз на вечерних новостях телевизор выключился. Ну, я и вышел на улицу поглядеть — на нашей это улице линия выключилась или во всем поселке света нет. Дом-то мой видели, где стоит. Место высокое. Дорога в обе стороны хорошо просматривается. Ну, значит, и увидел я, как машина проехала на большой скорости. Фары у ней горели ярко. Я к соседям Парамоновым зайти хотел — насчет света потолковать. Они вроде движок собирались купить себе автономный. Ну, повернулся идти, гляжу, а та машина, что проехала, медленно так по дороге ползет. А потом вовсе остановилась. Фары у нее мигнули и погасли. Ну, тут уж ее почти не видно стало. Я подумал — сломалась, наверное, посреди дороги. И пошел к Парамоновым.

— И это все, Алексей Тимофеевич?

— Погодите, не все. Я этому и значения большого не придал. Мало ли. По нашим дорогам ездить, да чтоб целой машина была? И машин-то таких на свете нет. Вон Малявин Денис, хоть и иномарка у него а, сколько раз вот так загорал? Сходил я, значит, к Парамоновым. А они без света уж спать ложатся. Тут не до разговоров. Тогда решил я к дороге спуститься — там у нас трансформаторная будка. Думаю, пойду проверю — если там в будке внутри гудит, значит, свет скоро дадут Примета верная, апробированная. Иду. Темно. Вдруг слышу — шаги. Бежит мне кто-то навстречу. Ближе, ближе — гляжу, вроде женщина в светлом таком плаще коротком. Поравнялась она со мной и… Знаете, молодые люди, лошадь иногда так в сторону шарахается; себя не помня, когда волка увидит. Не по себе мне стало, честно скажу, когда лицо этой девицы я увидел. Белая вся, глаза ненормальные, дикие. На груди вот тут плащ нараспашку, кофточка разорвана. Лифчик, извините, наружу. Волосы мокрые; плащ тоже мокрый, в грязи весь. Так это видение ночное меня поразило — я прямо языка лишился. Стою на дороге столбом. А она что есть мочи прочь от меня, только плащ парусом раздувается. Пропала она из виду в темноте, и тут только я в себя пришел и вспомнил: ведь девица-то эта мне знакомая. Видел я ее несколько раз. В Лесное она часто приезжает из Москвы, и брат у нее есть. Он часто в сельмаг наш за пивом на машине заскакивает. Берет всегда помногу, чуть ли не ящик. Вера-то, продавщица, не нарадуется — золотой, говорит, клиент. Молодой такой парень, здоровый, рослый, на спортсмена похож. А эта девица-сестра его — тоже молодая, худенькая…

— Никита, это ведь Аня Лыкова! — воскликнул Мещерский, забывшись. — А когда вы ее видели, во сколько?

— Да говорю же, вчера вечером. Поздно. Часу в одиннадцатом это уж было.

— Лыковы вчера из Лесного уехали около десяти вечера, — шепнул Мещерский Колосову.

— А Марину Ткач убили сегодня примерно в половине девятого утра. То есть спустя почти двенадцать часов. Меня сегодняшнее утро гораздо больше интересует, — ответил Никита.

— Но я не понимаю… Они же с Иваном вчера уехали вместе, на моих глазах. Что произошло там, на дороге. Чего Аня так испугалась? От кого она бежала? Где сейчас? Где Иван?

— Убили Марину Ткач, — тихо повторил Никита. — Я понимаю, Сережа, твою, тревогу о своих родственниках. Дай срок — отыщем, выясним. А пока… Алексей Tимофеевич, простите, отвлеклись, и что было потом?

— Да ничего не было. Домой я вернулся. Спать лег. Сегодня утром вот с внуком возился.

— Но, может быть, до этого ночью вы вставали — в туалет там, воды полить, в окно смотрели?

— Вставал, конечно. Дело-то к старости идет, простата пошаливает. — Захаров вздохнул.

— И в окно смотрели?

— Как не посмотреть. Только ведь тьма кругом, — тьма египетская, как в первый день сотворения мира. А электричество нам в Тутыши только в шестом часу дали. Холодильник на кухне заревел, заработал. Тут супруга мою встала — ей до города еще доехать надо. Слава богу, он про убийство еще не знает ничего, а то бы к к врачу не поехала, бог с ними, с глазами, когда такой ужас рядом творится. На улицу носа не высунешь. А вы, значит, молодые люди, это убийство раскрыть собираетесь?

— Собираемся, — ответил Никита.

— А те как же, извините? Отца Дмитрия смерть и Филологовой Натальи Павловны?

— И над ними мы работаем, В комплексе.

— В комплексе? Ишь ты… Ну, вам виднее. — Захаров скорбно покачал головой. — В комплексе, значит.

— Может, у вас какие-то соображения есть, личным Вы ведь старожил тут, — спросил Никита, внимательна наблюдая за выражением лица старика. — Человек мудрый, наблюдательный.

— Да какие там еще соображения. Бесовские делая нас тут творятся. Мерзость вавилонская! — Захаров снова покачал головой. — Отец Дмитрий сто раз прав был, когда это говорил — бесовство и мерзость.

— А когда он это говорил? По поводу чего? — спросил Никита.

Захаров с досадой, махнул рукой:

— Да вы ж молодые, вы ж не верите ни во что, сами все знаете. А что тогда спрашивать, зачем? Отец Дмитрий правильно говорил: есть вещи, которые не рассудком постигаются верой. И потом он еще говорил — вера, она горами движет, а уж людьми-то…

— Вера во что? — спросил Мещерский. Захаров не ответил.

— Ну, спасибо и на этом, — Никита не стал далее развивать эту смутную тему. — Сейчас вас домой отвезут.

— Не барин, пешком дойду, — Захаров натянул кепку. — Мне еще в сельмаг захлебом надо, — он вздохнул и как-то пристально и печально взглянул на внутренность салона кримлаборатории. — Эх, машина. Компьютеры одни сплошные, экраны. Молодые вы. Все только на компьютер надеетесь. Он у вас и бог теперь и все такое. А вот вырубят свет, как у нас тут, — где они будут? И вы где будете вместе с ними? Сказал бы я, да вот только, извините, стаж мой педагогический сорокалетний этого не позволяет.