Тамбовский волк - Виктор Юнак

Простой люд боролся с испанкой простыми же, старыми методами — заговорами да мольбой.

Была в уездном городке Шацке Тамбовской губернии церковь с особо почитаемой в народе Вышинской иконой Божьей Матери. Молитва перед этой иконой для многих казалась последним шансом в спасении больных. Упросили настоятеля церкви устроить для деревенских всеобщее молебствие и крестный ход. И двинулась толпа под песнопения и размахивания кадилом, с развевающимися на ветру церковными хоругвями вокруг деревни в надежде уберечь родных от свирепой старухи в белом балахоне и с косой.

Узнали о том чекисты, и тут же последовал приказ: всех попов и саму икону арестовать, мужиков и баб высечь прилюдно, дабы в другой раз неповадно было поповские россказни слушать.

До деревни добрались быстро, ворвались в церковь, вытащили за бороды попа и дьячка, вытолкали взашей молившихся внутри крестьян и добрались до иконостаса. Однако, едва старший из чекистов в кожаной куртке дотянулся рукой до Вышинской иконы, как услышал за спиной грозный окрик:

— Не сметь прикасаться к святыне, богохульник!

У чекиста даже рука дрогнула. Он полез за револьвером и обернулся. И увидел перед собой расхристанного, в разорванной рясе и уже без креста на шее настоятеля церкви. Каким образом он вырвался из рук вязавших его чекистов, было непонятно.

Настоятель приближался к иконостасу, вытянув вперёд руки.

— Назад! Стрелять буду! — крикнул старший. — Кто его отпустил?

— Так сильный оказался, как бык! Вырвался, товарищ Никанов.

Священник тем временем приблизился к старшему на опасное расстояние. Глянув в его безумные глаза, чекист дрогнул. Раздался выстрел. Один, второй, третий. В церковной пустоте звуки выстрелов казались особенно громкими и зловещими. Священник свалился замертво у самых ног чекиста. Откинув ботинком руку покойника, чекист развернулся и вновь подошёл к иконостасу. Теперь ему уже никто не мешал снимать икону. Затем он поднял её над головой и, радостно улыбаясь, вынес её на улицу.

— Ну что? — торжествующе крикнул он. — И вот этой деревяшке вы приписываете чудодейственную силу? Попы вам разум совсем помутили. Тьфу! — плюнул он сначала на землю, затем опустил икону и плюнул на неё.

Стоявшие вокруг селяне охнули и некоторые принялись истово креститься. Старший чекист тут же шваркнул иконой о землю.

— Кобылин, подними икону и к нам, в Чека. Да под замок, понял?

— Как не понять, товарищ Никанов.

— Кто здесь секретарь партячейки? — спросил Никанов, оглядывая стоявших вокруг крестьян.

— Я! — вышел вперёд усатый мужчина лет сорока в поношенной солдатской шинели. — Афанасий Вёшкин.

— Вот что, товарищ Вёшкин. Прикажи сейчас же церковь заколотить, а попа, который в ней остался, под твою личную ответственность, ни в коем случае не хоронить.

— Как же не хоронить человека-то? — выкрикнул кто-то из толпы.

— Поп — не человек, — оглянулся на выкрик Никанов. — Поп — служитель культа, одурманивающего народ. Ваш же, мужиков, одурманивает.

И вдруг в толпе крестьян произошла резкая перемена настроения. К площади перед церковью подтянулись почти все мужики и бабы, жившие здесь: слух о глумлении над священной иконой пронёсся быстро; нужен был только заводила. И такой заводила нашёлся.

— Стеной пойдём выручать Божью Матерь! — воскликнул седобородый, но ещё довольно крепкий и кряжистый мужик.

Он схватил в руку охотничье ружьё и направился к чекистам. Те же заметили его слишком поздно. Толпа уже была взведена и готова к бунту.

— Долой большевиков-антихристов!

— За нашу Божью матерь!

— К машинам, к машинам! — закричал Никанов. — Разворачивай машины и готовь пулемёты!

— Мужики, бабы! Да вы что? — пытался образумить селян Вёшкин.

Но его уже не слышали ни селяне, ни чекисты. Началась перестрелка. И прежде, чем чекисты успели добежать до двух грузовиков, на которых они приехали, двое из них упали замертво. Ранили в плечо и самого Никанова. Но уже в следующий миг застрочили пулемёты. Но селяне шли, ничего не замечая, по трупам своих земляков, по раненым. Лезли напролом. Глаза страшные. Матери выставляли детей перед собой и с криками:

— Матушка, заступница, спаси, помилуй, все за тебя ляжем!.. — сами падали на уже бездыханные тела своих детей.

Практически всё село было расстреляно. Кого не убили в тот раз, ушли либо в леса, к Антонову, либо подались в город на заработки или к родичам. Потому что здесь уже делать было нечего и жить не на что: в отместку за нападение на отряд, Никанов отдал приказ пройтись по каждой избе и взять оттуда всё, что представляло хоть мало-мальскую ценность.

50

Антонов заглядывал в сёла, ограбленные продотрядами, и сочувственно покачивал головой, глядя на смурные лица крестьян.

— Да вы не платите развёрстку, — советовал он.

— Долой Советы! Идите за нами, мы вам дадим всё: соль, керосин, защитим от красноты, — вторил ему брат Дмитрий. — У нас вы получите всё, чего не дают Советы.

Для тех сел, где было много дезертиров, главный пропагандист и идеолог Антонова Ишин придумал особый лозунг: "Да здравствуют дезертиры Красной армии!". Там же, где уже были организованы советские совхозы, годился клич: "Грабь совхозы!"

С подачи Дмитрия Антонова по окрестным сёлам пошёл гулять куплет:

Дезертиры в ряды стройся,Красной армии не бойся,Заряжайте пистолеты,Разбивать идём советы.

Идея у Антонова была проста: объединить дезертиров; завоевать авторитет у тех, кто не хочет платить развёрстку (а таких на Тамбовщине было большинство); подходили и просто жулики, желавшие пограбить совместное имущество (значит, ничейное) совхозов. Пользуясь тем, что практически никто из селян дальше своего волостного, реже уездного центра носа никогда не совал (некогда особо было разъезжать), срабатывала и типичная дезинформация, подсказанная Антонову Ишиным, о том, что Советы-де остались только на Тамбовщине. В других губерниях их давно разогнали.

Мужики пошли за ним. Совхозы Кирсановского, Тамбовского, Борисоглебского уездов стали гореть ярким пламенем, кони, снаряжение и фураж перекочёвывали в леса к Антонову. Разгоняя Советы, Антонов не оставлял в живых и советских работников, в первую очередь, естественно, коммунистов. Сёла Туголуково, Каменка, Верхоценье и ряд других, уже к весне девятнадцатого года стали антоновскими. Особенно понравилась народному вождю Каменка, большое село в Тамбовском уезде. Её он и решил сделать своим опорным пунктом и разместить там свой штаб.

В Тамбове наконец-то спохватились. Поняли, что ситуация в губернии начала выходить из-под контроля. Перед губернской Чека была поставлена задача поймать Антонова и ликвидировать всю его банду. Но тут Меньшову отказала удача, видимо, прошлой осенью выбравшая весь свой лимит. Неподготовленный к серьёзному сопротивлению, слабо вооружённый и малочисленный отряд чекистов был разбит Антоновым наголову.

Он, конечно, понимал, что в открытом бою в чистом поле ему даже с таким малочисленным, но дисциплинированным отрядом справиться будет нелегко. Но у него уже была готова тактика борьбы с чекистами: он заманивал их в село, где каждый мужицкий дом становился крепостью. Крестьяне тут же меняли уставших коней на свежих, в безвыходных ситуациях прятали партизан у себя, да ещё и сами сбивали с толку красных, указывая им не те направления, куда уходили антоновцы. Таким образом, чекистов выматывали, заманивали в ловушку и расстреливали по одному. Всего лишь пару-тройку часов понадобилось Антонову, чтобы разгромить противника.

Сам победитель устроил по случаю такой победы пир.

— Поздравляю вас, друзья мои, с хорошей победой! Страшная тамбовская Чека разбита нами вдрызг. У коммунистов больше нет сил для борьбы с нами. А значит, перед нами открывается путь — на Тамбов! — на торжественном застолье в Каменке Антонов был счастлив. — Но нам следует быть настороже, ибо коммунары на этом не успокоятся.

И здесь Антонов оказался прав. Спустя несколько дней из Тамбова в Каменку были отправлены войска внутренней службы (ВНУС) для подавления партизан. Однако проку от них было ещё меньше, чем от разбитых чекистов. К тому же, основную часть внусовцев составляли те самые дезертиры, которых и призывал к себе Александр Антонов. Они-то первыми и стали сдаваться ему, вместе с оружием. Более того, Антонов отобрал у них штампы и печать, которыми впоследствии долго и успешно пользовался.

Восстание разрасталось. Из Тамбова направлялись новые части на борьбу с Антоновым. Но их трагедия заключалась в том, что власти не обеспечивали их всем необходимым для похода, и потому им приходилось пополнять запасы продовольствия и фуража на местах, а это означало, что вновь приходилось грабить крестьян. Таким образом, увеличивая среди них число сторонников партизан. В результате, почти всё крестьянство двух уездов — Козловского и Моршанского — перешло на сторону Антонова. Везде, где бы они ни появлялись, партизан встречали, как хороших гостей, вынося им прямо на улицу, то кружку молока, то стопку самогона, а то и добровольно отдавали своих лошадей.