Терновая цепь - Кассандра Клэр

не допущу, чтобы Люси покарали за то, что она для меня сделала. И к Грейс это тоже относится. Если бы не они, меня здесь сейчас не было бы.

– Грейс? – повторила ошеломленная Корделия.

Люси покраснела и протянула подруге руку.

– Я должна была сказать тебе, но боялась, что ты на меня рассердишься…

– Вы были в сговоре с Грейс? – резко произнес Джеймс. – И ты ничего не сказала нам?

Джесс оглядел их: Джеймса, бледного, как смерть, Корделию, которая так и не взяла протянутую руку Люси, Мэтью, который перестал улыбаться.

– Что-то не так? – пробормотал он. – Вы что-то имеете против моей сестры?..

– Она не снискала любви членов Анклава за те месяцы, что провела в Лондоне. В частности, она вынудила моего брата Чарльза разорвать помолвку с Ариадной, сама собралась за него замуж, а потом прислала ему письмо из Безмолвного города, в котором отказывала ему без всяких объяснений, – сказал Мэтью.

Это была лишь часть правды, но Джесс озабоченно нахмурился.

– Я не могу извиняться за то, что совершила моя сестра, – произнес он. – Это она должна сделать сама. Но я знаю одно: она заманивала Чарльза по приказу моей матери. Мать всегда рассматривала Грейс как инструмент, с помощью которого можно пробиться к власти. И я считаю, что, придя к Безмолвным Братьям, Грейс доказала, что больше не намерена быть пешкой в руках матери. Надеюсь, об этом не забудут, когда она вернется в Анклав.

Несколько мгновений все молчали. Корделия, взглянув на Джеймса, с отчаянием увидела, что он снова надел свою Маску. Это была его броня, защита от внешнего мира.

«Все это время Люси была влюблена в Джесса, а я ничего не знала, – подумала Корделия. – Теперь у них есть будущее, они неразлучны, и вскоре Люси еще больше сблизится с Грейс. Возможно, однажды Грейс станет ее золовкой, а я из-за Лилит даже не могу стать ее парабатаем. Я потеряю Люси, Грейс отнимет у меня сестру, как отняла мужа».

– Я рада за тебя, Люси, – вслух произнесла она. – И за тебя, Джесс. Но я устала и должна сейчас вернуться домой, проведать мать. Она не очень хорошо себя чувствует, а я давно не видела ее.

И она отвернулась от подруги, собираясь уходить.

– Корделия, – воскликнула Люси. – Но ты же можешь задержаться на несколько минут, мне нужно поговорить с тобой…

– Не сейчас, – бросила Корделия, не оборачиваясь. – Оказывается, я все это время была слепа и не видела, что творилось вокруг меня. Прости, но мне требуется время – я хотела бы поразмыслить и понять, как мы могли дойти до такого.

* * *

Джеймс догнал Корделию на крыльце Института.

Он побежал за ней, не сказав остальным ни слова, не извинившись – он понимал, это было невежливо, но мог думать только о том, что Корделия несчастна, что она покидает его, и он должен что-то сделать, причем немедленно.

Снегопад прекратился, тонкий слой снега покрывал ступени и плиты двора, словно сахарная глазурь. Корделия стояла на верхней ступени, сложив руки – без перчаток. На морозе ее дыхание превращалось в облачка пара. Корона багряных волос выделялась на фоне заснеженного двора, словно цветок мака среди поля белых лилий.

– Маргаритка… – начал было он.

– Не надо, – негромко перебила она, глядя на ворота Института и железные буквы, составлявшие латинскую фразу: «PULVIS ET UMBRA SUMUS» – «Мы прах и тень». – Не надо называть меня так.

Он заметил, что ее пальцы уже покраснели от холода. Он хотел взять ее руки в свои, спрятать под пиджак, чтобы согреть. Он видел, что так делал отец, когда мерзли руки у матери. Но, призвав на помощь самообладание, выработанное годами обучения у Джема, он застыл на месте.

– Корделия, – сказал он. – Ты собираешься сказать Люси? Я знаю, что ты не могла говорить с ней об этом, потому что вы неделю не виделись, но… теперь ты ей расскажешь? О том, что ты видела меня… с Грейс, прежде чем вы уехали в Париж?

Корделия покачала головой.

– Нет, я не намерена ей об этом рассказывать. Я не обсуждала с ней ни твои отношения с Грейс, ни нашу… договоренность насчет нее. – Она подняла голову и гордо взглянула на него. Ее темные глаза блеснули, как два медных щита. – Я не хочу, чтобы меня жалели. Ни Люси, ни кто бы то ни было еще.

«В этом мы с тобой похожи», – чуть не сказал Джеймс. Он не мог заставить себя говорить с кем-то о браслете, о заклинании. Не мог вынести мысли о сочувствии и жалости со стороны близких. Он отправился в Париж, собираясь рассказать правду Корделии, но представлял себе их встречу совершенно иначе.

Усилием воли он прогнал воспоминание: его любимая женщина в объятиях другого.

– Прости меня, – сказал он. – Я не хотел ставить тебя в такое положение, вынуждать лгать Люси. Теперь я вижу, что из-за этого вы отдалились друг от друга. Я не думал, что этим кончится. Все из-за моей гордости. Она того не стоит. – Джеймс рискнул поднять глаза на Корделию, и ему показалось, что она немного смягчилась. – Давай просто поедем домой.

Он не сдержался, протянул руку и убрал с ее лба темно-красный локон; при этом он слегка коснулся кончиками пальцев ее нежной щеки. К его удивлению, она не отстранилась и не убрала его руку. Но и не сказала: «Да, поедем домой, на Керзон-стрит». Она не произнесла ни слова.

– Этот особняк на Керзон-стрит – наш дом, – продолжал он прежним спокойным тоном. – Наш дом. Без тебя он пуст.

– Этот дом ты приобрел и обставил, чтобы жить там с Грейс, – сказала она, качая головой. – Ты даже не притворялся, что это не так; я считала само собой разумеющимся, что рано или поздно она станет там хозяйкой. Мы собирались прожить вместе один год, Джеймс…

– Я никогда не думал о том, что буду жить там с ней, – возразил Джеймс.

Это была правда; он не думал о второй женитьбе. Чары браслета не принуждали его к этому. Браслет отвлекал его от мыслей о будущем, от анализа собственных эмоций.

– Корделия, – прошептал он, снова касаясь ее щеки. Она закрыла глаза, и ее черные ресницы дрогнули. Он так сильно хотел поцеловать ее, что все тело пронзала боль. – Поедем домой. Я не прошу тебя простить меня сейчас. Я готов просить прощения сто раз, тысячу раз. Мы можем играть в шахматы. Сидеть у огня. Можем разговаривать. О Париже, о Мэтью, о Люси, о чем пожелаешь. Помнишь, как мы говорили с