Криптономикон, часть 1 - Нил Стивенсон

Уотерхауз смотрит в темноту и мысленно выстраивает машину Тьюринга. В памяти всплывают другие детали. Лента, как он теперь вспомнил, шла бы через машину Тьюринга не в одном направлении, а скользила туда-сюда. И машина Тьюринга не просто читала бы ленту, она бы стирала метки и добавляла новые. Дырки в бумажной ленте явно не сотрешь. А лента в той машине за окном явно двигалась в одну сторону. Как ни горько Уотерхаузу признавать, рама с трубками, которую он сейчас видел, — не машина Тьюринга. Это что-то попроще, инструмент узкого назначения, как перфосчитыватель Холлерита или барабан Атанасова.

И все же она больше, диковиннее, страшнее, чем все, что Уотерхауз до сих пор видел.

Мимо с ревом проносится ночной поезд из Бирмингема — везет к морю патроны. Как раз когда его грохот затихает вдали, к воротам подъезжает мотоциклист. На то время, пока проверяют документы, мотор смолкает, потом тарахтенье слышится в аллее. Уотерхауз встает на стену и внимательно смотрит, как мотоциклист проносится мимо, к корпусу в паре кварталов от перекрестка. В открытую дверь бьет свет, груз переходит из рук в руки. Дверь закрывается, мотоцикл с треском несется обратно к воротам.

Уотерхауз слезает со стены и в темноте (ночь безлунная) бредет к корпусу. Останавливается перед входом, прислушивается. Потом собирается с духом и толкает деревянную дверь.

Здесь жарко, как в душегубке, окна наглухо закрыты ставнями, машинные запахи мешаются с испарениями человеческих тел. Людей много, в основном женщины за исполинскими пишущими машинками. В приоткрытую дверь Уотерхауз видит, что это помещение — шлюз для бумажных листков, примерно три на четыре дюйма, доставляемых, надо думать, мотоциклистами. У входа их сортируют и складывают в проволочные корзины, потом относят девушкам за исполинскими машинами.

Один из немногих мужчин встает и направляется к Уотерхаузу. Он примерно одних с Лоуренсом лет, чуть за двадцать. На нем форма британской армии. Он держится как распорядитель на свадьбе, который следит, чтобы даже никому не ведомых родственников из других городов встретили честь по чести. Очевидно, военный из него такой же, как из Уотерхауза. Неудивительно, что вокруг столько колючей проволоки и автоматчиков.

— Добрый вечер, сэр. Чем могу служить?

— Добрый вечер. Лоуренс Уотерхауз.

— Гарри Паккард. Рад знакомству. — Он не знает, кто такой Уотерхауз, потому что допущен к «Ультра», а не к «Ультра-Мега».

— Я тоже. Полагаю, вы захотите взглянуть на это. — Уотерхауз протягивает волшебный пропуск.

Паккард внимательно изучает листок, потом фокусируется на особо интересных частностях: подписи в углу, смазанной печати. Война превратила Гарри Паккарда в машину для считывания и обработки бумаг; он выполняет свою обязанность несуетно и спокойно. Потом просит извинить, набирает телефонный номер, с кем-то говорит — судя по выражению лица и позе, с кем-то важным. Уотерхауз не слышит слов за стуком и гудением пишущих машин, но видит удивление и даже растерянность на юношески-открытом, розовом лице Паккарда. Слушая, тот раз или два искоса глядит на Уотерхауза. Потом произносит что-то вежливо-успокоительное и вешает трубку.

— Ладно. Так что вы хотели увидеть?

— Я пытаюсь выяснить в целом, как течет информация.

— Что ж, в таком случае здесь вы в самом начале — в верховьях. Наши истоки — Служба Игрек: военные радиоперехватчики и радисты-любители, которые слушают немцев и поставляют нам это. — Паккард берет из мотоциклетного контейнера листок бумаги и протягивает Уотерхаузу.

Это бланк с прямоугольными рамками наверху. В них вписаны дата (сегодняшняя) и время (два часа назад), а также некоторые другие сведения вроде радиочастоты. Большую часть бланка занимает пустое пространство, на котором торопливыми печатными буквами накарябано:

YWBP ROJHK DHAOB QTMDL TUSHI

PIJS LLENJ OPSKY VZPDL EMAOU

AMOG ТМОАН ЕС

а перед всем этим две группы по три буквы.

YUН АВG

— Это с нашей станции в Кенте, — объясняет Паккард. — Сообщение «Зяблик».

— То есть… от Роммеля?

— Да. Перехват из Каира. «Зяблик» имеет первоочередную срочность, поэтому сообщение лежит наверху.

Паккард ведет Уотерхауза по центральному проходу, между рядами машинисток. Одна девушка только что освободилась, Паккард протягивает ей листок. Девушка кладет бумагу рядом с машинкой и начинает печатать.

Поначалу Уотерхауз решил, что все эти агрегаты воплощают британские представления о том, как надо делать электрические пишущие машинки — размером с обеденный стол, двухсотфунтовая чугунная махина с мотором десять лошадиных сил, за высокими заборами с автоматчиками. Теперь он видит, что это нечто куда более сложное. Вместо валика здесь большая шпулька, на которую намотана бумажная лента — эже, чем та, которая бежала через машину за окном, и без дырочек. Всякий раз, как девушка нажимает клавишу, копируя напечатанную на листе букву, на ленте появляется новая. Но не та, которая стояла на листке.

Буквы на ленте гласят:

EINUNDZWANZIGSTPANZERDIVISIONBERICHTET

KEINEBESONDEREEREIGNISSE

[ДВАДЦАТЬПЕРВАЯТАНКОВАЯДИВИЗИЯСООБЩАЕТ

ОСОБЫХСОБЫТИЙНЕТ (нем. ).]

— Чтобы получить эти установки, вы должны взламывать код, который меняется каждый день?

Паккард улыбается.

— В полночь. Если задержитесь здесь… — он смотрит на часы, — еще на четыре часа, то увидите, как от Службы Игрек начнут поступать новые сообщения, которые на выходе из Тайпекса дадут полную белиберду, потому что фрицы меняют все свои шифры с двенадцатым ударом часов. Вроде как карета Золушки, которая превращалась в тыкву. Тогда мы анализируем новые перехваты с помощью «Бомб» и определяем новый шифр дня.

— Сколько времени это занимает?

— Если повезет, мы взламываем шифр к двум-трем утра. Чаще после обеда или вечером. Иногда не взламываем совсем.

— Глупый вопрос, но я хотел бы выяснить до конца. Эти Тайпексы, которые выполняют механическую дешифровку, — совершенно не то, что «Бомбы», которые на самом деле взламывают код?

— «Бомбы» по сравнению с Тайпексами — принципиально иной, невероятный уровень сложности, — подтверждает Паккард. — Почти что думающие машины.

— Где они стоят?

— В одиннадцатом корпусе. Но сейчас они не работают.

— Понятно, — говорит Уотерхауз. — До полуночи, пока карета не превратится в тыкву и вам не потребуется взломать завтрашние установки «Энигмы».

— Да.

Паккард подходит к маленькой деревянной дверце в одной из стен корпуса. Рядом с ней — серый офисный лоток с привинченными по краям петлями, в которые продета веревка. Другая веревка висит из закрытой дверцы. Паккард кладет новую расшифровку на груду уже скопившихся на лотке и открывает дверцу. За ней — черный туннель, ведущий из здания.

— Готово, тяни! — кричит он.

— Тяну! — через мгновение отзывается голос. Веревка натягивается, лоток исчезает в туннеле.

— Отправился в тройку, — объясняет Паккард.

— Значит, мне туда же, — говорит Уотерхауз.

Третий корпус всего в нескольких ярдах, за обязательной противоударной стеной. «ОТДЕЛ НЕМЕЦКОЙ АРМИИ» — написано на двери, в отличие от «ФЛОТА», который в четверке. Пропорция мужчин к женщинам здесь значительно выше. В военное время странно видеть в одном помещении столько здоровых, крепких мужчин. Некоторые в форме наземных или воздушных сил, некоторые в штатском, есть даже один флотский офицер.

Середину помещения занимает большой стол в форме подковы, у стены другой, прямоугольный. Все стулья заняты, все, сидящие за столами, погружены в работу. Дешифровки поступают в корпус на лотке и передаются от стула к стулу по некой сложной схеме, которую Уотерхауз может понять только в общих чертах. Кто-то объясняет ему, что «Бомбы» взломали сегодняшний код только в конце дня, и все расшифровки из шестого корпуса поступили в последние два часа.

Уотерхауз решает пока считать этот корпус математическим черным ящиком — сосредоточиться только на информации, которая поступает сюда и отсюда, не вникая во внутреннее устройство. Блетчли-парк в целом тоже своего рода черный ящик — в него поступают случайные буквы, из него — стратегические разведданные, и большинству получателей «Ультра» безразлично его внутреннее устройство. Уотерхауз здесь, чтобы выяснить, существует ли еще один вектор информации, направленный отсюда, скрытый в сигналах телетайпа и поступках союзного командования. И не указывает ли этот вектор па Рудольфа фон Хакльгебера?

КИНАКУТА

Кто бы ни прокладывал воздушный маршрут на подлете к новому аэропорту султана, он явно в сговоре с Кинакутской Торговой палатой. Если вам, как Рэнди Уотерхаузу, посчастливится сидеть у иллюминатора левого борта, вид из самолета будет похож на рекламный буклет.

Густо-зеленые склоны Кинакуты встают из почти неподвижной синевы и тут же взмывают ввысь: горные вершины присыпаны снегом, хотя остров всего в семи градусах от экватора. Сразу понятно, что имел в виду Ави, когда говорил о мусульманском населении по краям и анимистах в центре. Что-то похожее на современный город можно построить только в равнинной части, которая охватывает остров непрерывной, почти плоской полосой — бежевая оправа исполинского изумруда. Она шире всего на северо-восточном краю острова, где широкая пойма главной реки переходит в аллювиальную дельту, на милю-две вдающуюся в море Сулу.