Эффект недостигнутой цели - Татьяна Коган

– Мне нужно, чтобы ты помог мне проникнуть в квартиру Бажина.

* * *

Отца он так и не убил. Тот помер сам, отравился паленым самогоном и захлебнулся собственной рвотой… Руслан не мог бы сказать точно, что именно испытал, узнав о его смерти – облегчение или негодование. Наверное, и то и другое. Так или иначе, больше ничего не связывало его с прошлым, кроме разве что самого места, где он провел детство. Самое омерзительное время его жизни…

Он приехал в родной город три года назад. Что им двигало тогда? Стремление воочию увидеть могилу отца и убедиться, что ненавистный тиран получил по заслугам и гниет в земле? Или желание посмотреть на столь пугающий в прошлом мир взрослыми глазами, посмеяться над тем, какими ничтожными теперь кажутся детские страхи?

Он шел по неряшливым узким улочкам, узнавая старые здания, покосившиеся заборы и грязные закоулки, в глубине которых маленькому Руслану мерещились страшные монстры, и удивлялся, каким жалким выглядит городок… Когда-то мальчишка испытывал парализующий страх от одной мысли, что его снова выкинут где-то посреди пустынной ночной дороги и заставят искать путь домой… А сейчас раздирало смешанное чувство брезгливости и ликования.

Мимо спешили прохожие, такие же тусклые и поникшие, как окружающая их действительность. Некоторые из них бросали на Руслана робкие взгляды, словно надеялись, что этот красивый, уверенный в себе человек вдруг заговорит с ними, спросит о чем-нибудь… Теперь его замечали. Теперь, когда он стал сильным и не нуждался в их помощи, они желали быть полезными.

Руслан помнил их лица, все до единого безразличные, жестокие. Помнил, с какой снисходительной усмешкой смотрели на него взрослые дяди и тети, когда отец лицемерно жаловался на поведение горе-сынка… Они видели синяки от побоев, видели его загнанные глаза и беспомощно вздрагивающие плечи, когда отец обнимал сына железными ручищами, еще недавно причинявшими боль. Они все знали, разумеется, знали. И не делали ничего, чтобы спасти его, оградить от чудовища, с которым он существовал под одной крышей. Они все были такими же, как его отец. Если бы Руслан мог, он уничтожил бы их всех. Одного за другим, вместе с их отпрысками, пока еще невинными, но уже испорченными отравленной атмосферой, которая постепенно пропитывает их насквозь, превращая в не замечающих несправедливости слепцов.

Руслан помнил одутловатое лицо участкового, отцовского кореша, с которым они вместе напивались. Его рыбьи, навыкате глаза, с желто-красными, испещренными лопнувшими капиллярами белками, с залегшими под ними коричневыми тенями… Он всегда строго грозил пальцем, обещая, что посадит маленького Руслана в тюрьму, если тот посмеет хоть пикнуть кому-то о том, что происходит дома. Иногда, приняв на грудь, он входил в раж и подолгу объяснял, что для любого ребенка родитель должен являться непререкаемым авторитетом. Руслан мысленно называл его Рыбой. Во время разговора маленький круглый рот участкового широко открывался, как у выброшенного на берег карася.

– Отец старше и умнее, и он воспитывает из тебя настоящего мужчину, – добродушно развалившись на стуле и цедя из стакана, вещал он. – Когда ты вырастешь, то поймешь, что папка все делал правильно.

Руслан вырос. И понял, что очень хочет сжать горло ублюдку и с наслаждением наблюдать, как его тупые рыбьи глаза наливаются кровью и выкатываются из орбит. Он ведь даже нашел его по приезде. Выяснил подробности его жизни и адрес. Из органов бывшего участкового давно поперли, и он торчал в четырех стенах, пропивая грошовую пенсию.

Руслан долго звонил в квартиру, еле сдерживаясь, чтобы не разнести к чертям хлипкую деревянную дверь. Он заставлял себя не дергаться, лишний шум ему ни к чему. Еще не хватало, чтобы любопытная соседка по лестничной клетке увидела в глазок, как он вламывается в чужую квартиру, и вызвала полицию.

Он звонил и звонил, пока наконец за дверью не послышались шаркающие шаги и не щелкнул замок. Руслан знал, что прошло много лет. И все равно опешил от увиденного.

Перед ним стоял худой, кожа да кости, старик. Слезящиеся глаза, дряблая желтая кожа… В нем с трудом угадывался тот дородный, бойкий, самодовольный участковый, которого помнил Руслан.

– Чего? Чего вам? – дохнул перегаром Рыба. – Из ЖЭКа опять? Я ж говорил вчера, что заплачу на этой неделе! Пенсию вот получу только.

В его голосе звучали просительные интонации. Пальцы, державшиеся за дверной косяк, мелко дрожали.

– Ну чего, а? Братцы, договорились же, а? Договорились? – Старик жалобно улыбнулся и резко согнулся пополам, зайдясь в приступе кашля.

Руслан постоял, наблюдая за его конвульсивными вздрагиваниями, развернулся и ушел, не проронив ни слова.

Он бежал из города, как когда-то подростком. С той лишь разницей, что раньше его подгонял страх, а сейчас отвращение. Его тошнило от необходимости дышать этим гнилостным воздухом, хотелось выбраться отсюда и больше никогда не возвращаться. Если бы можно было стереть этот населенный пункт с географических карт, удалить его название из справочников… Ненависть, бурлившая внутри все эти годы, подстегивавшая его вынашивать планы мести, незаметно испарилась, оставив после себя горькое послевкусие.

Руслан чувствовал, что освободился. До того момента, пока новая работа не забросила его в приморское захолустье.

Это был совсем другой город. Миленький аккуратный курорт, с опрятными улицами и мощеной набережной, с бесконечной линией горизонта, с синим, будто нарисованным морем и высоким звездным небом. И люди здесь были другие…

Да только чувствовал себя здесь Руслан так же паршиво. Будто попал в огромную рыбацкую сеть, не сковывавшую движений, но и не позволяющую по-настоящему разгуляться. Где-то там, в прозрачной вышине, еще остается просвет, сквозь который можно уплыть, улизнуть в свободное плавание. Но с каждым днем просвет уменьшается, и края сети смыкаются все плотнее. Пройдет еще немного времени, и будет уже не выбраться.

Черт побери! Нужно ускориться. Заказчик дала ему неограниченный лимит времени, и он бы не торопился, делал все медленно и осторожно, если бы… Если бы не это гнетущее ощущение, накатывающее каждый раз, едва он выходит из квартиры! Полнейший бред, иллюзия, не имеющая отношения к реальности. Город не живое существо. У него нет сознания. Нет глаз и ушей. Но откуда тогда это устойчивое чувство, что из каждого окна на него пялятся невидимые наблюдатели, а любая его мысль считывается первым встречным прохожим?

Это все проклятые нервы. Слишком большая ответственность. Последний заказ перед началом новой жизни. Он поднакопил порядочную сумму, но для того, чтобы чувствовать себя по-настоящему беззаботно, не хватало еще немного.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});