Сорвать маску - Маргарет Макфи

— Ты должен отпустить меня и Арчи, Доминик.

— Вовсе нет, Арабелла, не должен.

Он упрямо стиснул губы.

— Прошу тебя. — Она впервые посмотрела ему прямо в глаза. Его жизнь и жизнь ее ребенка висели на волоске. — Я умоляю тебя, Доминик. Просто поверь, что так будет лучше.

— Лучше?! — В его глазах появилось яростное чувство собственника, смешанное с желанием защитить и неприятным подозрением. — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя. Я готов сделать тебя своей женой, своей герцогиней. Я бы дал тебе и Арчи все, чего вы только можете пожелать. И я знаю, что ты любишь меня. Так от чего ты бежишь, Арабелла?

Он подошел слишком близко к правде, даже не подозревая, чем рискует. Арабелла снова посмотрела на человека, которого любила всем сердцем, и поняла, что нужно сказать, чтобы он отпустил ее. Эти слова навсегда убьют часть ее души. Но они же спасут его. И спасут Арчи.

Арабелла посмотрела в его глаза, так похожие на глаза их сына. В ее груди сердце забилось реже и медленнее. В разуме словно захлопнулась дверь.

— Ты ошибаешься, Доминик. Я не люблю тебя.

Слова соскользнули с ее губ, медленно, тихо, спокойно, и повисли в воздухе. У Арабеллы было ужасное чувство, словно она прокричала их во всю силу легких. Она увидела потрясение в глазах Доминика, боль, страдание, неверие. Словно она только что взяла нож, хладнокровно вонзила его в собственное сердце и повернула лезвие со всей жестокостью, на которую она только была способна.

Часы на каминной полке отсчитывали секунды.

Тик.

Так.

Тик.

Так.

— Я тебе не верю, — прошептал Доминик.

— Я не люблю тебя, — повторила она.

Сердце ударилось о грудную клетку один раз… другой… третий… и продолжало биться. В теле не осталось тепла. Там, где раньше текла горячая кровь, теперь застыл лед.

Доминик вгляделся в ее лицо — и Арабелла почувствовала всю глубину раны, которую она ему нанесла. Пришло осознание: причиняя такую боль ему, она убивает себя.

Но, несмотря на это, Арабелла стояла перед ним, спокойная, неподвижная, не позволяя себе думать. Только лгать.

— И ты только сейчас поняла это?

Она увидела, как опасно потемнели карие глаза, издевательски приподнялись брови. Боль осталась, но теперь на первый план вышел гнев, переплетающийся с недоверчивостью. Если она сейчас сдастся, хотя бы одним жестом намекнет на свои истинные чувства… Арабелла схватила рукоятку воображаемого ножа, покоящегося в ее сердце, и вонзила его еще глубже.

— Мне просто не следовало притворяться.

Сердце распалось на части. Арабелла отвела взгляд, не в силах видеть острую боль в его глазах.

— Ты притворялась?!

Его голос был полон ярости. Но вынести гнев было гораздо проще, чем боль.

— Да, — твердо произнесла Арабелла и заставила себя посмотреть ему в глаза.

— Даже когда мы занимались любовью? Когда ты кричала от восторга, а я изливался в тебя? Когда я всю ночь лежал рядом с тобой, до самого утра? — яростно допрашивал он.

— Да, — повторила Арабелла.

Теперь, когда она видела, что ярость берет верх, лгать стало гораздо легче. Она должна заставить его поверить.

Между ними шелестели секунды. Молчание с шипением заполнило воздух. Арабелла стояла на месте и ждала, ждала, ждала, выдерживая ярость его пристального взгляда, пока, наконец, Доминик не сказал:

— В таком случае я не стану удерживать тебя против твоей воли.

— Спасибо.

Слова прозвучали издалека, словно их произнесли чужие губы. Арабелле начинало казаться, что ее самой вообще нет в этой комнате, что она стоит здесь бестелесной тенью, наблюдая, как перед ней разворачивается новая часть трагедии.

Его глаза словно остекленели, но она знала, что это лишь способ скрыть боль, еще более глубокую, чем ее собственная.

— В таком случае предлагаю уладить практические вопросы нашего расставания.

— Нам нечего улаживать. Мы сегодня уедем и отправимся в деревню Вудсайд — мы жили там какое-то время, когда Генри был еще жив.

— О нет, Арабелла. Ты подождешь до утра, а потом отправишься в Амершем, в дом, когда-то принадлежавший твоей семье.

— Я… — начала было она, но Доминик оборвал ее:

— Все документы на этот дом уже подписаны на твое имя, Арабелла. Я купил его тебе в подарок к свадьбе, и не смей отказываться, поскольку это одно из условий, на которых я согласен тебя отпустить.

Он купил ей дом. Арабелла поспешила отогнать эту мысль, зная, что сейчас нельзя сосредотачиваться на ней. Позже. Ее разум по-прежнему был покрыт слоем льда, но она почувствовала, как быстро трескается корка, и поняла, что барьер продержится недолго.

— А другие условия?

Секунда за секундой. Все почти кончено.

— Арчи — мой сын, и я намерен обеспечить ему безбедное существование — как и его матери. Ты никогда даже близко не подойдешь к борделю. Тебе ясно, Арабелла?

— Да.

Она поняла, что Доминик подумал о ней. Она ведь так и не рассказала ему правды. Не сказала, что провела в борделе всего одну ночь. Что у нее был только он.

— Я обеспечу вам достойное содержание и буду регулярно приезжать к Арчи. Ребенку нужен отец, Арабелла.

— Но…

«Но что на это скажет мистер Смит?» — в панике подумала она.

— Никаких но. Это мои условия. Я не соглашусь ни на что иное.

В его глазах застыло жесткое выражение. Челюсти были стиснуты, губы решительно сжаты. Арабелла поняла, что Доминик говорил совершенно серьезно. В конце концов, Смит поставил лишь три условия: она не должна выходить замуж за Доминика, оставаться его любовницей и обязана к утру покинуть Лондон. Он не упомянул больше ни о чем, хотя Арабелла не знала, что этот мерзавец может сделать, когда услышит о решении герцога.

— Все будет так, как ты говоришь.

В конце концов, она причинила им обоим боль только для того, чтобы защитить их. Разбила сердце Доминика, чтобы спасти ему жизнь. Какая жестокая ирония.

— Возьми карету и слуг, которые тебе понадобятся. После твоего отъезда я запру этот дом.

Арабелла взяла со стола маленькую коробочку, обтянутую красной кожей, и подняла крышку, под которой на светло-бежевом бархате покоилось обручальное кольцо Арлесфордов. В тусклом свете единственной свечи, горевшей в гостиной, небесно-голубой сапфир казался чернильно-черным, словно погрузился в скорбь. Бриллианты бесстрастно блестели и играли в тусклых лучах. Она протянула коробочку Доминику.

Герцог, поколебавшись, взял ее из рук Арабеллы. Громко захлопнув крышку, убрал коробочку в карман фрака.

— Прощай, Арабелла.

Их взгляды встретились, и чувства, которые Арабелла успела прочесть в его глазах, разбили ее сердце на тысячу осколков. Она не рискнула заговорить, стоя на подгибающихся ногах, упрямо цепляясь за ускользающее самообладание.