Идущие следом - Негатин Игорь

– Нанёс удар в горло.

– Хоть это хорошо. Вас кто-нибудь видел?

– На улице?

– Нет, дьявол, рядом с телом!

– На улице было пусто.

– Вы столкнулись с этим господином в харчевне? Это значит, что хозяин, а равно и его посетители могли видеть, как вы последовали за этим господином?

– Нет, я так не думаю! Когда я покидал это заведение, там начиналась потасовка и всё внимание присутствующих было приковано к спорщикам.

– Хоть в этом вам повезло! – покачал он головой. – Жак, у вас в городе и так репутация забияки, готового выпустить кишки ближнему своему, а вы ещё и поддерживаете сию, надо заметить, весьма сомнительную славу! Аббат, да упокоит Господь его бессмертную душу, был чертовски прав, отправляя вас в отдалённую обитель! Хотя, раздери меня дьявол, даже это не выход! Вы же и там умудрились бы устроить погром, оставив десяток-другой трупов. Господи, и этот человек мечтал быть монахом! Тьфу… Вас хоть за ногу привязывай! Спрячьте этот клинок подальше, а лучше забросьте в море! И подальше, Жак, подальше! Только убедитесь, что поблизости нет людей. С такой везучестью вы опять кого-нибудь зарежете!

– Пожалуй, вы правы… – вздохнул я и, не зная, как сменить тему, спросил: – Как прошёл ваш день, шевалье?

– В отличие от вас, сударь, – язвительным тоном заметил Орландо, – занимался мирными делами. Копался в старых рукописях.

– Что-нибудь обнаружили?

– Господь всемогущий, неужели вас это интересует?! – фыркнул де Брег. – В библиотеке же никого не убивают! Ладно, перестаньте изображать оскорблённую невинность! Про ваши злоключения подумаем завтра. Разумеется, если вас не арестуют ещё до рассвета. Садитесь и слушайте… Не знаю, как это ускользнуло от моего внимания, тем более что мне доводилось читать сию летопись и раньше, но факты, изложенные в документе, весьма любопытны.

– Расскажете?

– Расскажу, разумеется. Не всё мне слушать, как вы режете прохожих. Итак… В одной из летописей я обнаружил список казнённых, которые были осуждены Святым Трибуналом и сожжены на костре по обвинению в богохульной ереси и чернокнижии. Список изряден, но нас интересуют лишь три персоны…

– Какие?

– Гвидо д’Агильери, Филберт де Буасси и Ансельм де Вердан…

– Что?!

– Вы страдаете глухотой? – покосился де Брег. – Судя по датам на рукописи, эти господа являются прадедами известных вам персон.

Глава 39

– Ну и дела… – прошептал я.

– Я был поражён не меньше, – кивнул де Брег. – Признаться, до сих пор не интересовался происхождением отца Хьюго, а уж тем более предками де Буасси и де Вердан! Как видите, наша история устремляется в прошлое! Как думаете, какие ещё открытия поджидают на этом пути?

– Шевалье, я не готов ответить на ваш вопрос.

– Подумайте, – предложил Орландо, – а заодно и выбросьте этот нож! Подальше. Мало вам неприятностей?

– Да, конечно… – смутился я.

– Если честно, то я виноват не меньше. Моя реплика о людях, пытающихся скрыть свои злодеяния, была куда большей глупостью, чем ваша встреча с Клодом де Рамбуйе. Как только о его смерти узнают наши святые отцы, отец Раймонд тотчас вспомнит мои слова и решит, что это я покарал убийцу. Он прекрасно знает, что не люблю незавершённых дел.

– Господь с вами, де Брег! Вы же невиновны!

– Кому интересны эти оправдания, Жак? Ладно, не буду вам докучать. – Орландо допил вино и поднялся. Несколько мгновений он смотрел на меня, а потом покачал головой и усмехнулся. – Загляните завтра ко мне домой. Разумеется, если нас не арестуют графские воины…

К счастью, никто так и не заявился, дабы предъявить мне обвинения в убийстве Клода де Рамбуйе. С другой стороны – сие не было убийством, которое судьи сочли бы преступным и достойным наказания злодеянием. Всего лишь обычная встреча двух дворян, приведшая к смерти одного из них. Разумеется, если один из них не принадлежит к свите графа, что, без всяких сомнений, осложнило бы мою участь.

Допускаю, вы осудите меня за сей поступок. Осудите, а то и с недоверием отнесётесь к подобной встрече, которая закончилась гибелью главного ловчего. Как бы там ни было, но жизнь часто преподносит подобные загадки, когда невозможное становилось реальностью. Невозможное, в котором легко узреть Божественное провидение и длань Господню.

Чувствовал ли я раскаяние, убив Клода де Рамбуйе? Нет, этого чувства не было. Ловчий выглядел слишком растерянным, когда я упомянул смерть Филиппа де Камрона. Так смотрит воришка, пойманный в толпе за руку, а посему даже не сомневался, что сей кавалер виновен в смерти шерифа. Да, Филипп де Камрон не был мне другом, но скажите, господа, разве не богоугодно воздать убийце за его злодеяние?

Между тем события, далёкие от правосудия, становились ужасной явью. Дозоры, кои были отправлены из Баксвэра, возвращались с тревожными новостями. Поговаривали, что в осаде примут участие и сарацины, которые перекроют морские пути и наводнят побережье своими головорезами. Пусть сие и покажется вам высокопарным, но в воздухе витал запах смерти […]

* * *

…[Орландо тяж]ело вздохнул и посмотрел на меня.

– Вы знаете, Жак, вчера вечером умер брат Маргус.

– Господи… Что с ним случилось?

– Старость… Обычная старость. Увы, от этого недуга нет снадобий, и очень сомневаюсь, что они когда-нибудь появятся. Знаете, в чём разница между дряхлым старцем и юношей?

– Если вы спрашиваете, то, пожалуй, нет, не знаю.

– Молодой может умереть, а старик обязан…

– Вы были с ним дружны?

– Старик Маргус был весьма закрытым человеком. Некогда он спас мне жизнь, – начал де Брег. – Я тогда впервые попал в Баксвэр и был ранен в уличной стычке. Едва не подох. Он меня подобрал на пороге Святой обители и терпеливо выхаживал. Тогдашний инфирмарий был неучем и невеждой, а посему отказал мне в лечении, утверждая, что не протяну и недели. Поэтому брат Маргус и поместил меня в монастырскую тюрьму, где я провёл больше двух месяцев. Я то бредил, то молился. Был так слаб, что даже известный вам недуг на время отступил, давая мне передышку. Кстати, лежал в той самой темнице, в которой вы изволили провести несколько неприятных ночей. Как сейчас помню шёпот Маргуса, утверждающего, что именно здесь могу умереть совершенно спокойно, избегнув докучливых знахарей и медикусов. Иногда мне кажется, что лучше бы я сдох.

– Грех такое говорить, – осторожно заметил я.

– Вы так полагаете? – поднял голову шевалье. – Возможно, вы и правы. Время покажет…

– Что было дальше?

– Дальше? Выжил. Начал выбираться на монастырский двор, где и познакомился с отцом Хьюго. В тот день мы долго беседовали, найдя друг в друге приятных собеседников. Так началась моя жизнь в Баксвэре.

– Орландо, расскажите мне одну историю…

– Какую?

– Вы говорили, что вас проклял род оборотней. За что?

– За что? – медленно повторил де Брег и усмехнулся. – Я не хотел следовать их законам. Тем паче на моих руках, как вам известно, уже была кровь одного из них, а это является страшным преступлением среди подобных существ. Надо отдать должное, в этом оборотни гораздо честнее и благороднее людей. Оборотни не убивают себе подобных! Согласитесь, что сравнение не в пользу добрых христиан, готовых убивать даже детей, если сие угодно их… ладно, этого, пожалуй, вам слышать не следует. – Шевалье поднял голову и уставился в стену. – Это случилось так давно, что кажется, прошла целая вечность. В моих скитаниях, Жак, я попадал в разные места и земли. В одном из городов, куда меня забросила судьба, познакомился со своими собратьями. Сей «славный» город, расположенный к северу-востоку отсюда, издревле славился как город колдунов и магов. Ну и разномастной нечисти, вроде вампиров и оборотней, разумеется. Эдакое царство Тьмы, будь оно проклято! Самое интересное, Жак, что у оборотней было нечто похожее на Святой Трибунал.

– Святой Трибунал?!

– Совет из самых старых и уважаемых зверей, кои разбирают тяжбы и споры, а заодно и наказывают виновных. Это, как вы понимаете, позволяет сохранить некую благопричинность «братства». Обвинение может выдвинуть любой оборотень. Даже незнакомый. Особенно если он знает ваши прегрешения. За несколько дней до этого события я повздорил с одним из них, и в пылу дискуссии признался, что готов убить ещё одного, если он не перестанет нести вздор! Само собой, что от меня потребовали объяснений, и я был вынужден признаться, что убил родного брата.