Миссис Больфем - Гертруда Атертон

служанка и ее друзья, все они кипели от ненависти к тем, кто открыто не сочувствовал делу их Faterland’a.

Он знал, что ему не будет трудно высмеять их на свидетельской скамье и решил обеспечить американский состав присяжных.

Спустя, приблизительно, три недели после ареста, на долю миссис Больфем выпал новый удар. Прислуга доктора Анны, Кесси, неожиданно припомнила, что недели за две до убийства миссис Больфем зашла к ним утром и, так как доктора не было дома, попросила разрешения зайти в комнату и оставить записку. Минуты две спустя, Кесси, с веником, вышла, чтобы подмести возле калитки и так как входная дверь не была закрыта, а на ней были мягкие туфли, то она шла бесшумно и, совершенно случайно взглянув в окно, увидала, что миссис Больфем стоит на стуле перед маленьким шкапчиком над камином и осторожно опускает какой-то пузырек между другими лекарствами. Она, понятно, хотела сказать своей хозяйке о таком странном поступке, но так как доктор Анна в то время возвращалась домой только перед самым сном и слишком усталая, чтобы разговаривать и даже обедать, Кесси решила подождать со своим открытием, а потом совсем забыла. Когда она вспомнила о случае под давлением всеобщего помешательства, она рассказала своей подруге, та рассказала своей, а эта еще кому-то, и таким образом, в должной постепенности, новость достигла слуха неутомимого мистера Бродрика. И вот тогда-то он преподнес публике рассказ о неизвестно куда исчезнувшем стакане лимонада и о всех обстоятельствах, относившихся к этому случаю.

Слова «быстро придуманное, невероятное объяснение миссис Больфем» в газете были напечатаны курсивом. Снова полиция «принялась за работу». Возвращенный пузырек был подвергнут анализу, и его зловещее содержимое оказалось чистой водой.

Каждую бутылочку в доме миссис Больфем тащили к химикам. Миссис Больфем мрачно и злобно смеялась над их грубыми усилиями, но знала, что вся история уменьшает ее шансы на оправдание. Чуть ли не единогласно все осуждали ее. Такая улика не будет допущена на суде – Рош позаботится об этом – но каждый из присяжных уже прочел это и каждый из них уже составил свое мнение. К некоторому ее удивлению, Рош не спрашивал объяснений, и ей казалось, что будет лучше, если она не станет их давать по собственному побуждению. Всем другим из своих друзей она изобразила это, как ложь, несомненно кем-то внушенную. Несмотря на то, что облака сгущались кругом нее, ее мужество возрастало. Вязанье успокоило ее нервы, и она могла в течение долгих часов предаваться одиноким думам. Ее друзья постоянно снабжали ее всеми литературными новинками, но по настроению ума ей более подходили книги о войне, которые она читала серьезно в первый раз в жизни, хотя и предпочитала работать, что позволяло ей думать.

Такая неожиданная и резкая перемена как долгое пребывание в тюрьме по обвинению в убийстве не может не вызвать переворота во внутреннем мире. Миссис Больфем, из тюрьмы в графстве Брабант, была удивлена, когда открыла, что рассматривает миссис Больфем из Эльсинора, как особу ничтожных стремлений и скорее всего, как разряженную мещанку, законодательницу мод Эльсинора.

А все эти искусственные интересы и занятия? Какой скучной, в действительности, она должна была быть, играя вопросами, которые не интересовали ее глубоко, а может быть, даже и вовсе не интересовали. И для какой цели? Только, чтобы держаться одной ступенью выше остальных женщин, более богатых и, вероятно, более честолюбивых. Ее удивление, что она не может найти в себе прежнего самодовольства, так же, как ее новое чувство благодарности, породило смирение, которое, в свою очередь, оросило благодатным дождем застывшее и отброшенное чувство юмора. Хотя она и отдавала должное своим приятельницам зa их благородную преданность, она прекрасно знала, что это тоже было для них забавой и что значительная доля их лояльности была внушена им чувством благодарности. Она вспомнила их смущение в час ее ареста. Они думали, что глубоко взволнованы, а в действительности были переполнены гордостью. Почему она так стремилась главенствовать над всеми этими женщинами, быть «миссис Больфем из Эльсинора?»

Вернуться к такому существованию было немыслимо. Несмотря на то, что ее собственная трагедия как-то ослабила ее интерес к великой войне, она видела жизнь в правильной перспективе и знала, что, в случае оправдания, впервые будет в состоянии смотреть на вещи широко и без эгоизма и будет способна к действительному саморазвитию. Но в ней оставалось еще достаточно той холодной жестокости, благодаря которой она приговорила к смерти Давида Больфема, чтобы серьезно рассматривать возможность воспользоваться ослеплением молодого Роща, переменить свое нашумевшее имя на его и приобрести то покровительство, которого жаждала ее пробудившаяся женственность. Но вдруг ей показалось, что она, не хочет выходить замуж вообще. Тогда она мечтала, что уедет в Европу, где будет жить на свои скромные средства, совершенствоваться умственно и наблюдать жизнь, которая после войны будет безумно интересна, особенно, если европейские правительства избавят иностранцев от докучливых нищих и печального зрелища бесчисленных кладбищ.

Хотя она была погружена в глубокий самоанализ, который убедил ее, что она владеет истинным мужеством, закалившимся и окрепшим В огне испытаний, бывали минуты, особенно ночью, когда ей чудились крики каких-то опьяневших маньяков, разрывавшие тишину, и тогда ужас наполнял ее душу. Она чувствовала непобедимый страх, несмотря на традицию американского закона щедро оправдывать виновных женщин, и перед ней вставало страшное видение электрического стула и ее самой, привязанной к нему.

25

Рош резко оглянулся назад. Уже несколько недель у него постоянно было ощущение, что за ним следят, но до сегодняшнего вечера он был слишком поглощен своими мыслями, чтобы неопределенное подозрение приняло окончательную форму. Он стоял тихо и сейчас же заметил, что еще кто-то также остановился, спрятавшись в тени деревьев, окружавших Атлантик-Авеню. Он быстро приблизился к скрывавшейся фигуре, но почти одновременно с его движением фигура отделилась и пошла навстречу. Рош увидел, что это была женщина, а потом узнал, что это была мисс Сара Остин, из «Нью-Йоркских Вечерних Новостей». Ему припомнилось, что уже несколько раз она подходила к нему с требованием устроить ей свидание с миссис Больфем и, учтя его вежливые манеры, старалась втянуть его в обсуждение дела.

– О, добрый вечер, – злобно сказал он, – я обернулся, так как мне показалось, что кто-то шел за мной следом.

– Это была я, – хладнокровно ответила мисс Остин, – я видела, что вы повернули на Авеню и пыталась пересечь вам дорогу, я не люблю так поздно выходить одна, особенно в этой проклятой деревушке. Сознание, что здесь всякий только