Император и молот - Джон Холм

Развивая под парусами полный ход, корабли выстроились в боевым порядке. Катапультоносцы во главе, так близко друг к другу, как только возможно, а легкие суда слева от них, с наветренной стороны. Если Шеф просчитался и враги встретят их огненным ливнем, тогда хотя бы викинги успеют развернуться и отступить. Впрочем, катапульты северян должны сделать свое дело на дальних подступах.

– Спускайте Толмана, – приказал Шеф, как только перед ними открылся вход в гавань. Толман по-прежнему уверенно указывал вправо, избавляя Шефа от тревог по поводу внезапной вражеской атаки с неожиданного направления. Квикка на передней катапультной площадке приник к прицелу, доворачивая катапульту при каждом рысканье судна, удерживая направление на оконечность волнолома. Что происходит внутри гавани? А вдруг навстречу им уже направляется галера? Если так, она будет потоплена за считанные мгновенья. Но огонь она может метнуть раньше. Когда волнолом достаточно приблизился, чтобы до него можно было добросить камнем, Шеф со своего места у рулевого весла перешел на нос, к передней катапульте. Если их ждет огонь, король должен встретить его первым.

Когда нос «Победителя Фафнира» сунулся в пятидесятиярдовый проем между волноломами, Шеф увидел, что Квикка резко махнул рукой. Стреляющий дернул за спусковой шнур, шатун – как всегда, слишком быстро для глаза – ударил, праща на его конце взметнулась, словно раскрученная бесноватым. Шеф услышал треск дерева, нескончаемые несколько мгновений ждал, пока флагман пройдет между волноломами и станут видны их внутренние стороны. Облегчение пришло как глоток холодной воды. Ближайшая галера стояла в тридцати ярдах, все еще пришвартованная за нос и корму. На борту были люди, навстречу северянам полетели стрелы, вонзившиеся в борта, а одна – в щит, который поспешно выставили перед Шефом. Но не видно дыма, не слышно шума работающей машины. Греков застали врасплох.

Первая галера, несмотря на швартовы, уже тонула – снаряд разнес ей форштевень и киль. Шеф торопливо пробежал на корму, указал на следующую галеру и велел Озмоду подождать с выстрелом, пока перед ним не откроется вся внутренность гавани. Корабль за кораблем флот Пути вошел в гавань, выстраиваясь в длинную изогнутую линию с «Победителем Фафнира» и «Вадой» во главе, и обрушил град камней на галеры, стоявшие вдоль мола словно мишени, неспособные даже достать противника из своих слабых луков.

Шеф предоставил своим людям упражняться в стрельбе, пока все галеры не превратились в щепки, их передние и задние части болтались на швартовах, но посередине оставались только плавающие обломки, да поблескивали медные котлы. Сопротивления противник не оказал. Шеф заметил нескольких убегающих людей – на удивление, мало, подумал он. Единственным, кто сумел хоть чем-то помешать, оказался не кто иной, как Стеффи, – он неотступно теребил короля за руку, умоляя прекратить канонаду и позволить ему высадить на берег своих людей, чтобы захватить греческие машины и топливные баки. Шеф рассеянно отмахивался от него, как телка от овода. Он начал подозревать, что галеры были просто оставлены на стоянке без экипажей. Но нельзя идти на риск, чтобы удовлетворить любопытство Стеффи.

Наконец Шеф вскинул обе ладони, приказывая прекратить стрельбу, и повернулся к Ордлаву.

– Мы причалим к стенке вон там, где свободно. По четыре судна в ряд. Начнем выгружать людей и амуницию. Ну что тебе, Стеффи?

Глаза Стеффи были полны настоящих слез, он взмолился:

– Только двадцать человек, государь, двадцать человек на то время, что займет швартовка и выгрузка. Это все, чего я прошу. Галеры затонули, но, может быть, мы сумеем что-то спасти. Один полный бак с горючим, не разбитый камнями, – это все, что мне нужно.

Шефу вспомнилось, как у стен Йорка он сам подобным образом умолял Бранда дать ему двадцать человек, чтобы заняться катапультой, узнать, как она работает. Тогда Бранд отказал ему, велел вместе со всеми идти громить и грабить город. Сейчас грабить было нечего, но в этот раз сам Шеф оказался нелюбопытным, думающим лишь о собственных целях.

– Двадцать человек, – разрешил он. – Но они должны быть готовы выступить вместе со всеми.

Рядом с ним стоял Фарман, с глазами широко раскрытыми и немигающими, словно вдалеке он видел нечто.

– Ты возьмешь с собой всех людей? – спросил Фарман.

– Я, разумеется, оставлю на кораблях охрану.

– Тогда я тоже останусь здесь, – сказал провидец. – Воинов у тебя достаточно.

Не время спорить или выспрашивать. Шеф кивнул и занялся проблемами высадки на берег. Сопротивляться в гавани было некому, в ней, кажется, вообще не осталось людей. Несколько находившихся при кораблях греков сбежали. Шеф снял с одной руки золотые браслеты, оценивающе повертел их и, взяв с собой в качестве телохранителей Квикку и трех арбалетчиков, направился к ближайшей кучке лачуг в порту. От жадности языки наверняка развяжутся. Впрочем, ему не так уж много нужно узнать. Он в Остии, а в пятнадцати милях отсюда Рим. Прийти, взять город, убить английского папу. Даже за попытку сделать это на него обрушится император, и их долгий спор будет решен. Странное дело, но Шеф не мог представить себе, что властительный Бруно будет побежден. Возможно, он уже, как говорят англичане, оцепенел, почуял на себе тенета приближающейся смерти. Он шагал к хижинам, помахивая золотыми браслетами с воткнутой в них в знак мира веточкой.

Римский император получил известие о разгроме флота греческих союзников, находясь в Риме, который к тому времени тоже немало пострадал от его гнева. Поднимающийся ветер развеивал дым, клубами струящийся в небо за Капитолийским холмом. На улицах валялись непогребенные тела: римские бездельники и плебеи не смогли оказать серьезного сопротивления тяжеловооруженным войскам императора. У них были дубинки, булыжники и баррикады из опрокинутых телег, они пытались отстоять своего папу от чужеземного ставленника и заплатили за это кровавую цену. Ни Ватикан, ни сам город ничего не добились от императора, присягнувшего защищать их.

«Поживем – увидим», – подумал Бруно.

– Не унывай, парень, – обратился он к греческому адмиралу Георгиосу, увидев его ошеломленное выражение лица. – Зимой сможем отстроить твой флот заново. Твой басилевс ничего из-за этого не потеряет, положись на мое слово.

«Не унывать? – подумал Георгиос. – Все мои галеры потоплены за одно утро, уничтожены, как мы уничтожали бесчисленные арабские суда. Моим морякам приходится вести уличные бои с городской чернью под знаменами чужого императора. А секрет греческого огня… нет, он наверняка не раскрыт. Но это могло произойти. Не унывать. Да он с ума сошел».

«Даже лучшие из моих военных советников крайне озабочены, – признался себе Бруно. – У Георгиоса на это есть причины. Но Агилульф…» Дух у императора взыграл в упрямом противоречии с настроением его приближенных.

– Ладно, – сказал Бруно. – Враги неожиданно напали на нас в Остии. И мы еще не до конца уладили наше маленькое дельце с городским сбродом. Папа Иоанн все еще не у меня в руках. А теперь послушайте. Все это не имеет значения. Не правда ли, Эркенберт, ваше святейшество? Вспомним, что говорил капеллан Арно. В любой военной кампании нужно определить ее Schwerpunkt, главную точку. В нашем случае значение имеет только одно, только одно остается важным с тех пор, как мы нашли Грааль. Раз и навсегда покончить с моим врагом, Единым Королем. Как только мы это сделаем, все остальное уладится. Город будет усмирен через неделю. Папу Иоанна нам выдаст какой-нибудь предатель. Флот можно будет отстроить. Но если мы этого не сделаем …

– Все остальные навалятся на нас, – подытожил Агилульф, – и мы будем разбиты.

При последних словах он покосился на Георгиоса. Агилульф не забыл, кто сжег его отряд и его самого греческим огнем, и не поверил объяснениям, что это вышло случайно.

– Но мы это сделаем, – сказал Эркенберт, папа Петр II, как он теперь себя называл. Он еще не сменил свою поношенную черную сутану на одежды наместника святого Петра. Подлинные папские регалии не удалось найти, да и само избрание Эркенберта было слишком поспешным, проведенным едва ли третью полного состава конклава с многочисленными нарушениями процедуры. И все же император был прав. Кардиналов можно будет собрать еще раз, регалии разыскать или заменить новыми. Главное – победа.

– Я готов на время забыть о своем папстве и вернуться к исполнению прежних обязанностей в армии императора, – продолжал Эркенберт. – Потомки Волка Войны готовы занять позиции, как только будет получен приказ.

– Какую пользу нам принесут осадные орудия против армии на марше? – спросил Агилульф.

– Кто знает? – ответил ему император. – Мы имеем дело не с обычным человеком, никто из нас не должен об этом забывать. Он обманывал каждого из своих врагов. Он даже меня обманывал. Но в конце концов в деле с Граалем ему не удалось меня обмануть. Мы должны быть так же хитры, как он. Благодарю вас, ваше святейшество. Если бы у каждого моего воина был ваш боевой дух, наша победа была бы обеспечена.