Ложная слепота (сборник) - Питер Уоттс

Трупов нет. По крайней мере видимых.

Внезапное движение в базовом лагере. Вначале мне померещилось, что сигнал «чертика» забивают помехи, размывая самые контрастные детали. Но нет! Что-то определенно шевелилось и копошилось по краям прожженного нами отверстия, тысячи серых волокон прорастали сквозь разрез и медленно шевелились в темноте.

– Ничего себе, – пробормотала Бейтс. – Должно быть, их провоцирует падение давления. Вот так способ конопатить пробоину…

«Роршах» принялся заживлять рану – через две недели после того, как мы ее нанесли.

Апогей миновал. Дальше путь шел только вниз. «Тезей» начал долгое падение на вражескую территорию.

– Не пользуется диафрагмами, – констатировал Сарасти.

* * *

Гены хитрый развод учинили мозгам,Сделав траханье слаще всего.Эти мелкие твари замыслили план,Размножаться во время него.Но мозги развели их шикарно в ответ.Комом выпекся хитрый блин.Вазэктомия – и всем привет —Гены могут сосать бензин.[54]

R-отборники. Усеклада[55]

Секс от первого лица – настоящий, как настаивала Челси, – требует привычки: рваные вздохи, грубые шлепки, потная вонь от кожи, испещренной норами и оспинами, целый партнер с набором прихотей и капризов. Определенная животная притягательность в этом присутствовала, не поспоришь. В конце концов, именно так мы делали миллионы лет. Но в этой… местечковой похоти всегда была доля вражды, нестыковки асинхронных ритмов. Ни взаимодействия, ни взаимопроникновения. Лишь перестук сталкивающихся тел в борьбе за господство, где каждый пытается навязать другому свой ритм.

Челси относилась к сексу как к высшему воплощению любви. Я в конце концов начал воспринимать его как рукопашный бой. Прежде, трахая созданий из моего собственного меню или пользуясь моделями из чужих, я всегда мог выбрать контрастность и разрешение, текстуру и позу. Телесные отправления, противодействие несовместных желаний, бесконечные ласки, от которых язык стирается до корня и клейко блестит лицо, – ныне они стали капризами. Опциями для мазохистов.

Но у Челси не было опций – только стандартный набор.

Я ей потакал. Подозреваю, я был не более терпелив к ее извращениям, чем она – к моей неловкости. Мои усилия оправдывало совсем другое. Челси любила спорить обо всем на свете, лукавая, вдумчивая, любопытная, точно кошка, и била без предупреждения. Низведенная до уровня избыточного большинства, она продолжала простодушно и ярко наслаждаться жизнью. Взбалмошная и вспыльчивая, Челси была неравнодушна. К Пату. Ко мне. Хотела узнать меня ближе. Проникнуть внутрь.

Это становилось серьезной проблемой.

– Мы могли бы попробовать снова, – сказала она однажды, когда пот и феромоны еще не рассеялись. – И ты даже не вспомнишь, от чего так мучился. Если захочешь, не вспомнишь, что вообще мучился.

Я с улыбкой отвернулся: грани ее лица внезапно показались мне грубыми и непривлекательными.

– Это уже который раз? Восьмой? Девятый?

– Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, Лебедь. Настоящее счастье – огромный дар, и я могу его тебе дать, если позволишь.

– Ты не хочешь, чтобы я был счастлив, – любезно ответил я. – Ты хочешь меня наладить.

Она промычала что-то мне под кадык. Потом:

– Что?!

– Ты просто хочешь переделать меня во что-нибудь более… уживчивое.

Челси приподняла голову:

– Посмотри на меня.

Я обернулся. Она отключила хроматофоры на щеке, трепетавшая татуировка теперь переехала на ее плечо.

– Посмотри мне в глаза.

Я вглядывался в неровную кожу век, в сетку капилляров, вьющихся по склерам, и испытывал отстраненное недоумение от того, что подобные несовершенные, ветшающие органы все же способны временами меня зачаровывать.

– Так, – проговорила она. – Ты что имеешь в виду?

Я пожал плечами:

– Ты продолжаешь делать вид, что это симбиоз. Но мы оба знаем, что это конкуренция.

– Конкуренция?

– Ты пытаешься вынудить меня действовать по твоим правилам.

– Каким правилам?

– По которым хочешь строить наши отношения. Я не виню тебя, Челси, ни капельки. Мы пытаемся манипулировать друг другом с тех пор, как… Черт, это даже не в человеческой натуре, а в натуре млекопитающих.

– Просто не верится, – она покачала головой. Перед моими глазами закачались спутанные щупальца прядей. – На дворе середина XXI века, а ты втираешь мне очки про войну полов?

– Ну да. Твои корректировки – новое слово в отношениях. Проникни внутрь и перепрограммируй партнера на максимальную покорность.

– Ты правда думаешь, что я пытаюсь тебя… выдрессировать? Вышколить, как щенка?

– Ты поступаешь естественным образом.

– Не могу поверить, что ты говоришь мне подобную чушь.

– Я думал, в наших отношениях ты ценишь честность.

– Каких отношениях? Послушать тебя, их вовсе нет. Просто… взаимное изнасилование или что-то вроде.

– В этом и смысл отношений.

– Вот только лапшу мне не надо вешать. – Она села на краю кровати, свесив ноги и спиной ко мне. – Я знаю, что я чувствую. Это единственное, в чем я уверена. Я всего лишь хотела сделать тебя счастливым.

– Я понимаю, ты в это веришь, – ласково отозвался я. – Понимаю, это не кажется тебе стратегией поведения. Так бывает с глубоко прописанными инстинктами. Все кажется естественным, правильным. Это обман природы.

– Нет, черт возьми, вполне человеческий.

Я сел рядом с ней, коснувшись плечом ее плеча. Она отстранилась.

– Я знаю, – проговорил я чуть погодя. – Знаю, как работает мозг. Это моя работа.

И ее тоже, если на то пошло. Человек, который зарабатывает на жизнь корректировкой мыслей, не может не знать основы проводки под «капотом». Челси всего лишь сознательно их игнорировала, иначе ее праведный гнев лишился бы всякого смысла.

Я мог бы и об этом упомянуть, но понимал, какую нагрузку способна выдержать система, и не был готов к разрушающим испытаниям. Не хотел ее терять, как и ощущение безопасности, чувство, что кому-то небезразлична моя жизнь и смерть. Я хотел лишь немного отстранить Челси и передохнуть.

– Временами ты бываешь такой холодный, как ящерица, – пробормотала она.

Цель достигнута.

* * *

Во время первой высадки мы «дули на воду» и выверяли каждый свой шаг. На этот раз мы действовали как спецназ.

«Сцилла» жгла на двух «же» по направлению к «Роршаху», следуя по предсказуемой, плавной дуге, упирающейся в разрушенный базовый лагерь. Возможно, она там и села – не знаю. Сарасти вполне мог убить двух зайцев одним выстрелом, запрограммировав челнок самостоятельно собирать образцы. Если и так, людей на борту к тому времени уже не осталось. «Сцилла» выплюнула нас в пространство за пятьдесят километров до нового плацдарма, бросив нагими кувыркаться на каркасе ракеты, которому едва хватало реактивной массы для мягкой посадки и спешного взлета. Мы даже управлять им не могли: успех зависел от непредсказуемости, а есть ли лучший способ быть непредсказуемым, чем не знать самому, что делаешь? Логика Сарасти – вампирская. Мы могли хотя бы отчасти проследить за ходом его умозаключений: колоссальный вывих, закрывший пробоину в борту «Роршаха», был гораздо медлительнее и расточительнее капкана, в который попалась Банда. К тому же «Роршах» не задействовал диафрагмы, а значит, им требовалось время для развертывания – то ли для перераспределения массы, то ли для взвода рефлективной пружины. Это давало нам «окно»: мы могли забраться в львиное логово, покуда его хозяева не в силах предсказать наше появление, расставить ловушки и унести оттуда ноги, прежде чем поставят капканы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});