Татуиро (Serpentes) - Елена Блонди

Разозлился пьяный Еэнн. Всех расшвырял, в три шага догнал Айну, схватил за длинные волосы. Ахнула она, падая на колени. А он нагнулся смотреть: потекут ли слезы из синих глаз.

Но зарокотали тучи, сердясь за Айну, взмахнул ветками ветер, сердясь за Айну, застучали на берегу камни, сердясь за Айну. И когда Еэнн поднял лицо, посмотреть вокруг, махнула она головой и вырвалась. Побежала среди деревьев, только волосы мелькали зарницами. Кинулся следом Еэнн, рыча диким зверем.

Легко бежала красавица Айна, пыль и мелкие листья порхали из-под босых пяток. Но быстро бежал и Еэнн, тяжёлые ноги топтали птичьи гнезда, калечили неловких зверей, не умеющих увернуться. Медленнее его бежала Айна, потому что на бегу смотрела, чтоб не наступить, не ударить случайно маленькое зверьё, не сломать веток старых деревьев. Помогали они красавице: то тропу заслонят, то под ноги охотнику кинутся, то в глаза сухих листьев набросают. Заревел тогда Еэнн и, оглядевшись, увидел на поляне зайца. Схватил его за длинные уши, крикнул:

— Смотри, женщина! Смотри, как я вырву ему трусливое сердце и съем!

Пискнул заяц и повис, лапы растопырил, а глаза от страха и боли свёл к носу.

Всплеснула руками светлоликая Айна и на бегу остановилась так, что и ветер остановился, и туча забыла пролиться дождём, и камни забыли стучать друг о друга. Тихо-тихо было, когда шла она обратно, протягивая Еэнну руки:

— Отпусти маленького, сильный мужчина. Я иду к тебе…

Засмеялся Еэнн, одной рукой держа за уши зайца, а на другую намотав рыжую косу Айны. Хотел было ударить зверька оземь, раз девушка всё равно у него. Но посмотрел сверху в её глаза… И отпустил зверя.

— И меня отпусти. Я сама пришла к тебе и не убегу.

Пошли они рядом. В самую глубину леса повела Айна Еэнна, под низкие ветви, туда, где свет был только от её рук и лица, а больше там света и не было. Легла Айна на мягкий мох, вытянула руки и закрыла глаза. Лёг рядом с ней и Еэнн, не отрывал глаз от лица светлого. Хотел по привычке своей скрутить сильно, сжать, чтоб крикнула, чтоб кровь у него заиграла, но тёк светлый свет из её лица, от высоких скул, от бледных сжатых губ, да такой свет, что смуглая кожа мужчины побледнела и сама засветилась.

Словно змеи сплетались тела, проминался под ними лесной мох, колыхались гибкие ветви. А после заснул Еэнн, закрыв тёмные глаза. А красавица Айна села рядом, убирая в косу огненные волосы, и смотрела, как светится во сне его лицо. Пела песню любви, непрошеной и грустной.

На звук этой песни, тихо ступая, шли через лес мужчины, были их лица сердиты и мрачны, а в руках сжимали они толстые палки. Нашли старое дерево, укрывшее Еэнна и Айну, окружили и кинулись на гостя. Вскрикнула Айна, простёрла руки над спящим, не давая дотянуться. Но уже проснулся Еэнн. Выдернул из своей сумки тонкую ветку, острую, как жало, вскочил и воткнул её в грудь первому, кто подбежал. Зашатался мужчина, схватился за грудь. А оттуда закапала на мох, на листья кустарника красная кровь. И все расступились молча…Только вскрик Айны и хрип раненого, что умирал на листьях.

И умер первый из не умиравших до того времени. Стояли люди, глядя и удивляясь. Стоял Еэнн, держа в руке ещё одну ветку-жало. Наклонилась над умершим Айна, омыла его лицо синими слезами небесных глаз. И тоже встала.

— Ты, Еэнн, принёс нам смерть. И любовь. Ничто не будет, как раньше. Видно, пришли новые времена, но как грустно жить от времени до времени и через время, провожая старое и зная, что оно ушло, как утекает вода из реки в море. Я ухожу, мне здесь не место теперь. И ты уйдёшь, потому что и ты полюбил.

Вышла она из-под полога листьев, подняла лицо к светлому небо и поднялась в него. Только волосы вспыхнули красным огнём. Закричал тогда Еэнн от боли в раненом сердце, — вроде, и не ударил его никто, а рвётся грудь на куски. Поднял руки к небу, где в синеве засияло лицо красавицы Айны, обжигая глаза до слез.

— Возьми меня! — закричал.

— Иди, — ответила Айна, — но мы не встретимся больше. Я буду днём, ты — ночью. Когда я в небе, ты будешь спать. Когда ты выйдешь на небо, я уйду. Слишком много несчастий, когда мы с тобой вместе.

— Всё равно! — крикнул Еэнн. Поднял руки и растворился в синеве дня.

Люди ушли в деревню. Но Айна правду сказала в своем плаче. Смерть отворила ворота для ночи. И мужчины и женщины не забыли Еэнна. Стали учиться ходить на охоту, стали спорить и ссориться. Смотрел на них сверху Еэнн, ухмыляясь бледным ликом. А потом выходила в небо светлая Айна, но и тогда людям не становилось легче. Терпела Айна, прятала свои слёзы, и взгляд её обжигал огнём. Высыхали колодцы, и река позабыла, где берега, став ниткой среди камней. Ссорились люди из-за воды и еды. Звери, боясь, ушли в чащу, птицы, боясь, стали вить гнёзда на верхушках деревьев. И только заяц, спасённый Айной, бегал поблизости, сторожил длинные уши, слушая и думая. Косил испуганными глазами.

И однажды, никому не сказав, побежал далеко, к серым скалам, где жило страшное, которое лучше не трогать, с которым нельзя говорить. Но заяц сказал:

— Страшное, невидимое, неслышимое! Сжалься над теми, кто полюбил! Дай им свиданий. Пусть светлая Айна и темный охотник любят друг друга, как могут. Может, тогда станет лучше всем?

— Ты просишшь за тех, кто чуть не убил тебя? — прошелестел ветер в странных деревьях.

— Да.

— Ты хочешшь им счастья? — зашуршало в странной траве.

— Да!

И всё замолчало вокруг. Долго ждал заяц, боялся, но не уходил. Но время текло, извиваясь, и заяц, повесив уши, собрался упрыгать обратно. И тут зашуршало, зашелестело, посвистывая и поскрипывая:

— Что ж, храбрый трус, беги. Скажи своей Айне, пусть не боится плакать, когда ей захочется. Если сильна их любовь, то и слёзы их будут сильны.

Как ветер в степи, убегал заяц от странных шёпотов и хвост поджимал так, что навеки стал он коротеньким. Выбежал на пригорок и прокричал светлой Айне слова о слезах. Уши поставил, стал ждать: что будет?

Светлоликая в небе молчала. А потом потемнело вокруг, и полились с неба светлые слёзы Айны, плач по любимому. Весь день плакала Айна, не заботилась о птицах и мелком зверье, горевала свое горе. Так и ушла за дальнее море в слезах. А мокрый заяц, дрожа, дождался свирепого лика Еэнна и ему прокричал те же слова-шёпоты. И заплакал Еэнн. Храбрый и злой, плакал в тёмном небе, кривил бледный лик. Слёзы его текли так плотно, что превратились в тучи, закрывшие небо. Не стало дня, и не стало ночи.

Но заяц поставил уши и услышал: там, за тучами, из которых текут и текут слёзы с неба, встретились, наконец, Айна и Еэнн. И забыли о своих слезах. Потекли слёзы к земле сами по себе, наполняя реки и колодцы, трогая мокрыми руками корни деревьев.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});