Строптивый ангел - Алина Савельева

— севшим и хриплым голосом доносятся до меня сквозь вату угрозы Ника.

Ник подхватил на руки, не выходя из меня, и понес на диван перед камином уже без штанов, когда успел снять?

Сев на диван и расположив мои ноги по бокам, прохрипел:

— Где молния у этого платья, Алёна? Сними его, а то придется порвать.

Пока я возилась с молнией на спине и стягивала платье, Ник двигал меня за бедра, разжигая огонь внутри по новой, и я уже через минуту, отбросив платье, снова набросилась на его уже истерзанные мною губы. Немного позволив мне самой порулить процессом, пока он был занят, тиская и лаская грудь. Ник стонал и хрипел, что-то бормоча, затягивая в рот вершинки. Обхватив за бедра, приподнял и задвигался сам, ускоряясь и вновь замедляясь, снова запустил по телу жаркие волны, скручивающийся узел вновь требовал разрядки, сжимая любимца в тисках.

Опрокинув меня на диван, Ник снял трусики, до сих пор болтавшиеся на мне, и, забросив мою ногу на плечо, вновь вошёл, загоняя дубину, кажется, до рёбер. От моих вскриков и стонов, наверное, проснулись все соседи. Но удержать их я была не в силах, этот вихрь безудержно и безжалостно уносил меня, растворяя во вселенной синих глаз с голубыми льдинками.

Я чувствовала его пульсацию и увеличивающуюся головку в себе одновременно с собственными спазмами и оглушающими взрывами эндорфина.

Ник, простонав, упал, придавив меня к дивану, тяжело дыша и целуя мне плечо и шею. Он тяжёлый, очень, но мне так нравилась эта тяжесть и это горячее, вспотевшее от страсти и огня в камине рядом тело.

Отдышавшись немного, Ник приподнялся и, глядя в глаза, поцеловал так осторожно и нежно, с ещё не исчезнувшим туманом в глазах.

— Корми меня. Я голоден, — заявил несносный тип. Ну что за человек, даже сейчас командует!

Но не успела я и двух шагов сделать, как услышала грозное рычание царя зверей:

— Это что такое, Алёна? Кто это сделал?

43. Никита...

Чем больше говорила Алена о какой-то сделке, тем больше я понимал, что она не шутит. И в этот момент все события вечера начали напоминать мне театр абсурда. Наверное, не зря мы приехали на Shaftesbury Avenue, которую называют Лондонский Бродвей, главную театральную улицу столицы Великобритании. Я летел сюда в предвкушении встречи с девушкой, которая, как я думал, весело проводит время на родине своих приемных родителей, хотел приятно провести с ней ночь и завтрашний день.

Перенес все дела ради этого, придурок. А в итоге получил по морде статуэткой и признанием о неуклюжем воровстве под дых. Весь этот вечер, начиная с мужика в номере, побега без видимых причин и ее объяснением о взломах и сделке просто отрезвил меня. Я настолько отупел от прелестей этой красотки, что мозг перестал функционировать и анализировать. А ведь изначально было понятно, что я ей не нужен. У нее какие-то игры и авантюры в голове.

Разве такой должна быть спутница моей жизни? Сегодня рядом, завтра исчезла в неизвестном направлении. Я уехал и не собирался возвращаться. В отеле написал письмо Костяну из регистрационной палаты, что тестировали новую программу и, возможно, к ним улетел тестовый образец купли-продажи, с просьбой его удалить. Купил обратный билет на ночной рейс и вызвал такси.

Мысленно прощаясь с ней, вспоминал все, что было между нами, и ее слова по телефону почему-то вклинились в голову и крутились, там повторяясь снова и снова. «Он жалкий шут, но он не плут, Дурак, а не мошенник». Таинственное исчезновение шута из числа действующих лиц принадлежит к числу тех неразрешимых загадок, над которыми ломают голову до сих пор. Что же она пыталась мне этим сказать? Одни вопросы и тайны. Пора прекратить все это, думал я, садясь в такси до аэропорта. А в такси изменил адрес, назвав тот, где осталась Аленка. Наверное, просто потому, что не по-мужски сбегать, не объяснившись. А может, хотел дать сам себе еще один шанс, понять, готов ли я от нее отказаться.

Около дома зашел в магазин и купил продукты, не знаю как она, а я последний раз только утром завтракал. За ужином и поговорим, решил и, толкнув дверь, убедился, что она не заперта. Не стала закрывать за мной. Хотел заглянуть в комнату, но услышал ее голос из ванной, она что-то тихо говорила. Отнес на кухню продукты и вернулся к двери, откуда уже не доносилось ни звука.

И, наверное, в тот момент, когда открыл дверь, и увидел ее сидящую и зареванную на полу. С закрытыми глазами, как будто все вокруг стало Алене безразлично. Во мне что-то окончательно сломалось, я понял, что не могу и не хочу от нее отказываться. Она моя. Созданная с ювелирной точностью специально для меня. Со всеми ее тараканами, масками и тайнами. Просто ее уже никто не сможет заменить и вытеснить из сердца. Пробралась под кожу и отравила собой каждую клетку.

Разговор не клеится, она расстроена и подавлена, как и я. Зато у младшего все в порядке, готов к труду и обороне, радостно вскочил, едва Аленка оказалась в моих руках. Пытаюсь сдерживаться, но хватает на пару секунд до того как осознаю, что она не меньше меня торопится, снимая с меня рубашку. Хочу умирать в ней и воскресать каждый раз. Ни к одной женщине раньше меня так не тянуло, и ни одна мне так идеально не подходила, как половинки одного целого. Надо подкрепиться и на второй тайм.

Отправляю её на кухню, любуюсь её обнаженным телом в свете огня от камина. И тут она поворачивается ко мне спиной. Исполосованной спиной. Моей совершенной и моей любимой, но кем-то покалеченной частью тела. Ярость мгновенно отравляет сознание. Кто посмел тронуть её?

— Кто это сделал? — кажется, заорал на неё, аж сам вздрогнул от своего рявканья. Аленка испуганно хватает плед и заворачивается в него, молча на меня смотрит и не отвечает, отчего я злюсь еще больше, опять тайны! — Это что за увечья? Шрамирование под тигрицу?

— Не рычи на меня! Ты пять минут назад сказал, что такая, как я, тебе не нужна! Так что, какие претензии к оболочке, если начинка не подходит? — разъярилась ведьмочка, сверкая глазами.

— Пять минут? Уже сорок прошло! — машинально посмотрев на часы, уже собрался оскорбиться такой невысокой оценке, но понял, что она опять делает это специально, чтобы не отвечать на вопрос.

— Алёна,