Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера - Артем Рыбаков

§ 11

Тот, кто в лагере, на рабочем месте, в местах ночлега, в кухнях и мастерских, в отхожих местах и местах отдыха занимается разговорами о политике с целью подстрекательства к бунту, произносит подстрекательские речи, сговаривается с другими с этой целью, создает банды или занимается чем-либо подобным, собирает как правдивые, так и ложные сведения для гнусной враждебной пропаганды о концентрационных лагерях и их учреждениях, получает их, прячет, рассказывает, передает их посторонним посетителям или кому-либо другому, при помощи тайной переписки заключенных или другим способом выносит их из лагеря, передает их письменно или устно освобожденным или переведенным в другой лагерь, перебрасывает при помощи камней иди чего-нибудь другого за лагерную стену или изготовляет тайные письма, далее, залезает с целью подстрекательства на крыши бараков, подает знаки при помощи световых сигналов или другим способом, или пытается установить связь с внешним миром, или кто склоняет других к побегу или преступлению, дает советы в этом смысле или поддерживает другими средствами,

Будет повешен как подстрекатель!

§ 19

Арест отбывается в камере-одиночке с жесткой постелью, на хлебе и воде. Раз в четыре дня арестант получает горячую пищу.

Штрафные работы представляют собой тяжелую физическую или особенно грязную работу, которая производится под особым надзором. В качестве дополнительных наказаний могут быть использованы:

штрафная маршировка, наказание палками, запрещение переписки, лишение пищи, жесткая постель, привязывание к столбу, выговор и предупреждение. О всех наказаниях делается отметка в деле.

Арест и штрафные работы удлиняют срок превентивного заключения самое меньшее на 8 недель; назначение дополнительного наказания удлиняет срок превентивного заключения самое меньшее на 4 недели. Заключенные, которые были посажены в камеру-одиночку, в ближайшее время не подлежат освобождению.

С подлинным верно:

Инспекция концентрационных лагерей Вейбрехт, адъютант рейхсфюрера СС Эйке, группенфюрер СС * * *

«Что? Где?» — раздавшиеся неподалеку выстрелы выдернули меня из сна. Раздался еще один выстрел, и вслед за ним — глухой вскрик раненого. Судя по звуку — стреляли из пистолета.

«Так это они наших расстреливают! — пришло осознание. — Надо поскорее отсюда ноги делать, а то не выдержу еще — брошусь на охранников, исходя из принципа, что „лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас“».

Вскоре крики прекратились, оборванные очередным выстрелом из пистолета. Затем — тишина. Я заметил, что лежавший рядом со мной военврач тоже проснулся:

— Я правильно понимаю, здесь по вечерам расстреливают?

— Нет, здесь не расстреливают. Это охрана развлекается, — тихо ответил он мне.

Нас прервал выстрел из винтовки, гулко прогремевший в ночной тишине.

— Еще одного, твари… — глухо не проговорил, а простонал Семен.

— Терпи! Будет и на нашей улице праздник! — яростно прошипел я в ответ.

Еще один выстрел. И тишина.

* * *

Утро снова началось с воя сирены. Поднявшись на ноги, я с удивлением обнаружил, что чувствую себя если не хорошо, то, по крайней мере, удовлетворительно. Скорее всего это длительный сон оказал благотворное действие.

Сходив к длинной канаве, служившей для отправления естественных надобностей, я присоединился к толпе, ожидающей выдачи пищи. Протолкавшись через хмурых, изнуренных людей, я встал рядом с Михаилом и Семеном.

— Доброе утро!

Миша-танкист скривил в ответ физиономию, давая понять, что не считает это утро добрым, а интеллигентный военврач улыбнулся в ответ на мое приветствие.

После «завтрака», по совету бывалых, я решил еще немного вздремнуть, но совершенно неожиданно снова завыла сирена.

«Что за фигня?» — Я приподнялся, стараясь разглядеть, что же там случилось.

Несколько лет назад один старый сиделец, работавший у моих знакомых, поучал: «Вы мальчики, запомните — на киче любое отступление от распорядка — это плохо! Все, что по расписанию, — это норма, а вот любой кипеш не по плану — головняк!».

— Пойдем, может, на работы набирают? — позвал меня танкист.

«На работу — это хорошо! Местность заодно разведаю».

Однако на главной «площади» лагеря нас встретили не «покупатели», а местные охранники во главе с фельдфебелем, как я понял еще вчера — начальником этого узилища.

Рядом с «бугром» стоял невзрачный человечек средних лет в аккуратной гражданской одежде, а еще — тот жлоб, с которым я подрался вчера. Мне показалось, что засвербел ушибленный много лет назад копчик…

Когда пленные угомонились, фельдфебель заговорил. Из-за того, что обращался он больше к «гражданскому», слышно его было плохо, но одну фразу я уловил — Kraft durch Freude![84]

«Сила через радость? А это-то тут при чем? Они что, культмассовый досуг нам организовать решили?»

Тут «гражданский» открыл рот и громко (и откуда такая сила голоса в этом недомерке?) начал переводить:

— Мы, германцы очень не любим леность и безделие! И вас, счастливо освобожденных от пут жидобольшевизма, мы научим ценить не только работу, но и досуг! В Великом рейхе уже давно действует принцип «Сила через радость»! Поэтому с сегодняшнего дня все не занятые на работах будут принимать участие в физкультурно-оздоровительной программе!

От услышанного я обалдел, мои соседи, если судить по лицам, — тоже. Переводчик между тем продолжал:

— Для развития силы духа, выносливости и улучшения питания заключенных с сегодняшнего дня мы начинаем спортивный турнир!

Толпа зашумела — все обсуждали странное заявление.

— Но для повышения эффективности мы совместим спорт и обучение! Турнир будет подобен соревнованиям Великого Рима! — еще немного, и переводчик станет похож на какого-нибудь телезазывалу.

«Готов поспорить — гладиаторские бои будут!» — решил я про себя, но спорить, естественно, ни с кем не стал.

— Итак! — продолжал надрываться «гражданский», — первым соревнованием будут гонки колесниц!

Челюсть моя устремилась вниз, а кулаки самопроизвольно сжались до хруста.

Фельдфебель между тем двинулся вдоль строя, показывая дубинкой то на одного, то на другого заключенного.

— Всем выбранным — выйти из строя! — заорал переводчик.

«Похоже, что кто-то из охраны учителем истории в школе работал, — возникла в голове не совсем уместная в данной ситуации мысль. — Или киношек исторических кто-то из них пересмотрел… Что там у нас известное было? „Бен Гур“ или еще какая фигня?»

Отобранных пленных под конвоем двух немцев и четырех «добровольных помощников» повели к воротам. Бросив взгляд в ту сторону, я заметил, что у двери караулки появился трофейный «максим», и за его рукояти весьма уверенно держится рослый немец с нашивками ефрейтора.

«Да, особо не порыпаешься — не пулю словишь, так толпа затопчет», — подумал я, ожидая дальнейшего развития событий.

«Счастливчиков» вывели за ворота, и вскоре они скрылись из виду за поворотом дороги. Томительно тянулись минуты…

Когда кто-то, утомленный долгим стоянием на солнцепеке, попытался уйти с «площади» под навес, переводчик заорал:

— Не сметь! Это испытание силы духа и воли! Кто не слушаться, тот буден наказать! — от возмущения он явно путал окончания.

«Да уж, вот тебе и европейские свободы», — я стянул с себя гимнастерку и повязал ее на манер тюрбана. Тепловой удар — это последнее, чего я хотел.

…Спустя примерно час я заметил на дороге облако пыли. Еще через пятнадцать минут к воротам приблизилась крестьянская телега… в которую были запряжены человек десять красноармейцев! На облучке восседал немецкий солдат, в руках у которого был длинный кнут, изредка опускавшийся на плечи «коней». У ворот он натянул поводья и, вскочив, заорал:

— Sieg! Sieg! Ein absoluter Sieg![85]

«Лошадки» же, в полном изнеможении повалились в дорожную пыль. «Наездник», не обращая на них ни малейшего внимания, начал что-то бурно рассказывать фельдфебелю и «гражданскому». По долетающим до меня обрывкам я понял, что конкурирующий экипаж вылетел с трассы, я, правда, не понял, почему именно. А вот то, что нашим бойцам, тянувшим его, придется туго — понял. Потом «гражданский» махнул рукой, и двое «добровольных помощников» окатили из ведер лежащих без сил пленных. Мужики зашевелились и медленно, с трудом начали подниматься на ноги. У двоих, впрочем, сил даже на это не осталось, и товарищам пришлось помогать им.

Еще один взмах руки «гражданского» — и оглушительно завыла сирена.

— А теперь! — заорал немец, после того как сирена замолчала. — Мы будем наградить победителей! Приветствуем! — и он замахал руками, приглашая «зрителей» аплодировать.