Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ни одна партийная организация, я, по крайней мере, не могу назвать такой партийной организации, которая с должным вниманием отнеслась бы к исключенным из партии и в особенности к апеллирующим членам партии». Чуть позже он объяснил, что же имел в виду, чем была недовольна представленная в его лице КПК. «Этих людей исключили из партии и лишили работы, у нас практикуются такие вещи, что лишают работы его семью. В результате эти бывшие члены партии месяцами ходили без работы, обивали пороги райкомов и всех наших учреждений, и нигде не брали их на работу. Как видите, — продолжал Ежов, — бдительность с другого конца. Конечно, грош цена такой бдительности… Это бездушное отношение. На деле эти люди хуже наших врагов, потому что они толкают людей в лагерь наших врагов»28.
В той же тональности оказался выдержанным и весь доклад. Возможно, столь либеральная, гуманная позиция Ежова объясняется тем, что текст, чего нельзя исключить, готовил для него Г. М. Маленков, в недавнем прошлом не раз приходивший на помощь своему начальнику по ОРПО именно в работе по проверке партдокументов. Но самым показательным для оценки настроений узкого руководства стало отношение к проблеме, высказанное Сталиным.
В виде реплики:
«Ежов: При проверке партдокументов мы исключили свыше 200 тысяч коммунистов.
Сталин: Очень много.
Ежов: Да, очень много. Я об этом скажу. Сколько у нас есть апелляций и сколько мы, вероятно, восстановим в результате апелляций, но свыше 200 тысяч мы имеем исключенных.
Сталин: Если исключить 30 тысяч… (пометка стенографистки „не слышно“ — Ю.Ж.), а 600 бывших троцкистов и зиновьевцев тоже исключить, больше выиграли бы»29.
И в коротком выступлении при прениях по докладу:
«Сталин: …Нельзя ли некоторых или многих из тех, которые апеллируют, восстановить как кандидатов?.. Почему нельзя было бы часть апеллирующих, поскольку их невозможно, по имеющимся материалам, восстановить полностью как членов партии, восстановить их в качестве кандидатов в члены партии? Почему нельзя этого сделать?
Голоса: Можно, можно!
Сталин: Запрещений нет на этот счет, хотя прямых указаний в уставе тоже не имеется.
Голоса: Это сейчас делается.
Сталин: Нет, я думаю, что это не делается. У нас до сих пор еще среди партийных руководителей царит этакое, как бы сказать, валовое отношение к членам партии. Тебя исключили, ты апеллируешь. Если тебя можно восстановить полностью как члена партии — хорошо. Нельзя — так ты останешься вне партии. Прерывается всякая связь с партией… Насчет того, что 200 тысяч человек исключили из партии, больше 200 тысяч. Что это значит? Это значит, что мы очень легко и невнимательно людей принимаем в партию. Это экзамен для партии, и экзамен с минусом. Бесспорно. Если партия, стоящая у власти, имеющая все возможности политически просветить своих членов партии, поднять их духовно, привить им культуру, сделать их марксистами, если такая партия, имея все эти огромные возможности, вынуждена исключить 200 тысяч человек, то это значит, что мы с вами плохие руководители»30.
Та же мягкость, но уже чисто внешне, проявилась при обсуждении последнего пункта повестки дня. В «текущих» оказалось только одно дело — персональное А. С. Енукидзе, его заявление о восстановлении в партии: Молотов и Сталин пояснили, что Авель Сафронович обратился в ЦК со своей просьбой еще в ходе работы прошлого пленума, но тогда обсуждать такой вопрос было явно преждевременно. Как заметил Сталин, «вышло бы — на одном пленуме исключили, на другом приняли». Однако резолюция, предложенная Молотовым, оказалась весьма своеобразной: всего лишь снять «запрещение о принятии т. Енукидзе в партию и предоставить этот вопрос решить местным организациям, куда он может обратиться»31.
Линия поведения, избранная широким руководством — демонстративное равнодушие к новой конституции, столь весомо продемонстрированная в ходе работы пленума, вскоре проявилась вновь. 11 июня президиум ЦИК СССР принял не вполне ожидаемое от него постановление, одобрившее проект, но назначившее созыв Всесоюзного съезда Советов на 25 ноября32, а не на начало или середину месяца, как того добивались Сталин и Молотов. Через день все газеты страны опубликовали проект нового основного закона, а 14 июня ввели предусмотренную докладом Сталина рубрику «Всенародное обсуждение проекта конституции СССР», под которой стали помещать отклики граждан — рабочих, крестьян, инженеров, врачей, учителей, красноармейцев, командиров Красной армии, кого угодно, но только не членов широкого руководства.
Исключением стали статьи в «Правде» лишь двух первых секретарей крайкомов — Закавказского — Л. П. Берии и Сталинградского — И. М. Варейкиса. Первая из них, случайно или сознательно, содержала довольно примечательную фразу, раскрывавшую затаенные опасения узкого руководства:
«Нет сомнения, что попытки использовать новую конституцию в своих контрреволюционных целях будут делать и все заядлые враги советской власти, в первую очередь из числа разгромленных групп троцкистов-зиновьевцев»33.
Кроме Берии и Варейкиса, из видных партийных и государственных деятелей страны откликнулись лишь те, кто входил в состав Конституционной комиссии: В. М. Молотов, М. И. Калинин, Н. В. Крыленко, А. Я. Вышинский, А. И. Стецкий и К. Б. Радек. Почему-то не высказали своего мнения члены ПБ Г. К. Орджоникидзе, А. И. Микоян и кандидат в члены ЦК А. П. Розенгольц, выступившие в те самые дни с развернутыми докладами на заседаниях советов возглавляемых ими наркоматов — тяжелой и пищевой промышленности, внешней торговли34.
Подчеркнуто уклонились от обсуждения первые секретари ЦК компартий Белоруссии Н. Ф. Гикало и Армении А. Ханджян, они опубликовали в «Правде» (25 и 27 июня соответственно) экономико-географические очерки о своих республиках. Н. С. Хрущев, первый секретарь МК, нашел, что несомненный интерес для читателей представляет содержание подписанной его именем статьи «Как мы организовали Дом пионеров и детские парки» (29 июня). Первый секретарь Винницкого обкома В. И. Чернявский счел необходимым обратиться к перспективе урожайности в области зерновых и свеклы (1 июля), а Донецкого обкома С. А. Саркисов — к проблеме технологии добычи угля (4 июля). Их отношение к происходящему разделял и член ЦК А. С. Бубнов — нарком просвещения РСФСР. Он, но только после публикации постановления ЦК, подготовленного А. А. Ждановым, обрушился с критикой на сторонников педологии, которых сам же совсем недавно поддерживал.
Члены широкого руководства не желали объяснять причину, побудившую их занять именно такую позицию, однако она была понятна очень многим, и не только сталинской группе. Известный писатель М. М. Пришвин, давно отошедший от политики (до революции он примыкал к эсерам), в своем дневнике, который вел двадцать два года, записал 22 июня 1936 г.:
«Спрашиваю себя, кто же этот мой враг, лишающий меня возможности быть хоть на короткое время совсем безмятежным? И я отвечаю себе: мой враг — бюрократия, и в новой конституции я почерпну себе здоровье, силу, отвагу вместе с народом выйти на борьбу с этим самым страшным врагом всяческого творчества»35.
Складывалась парадоксальная ситуация. С одной стороны, все члены ЦК дружно проголосовали за проект конституции, но с другой — никто из них не выступил открыто в ее поддержку, что стало все больше и больше напоминать откровенный саботаж. Группе Сталина пришлось срочно оценить серьезность ситуации, в которой она оказалась, и выработать ответные меры, соответствующие навязываемым правилам игры.
Судя по дальнейшим событиям, узкое руководство вновь, как и в начале 1935 г., решило нанести упреждающий удар, который продемонстрировал бы и непреклонность его намерений, и то, что может ожидать его противников в случае продолжения противостояния. Оно возобновило опасную игру с огнем, непредсказуемую по своим последствиям.
Уже 19 июня, несомненно по указанию свыше, Ягода и Вышинский продолжили работу «по немедленному выявлению и полнейшему разгрому» троцкистских сил, приостановленную в конце марта. Подготовили и представили на утверждение ПБ список наиболее опасных, по их мнению, троцкистов, включавший 82 фамилии, которым можно было бы предъявить обвинение в подготовке террористических актов. Не ограничившись этим, они поставили вопрос о необходимости повторного процесса по делу Зиновьева и Каменева36. Узкое руководство, скорее всего, учитывая ход обсуждения конституции, решило не распылять силы и нанести окончательный по возможности удар одновременно по Троцкому, а также по сторонникам и Троцкого, и Зиновьева. Но чтобы упростить решение задачи, сделать главными обвиняемыми тех, кто уже находился в заключении, отбывая срок полученного год назад наказания.
- Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933-1937 гг. - Юрий Жуков - Политика
- Сталин: тайны власти. - Юрий Жуков - Политика
- Народная империя Сталина - Юрий Жуков - Политика
- Оболганный Сталин - Юрий Мухин - Политика
- Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев - История / Политика / Публицистика
- Нации и этничность в гуманитарных науках. Этнические, протонациональные и национальные нарративы. Формирование и репрезентация - Сборник статей - Политика
- Сталин перед судом пигмеев - Юрий Емельянов - Политика
- СССР без Сталина: Путь к катастрофе - Игорь Пыхалов - Политика
- Последние дни Сталина - Джошуа Рубинштейн - Биографии и Мемуары / История / Политика
- 1937. Заговор был - Сергей Минаков - Политика