Имею право сходить налево - Григорий Славин

– Петрович, тут двое свидетелей по краже на рынке!

– Запусти!

Раздался щелчок, дверь подалась в нашу сторону, и мы вошли. Геру и Антоныча уже куда-то упрятали. Скорее всего, увели в кабинет, потому что камеры, известно, в дежурном помещении, а в дежурном помещении никого, кроме сержанта и дежурного, не было. Так быстро их закрыть не могли, мы шли почти по пятам.

Из дежурного помещения появилась голова сержанта.

– В двенадцатый кабинет обратитесь!

Мы пошли искать двенадцатый кабинет. На самом деле мы шли искать Антоныча и Геру. Скорее всего, их сразу повели допрашивать.

Вообще, даже понтуясь, двенадцатый кабинет искать очень трудно, если на дверях нет табличек. Двигаясь по коридору, мы как заведенные поворачивали головы то направо, то налево, чтобы найти хоть одну табличку. Дойдя до конца и не найдя ничего, за что можно было бы зацепиться, я приоткрыл последнюю дверь справа. Осторожно приоткрыл, чтобы щель не бросалась в глаза тем, кто внутри. Гриша встал рядом, почти уткнувшись носом в мою щеку.

– …И вот так я вошел в опустившиеся на город сумерки, как выходит на встречу с любимой истосковавшийся по запаху ее волос, возвратившийся из дальнего похода рыцарь… – слышалось бормотание. Словно кто-то учил наизусть.

– Что это? – прошептал Гриша.

Я пожал плечами и прислушался.

– Павшие наземь, безжизненные, расплывающиеся под легким ветерком тени деревьев, врывающийся в сознание и превращающий промелькнувшую мысль в желание пронзительный аромат еще вчера, казалось, спящей, а теперь бесстыдно развернувшей девственные, еще не пригубленные восхищенными взглядами белоснежные лепестки яблони…

– Это милиция? – спросил меня Гриша. – Мы в милиции?

Я ткнул его локтем в бок, и он заткнулся.

– …Мириады пронзенных бирюзовым светом, танцующих безумный, феерический танец мотыльков вокруг фонаря, – все это, сливаясь в единое и трогая, приводило меня в состояние необъяснимой радости, в чувство переполненности счастьем, пресыщенности наслаждением моего присутствия здесь и сейчас. Одна из тысяч прожитых мною ночей, ночь торжества красоты жизни над пустотой небытия, ночь волшебства, единства с миром, пропитанная благодатью и блистающая в свете ошеломленной такой картиной луны, ночь…

– Либерман, сука! – оглушительно заорал кто-то внутри, и я вздрогнул, ударившись лбом о дверь. Гриша в шоке прижался к стене. Там, внутри, раздался грохот от удара ладони по столу и звук упавшего на пол телефонного аппарата. – Уже четвертый час дня! Вы таки допишете эту свою долбаную явку с повинной или нет?! Вы думаете, что три часа пройдет и я вас выпущу?!

– А что писать-то?! – раздался писклявый голос.

– Писать, как скупали золотые зубы, как изготавливали из них украшения и продавали с бирками компании «Саха-Бриллиант»!

– Скупали золотые зубы?.. – прошептал Гриша, округляя глаза.

– Это Либерман, – объяснил я. – У него подписка о невыезде.

Гриша успокоился.

Я закрыл дверь.

– Нам не сюда.

– А куда? Это безобразие! – возмутился Гриша. – Как в этом сумасшедшем доме можно найти двенадцатый кабинет?! Я сейчас им устрою!..

Я едва успел поймать его за рукав.

– Тебя же не за голову укусили? Зачем тебе двенадцатый кабинет?

Из дежурки выскочил сержант.

– Кабинеты на втором этаже!

– А, вот оно что! – я улыбнулся. – То-то мы никак найти не можем.

– А здесь что? – спросил Гриша, и я захотел его убить.

– Кабинеты на втором этаже! – повторил сержант, словно Гриша обратился к нему на датском.

И мы пошли на второй этаж.

Первое, что я услышал там, на втором этаже, был голос Антоныча. Его устами глаголила истина, он рассказывал все без придумок, но время от времени его перебивал охрипший голос, который я отождествлял с голосом одного из мальчишек-хулиганов. Мы встали у окна напротив кабинета и слушали.

– Потом появился пистолет, – сказал Антоныч. – В нас стреляли. Зачем – не знаю. Возможно, потому, что у вас в городе принято стрелять в москвичей. Не спросив имени.

В конце концов, тому, кто это слушал, надоело, и он взорлил:

– Значит, так! Пока эти две девушки не появятся, вы остаетесь здесь.

– А на каком основании?

– На основании уничтожения чужой собственности, если вам основания нужны! – громыхал невидимый правдоискатель. – Пока на этом основании! А тем временем будем искать свидетелей стрельбы и устанавливать принадлежность пистолета!

– Да сколько мы там собственности уничтожили! – услышал я раздраженный голос Геры. – Я сейчас им заплачу!

– Пока я не выясню, чей пистолет, вы будете находиться здесь!

– Посмотри на меня, майор, – предложил Гера. – Я работаю в компании с уставным капиталом в полмиллиарда рублей….

Прозвучало это как – «у меня компания с уставным капиталом в полмиллиарда рублей».

– …И я что, приехал в Зеленоград с пистолетом, чтобы в кого-то стрелять?

– Но в Зеленоград-то вы все-таки приехали? – раздался злорадный голос майора. – Уж не для того ли, чтобы его купить?

– А вы не тот, кто хочет его продать?

– Все! В камеры. Будем разбираться! Пока женщин не найдем.

– Как ваша фамилия? – Антоныч. – Чтобы я знал, на кого жаловаться.

– Ко-рос-ты-лев. Запомнили?

– Вы китаец?

– В камеры!

Герина ошибка заключалась в том, что майору милиции нельзя рассказывать о том, что у тебя есть полмиллиарда рублей. Мечта каждого майора милиции – оказаться в списке «Форбс» перед Уорреном Баффетом. Но удается это немногим, поэтому удача одного всегда скорбь для других. А нет ничего хуже для состоятельного задержанного, чем ведущий дознание и находящийся в скорби майор милиции.

Я вовремя сообразил, что пора исчезать. Не хватало еще встретиться в коридоре с охрипшим лохом. Вот приятно удивится-то майор, когда Гера покажет на меня и заорет на весь РОВД: «Слава, ну скажи ты ему!» И будет тогда в каземате майора полный комплект.

– Что, уже все? – спросил сержант на выходе.

Странно здесь это слышать. Обычно такой вопрос задает ночью жена верному мужу после месячной командировки.

На улице я развернул листок. Вынул из кармана мобильник и набрал номер.

– Лера? Ле-ерочка… – пряно запел я. – А мы уже соскучились.

– Ой, мальчики! А вы где?

«Ой», как я понимаю, это у них с брюнеткой общее. Кто-то у кого-то взял в аренду на сто лет.

– Давайте в ресторан сходим. В хороший. Как в Питере. У вас в городе есть хорошие рестораны, как в Питере?

– Ой, ну, «Тарантино» ничего.

– Вот там через час и встречаемся, ага?