За Москвою-рекой. Книга 1 - Варткес Тевекелян

— Во-вторых, ты мямля и больше ничего! — не дал ему договорить Леонид. — Ладно! Окажу тебе милость, приглашу Милочку. Только, чур, занимать ее будешь ты!

Поужинав на скорую руку, они уселись за учебники. У Сергея слипались глаза, и, чтобы отогнать сон, он обвязал голову мокрым полотенцем.

Леонид расхохотался.

— Настоящий факир! Чалма очень идет к тебе!

— Отстань! И так ни черта не лезет в голову, а ты со своими глупостями!

Легли поздно, в первом часу, и, как часто бывает с сильно уставшими людьми, долго не могли уснуть. Под Леонидом, когда он ворочался с боку на бок, позванивали пружины старого дивана. «Спать, спать!» — внушал он себе, но сон не приходил.

Леонид вспомнил мать. Жалко ее… Наверное, в этот самый час она тоже не спит — думает о блудном сыне. Может быть, по-своему она и права. В погоне за легким счастьем она пожертвовала всем, а теперь ее честолюбивые мечты потерпели полный крах. Сын ушел из дома, дочь отшатнулась от нее…

Мысли его незаметно перешли на другое. Хорошо, что он поступил на фабрику, узнал настоящую жизнь, познакомился с новыми людьми. Правда, некоторые однокурсники из дневного отделения посмеиваются над ним, считают его уход из института признаком малодушия. Пусть… Секретарь курсового бюро комсомола, Володя Симагин, так и сказал недавно, когда Леонид снимался с учета: «Ты просто испугался трудностей, не захотел жить на одну стипендию. А ведь профессора возлагали на тебя большие надежды. Если уж решил идти на производство, поступал бы на завод. А ты куда пошел? Текстиль, тряпочники, бесперспективное дело!..»

«Тряпочники»! Дурак Володька, ничего не понимает. Знай он таких замечательных, влюбленных в свою профессию тружеников, как Матрена Дементьевна, Аграфена Ивановна, мастер Степанов, наконец, таких, как Власов и Николай Николаевич, он заговорил бы по-иному. Обидно, конечно, что у многих сохранилось еще предубежденное отношение к текстильщикам. Впрочем, это ерунда, просто невежество, и больше ничего. Разве можно забыть о замечательном революционном прошлом рабочих-текстильщиков? Первые Советы рабочих депутатов в Иваново-Вознесенске, грандиозная забастовка в Орехово-Зуеве, Степан Халтурин, Петр Алексеев…

Пусть ребята посмеиваются сколько им угодно, а он все равно будет инженером-конструктором и посвятит Жизнь проблеме атомной энергии, сделает такие открытия, что они ахнут…

— Сергей, ты не спишь? — спросил он тихо.

— Нет. А что? — немедленно отозвался тот.

— У тебя есть мечта? Настоящая.? — Леонид закутался в одеяло, пошел за ширму и сел на кровать в ногах у Сергея.

— Что за разговор! Конечно, есть! — Сергей отодвинулся к стенке, давая ему место.

— Какая?

— Как тебе сказать… Ну, прежде всего, чтобы моими барками оснастили все фабрики, потом…

— Потом можешь не рассказывать, без тебя знаю. Жениться на Милочке.

— Хотя бы так. По-твоему, этого мало?

— Нет, отчего же, вполне законное желание…

— Но ведь ты прискакал говорить о своей мечте!

Леонид поправил съехавшее с плеч одеяло и задумчиво сказал:

— Мне бы хотелось изобрести способ превращения атомной энергии в электрическую, создать простой, портативный аппарат, установить его на атомный генератор — и готово. Без всякого графита, паровых котлов получай электроэнергию. Представь себе на минуту, что мы живем с тобой в атомный век. Все моторы внутреннего сгорания переведены на атомную энергию, автоматизация производства доведена до совершенства. Страна залита почти даровой электроэнергией, и люди научились при ее помощи даже изменять климат. Мощные тепловые струи преграждают путь холодному воздуху, растапливают льды Арктики. Вообрази еще такую картину: над Москвой висят сверхмощные рефлекторы — зимой они заменяют солнечные лучи, и тогда в Москве вечнозеленые парки, тепло в домах, залитые светом улицы. Летом рефлекторы смягчают жару, подают холодный воздух, температура регулируется автоматически — не выше и не ниже двадцати градусов по Цельсию. Наши дети, прочитав в учебниках историю о том, как мы жгли в топках нефть и уголь, будут смеяться и считать нас за дикарей…

Леонид вернулся на свой диван, лег, натянул одеяло на голову и закрыл глаза. Через пять минут он уже спал и видел сон.

За городом лютая зима, низко нависло серое небо. Свищет северный ветер, вздымая снежную пыль вдоль полей; в городе тепло, как в мае. Он гуляет в легком костюме, без шляпы по сказочному саду. Вдоль дорожек, посыпанных красным песком, цветут розы. Большие пунцовые розы. В мраморных бассейнах высоко бьют фонтаны и изумрудные капли воды, распыляясь, увлажняют воздух. Откуда-то раздаются звуки Знакомой музыки. На скамейках, окрашенных в белый цвет, сидят на солнышке и греются старики и старухи. Играют дети. Молодые пары, поравнявшись с ним, показывают на него глазами и шепчутся: «Видели? Леонид Иванович Косарев, тот, кто первый изобрел искусственное солнце и осчастливил человечество».

На концерт опоздали. Милочка обещала заехать за ними в девять, но пробило десять, а она еще не появлялась.

Сергей, в синем, заботливо отглаженном костюме и в новом галстуке, сидел хмурый, то и дело прислушиваясь, к шуму, доносившемуся с улицы.

— Не беспокойся, все в порядке, она просто опаздывает, — сказал Леонид. — У тебя не было сестры, и ты не знаешь повадок девушек. Прежде чем выйти из дома, ей нужно десять раз поправить прическу, минут сорок повертеться перед зеркалом, трижды попудриться, покрасить губы. В самую последнюю минуту окажется, что она забыла прицепить брошку, и все начинается сначала… Погоди, женишься — натерпишься горюшка!

— Подумаешь, какой опытный! Давно ли серебряную свадьбу отпраздновал? Можешь отправляться один, если спешишь…

Вот и звонок! Увидев разрумянившуюся от мороза Милочку, Сергей мигом забыл о своем беспокойстве.

— Ну как, мальчики, готовы? — Милочка подошла к зеркалу.

— Мы-то давно готовы, да вот стоит ли ехать, не знаю! — проворчал Леонид. — Концерт скоро окончится. И все из-за тебя. Обещала ведь в девять!

— Подумаешь, концерт! На танцы успеем — и то хорошо.

— У меня идея, — сказал Сергей. — Давайте на скорую руку проводим старый год и тогда уж отправимся в клуб. Там в буфете, наверно, ничего уж и не осталось. Леня, пошевеливайся, тащи из кухни закуски, а я займусь вином. — Он открыл дверцы буфета. — Милочка, сладкое вино или шампанское, что лучше?

— Все равно…

— Тогда шампанское! Мама тоже выпьет с нами. Думаю, один бокал ей не повредит.

Танцы были в полном разгаре, когда они втроем вошли в большой, ярко освещенный зал, украшенный бумажными флажками. Недалеко от дверей стояли красильщики и наблюдали за танцующими. Увидев Сергея, ведущего под руку стройную, модно одетую девушку, они зашептались. Рябой промывщик в черном праздничном костюме сказал:

— Ай да Серега, не зевает парень! Смотрите, какую красавицу привел!

— Нашел тоже красавицу! Надень я такое шикарнее платье с бисером, может, первый приз по красоте взяла бы! — Самолюбие лаборантки Гали было задето. Она надеялась провести этот вечер с Сергеем.

— Ты бы и так взяла приз, Галочка, жаль — нос курнос! — пошутил отмойщик.

С другого конца зала вошедших заметил Никитин и вместе с Наташей и Забелиной пошел к ним навстречу.

— Вот приятная неожиданность! Здравствуйте, Милочка, поздравляю вас с наступающим… Совсем забыл, вы ведь не знакомы с Анной Дмитриевной, — спохватился Николай Николаевич. — Это Милочка, сестра Леонида.

Леонид подхватил Наташу под руку и увел танцевать.

— У них теперь начнутся возвышенные разговоры о наилучшем способе крашения шерстяных тканей и о других веселых предметах. Мы уж лучше потанцуем вволю! — говорил он ей.

Пророчество Леонида не оправдалось, Сергей пригласил Милочку, а Забелина закружилась в вальсе с Николаем Николаевичем.

— Кто эта женщина, с которой познакомил меня Николай Николаевич? — спросила Милочка.

— Большая умница, научный работник. Красивая, да?

— Ничего…

— Смотри, Алексей Федорович тоже здесь.

— Кто?

— Директор наш, Власов.

— Покажи. Вот этот, высокий? Я его совсем другим представляла. Не такой уж он строгий…

Директор клуба, он же распорядитель вечера, долговязый малый с модной прической, без конца объявлял все новые и новые танцы. Молодые пары самозабвенно кружились по натертому до блеска паркету. Дождем сыпалось конфетти, бумажные ленты серпантина легкой разноцветной паутиной падали на плечи танцующих.

В этот новогодний вечер пожилые текстильщики чувствовали себя неплохо. Уютно устроившись за столиками буфета, они вели шумные разговоры. Мастер Степанов то и дело поднимал пенящуюся кружку и, разглаживая усы, произносил тосты.

Все веселились, как умели. Одна лаборантка Галя со скучающим видом бродила по залу, изредка окидывала Милочку недобрым взглядом и отказывала всем кавалерам, приглашавшим ее танцевать…