Большая Охота - Дмитрий Янковский

Время шло минута за минутой, а никаких известий от Бориса и Кати не было. Это никак не способствовало моему успокоению. Я вдруг как-то особенно остро почувствовал, что мы втроем на настоящий момент единственные люди в океане. Единственные! И это при том, что три четверти нашей планеты покрыто именно океаном. И раньше я не раз поражался, какой пинок умудрилось отвесить себе человечество, выпустив из бутылки биотехнологического джина, но в тот момент эта мысль вспыхнула в голове особенно ярко. Закрыть для себя весь океан! Надо же до такого додуматься! И ради чего? Ради наживы? Ради победы в очередной войне? Замечательно. Прилетели бы сейчас на Землю какие-нибудь братья по разуму, так обратно не улетели бы – со смеху бы полопались.

Меня охватило смешанное чувство эйфории от необъятности пространства, в котором я оказался, и одиночества, вызванного необъятностью океана и малочисленностью нашей группы. Эти ощущения так мощно разгорелись во мне, что я не сразу заметил новую стаю торпед на экране локатора. А когда заметил, на спине под гидрокостюмом выступил холодный пот.

Стая была слишком большой для обычного патруля – целых пятнадцать тварей легкого веса, приближающихся именно к нам. В том, что они нас заметили, лично у меня не было ни малейших сомнений. Хотя бы потому, что приблизившись ко входу в бухту, они начали перестраиваться в характерный полукруг. Еще с того страшного дня на «Принцессе Регине» я знал, что этот подковообразный строй является атакующим маневром.

Честно говоря, я впал в легкий ступор. Не от страха, ведь я за свою жизнь много раз оказывался один на один со смертью, а от непонимания своей роли в сложившейся ситуации. Проще говоря, я понятия не имел, что мне делать. Обычно, когда я оказывался в сложной ситуации вместе с напарником, я старался как можно скорее предупредить его о грозящей опасности. Но в данном случае весь мой опыт ломанного гроша не стоил. Предупреждать об опасности есть смысл в том случае, если этой угрозе можно хоть что-нибудь противопоставить. Но у нас был не тот вариант. Ну, допустим, ринусь я сейчас к пробоине, начну колотить чем-нибудь тяжелым по обшивке, заставлю их бросить все и смотреть на экран локатора. И что это даст? Какую реальную пользу это могло принести? Никакой. Потому что ни у кого из нас не было оружия, которым можно было бы отбиться от торпед. Единственная преграда, способная их остановить – Кочина отрава. Но она от наших действий никак не зависела. Мало того, если бы Коча узнал о приближении торпед, это никак не повлияло бы на правильность совершаемых им действий, а если бы и повлияло, то лишь в худшую сторону.

Выходило, что наилучшим вариантом для меня было полное бездействие. Такого в моей жизни еще ни разу не случалось. Между тем два рога подковообразного торпедного строя вклинились в акваторию бухты, и я тут же заметил снижение скорости прорвавшихся тварей. Это говорило о том, что отрава сохранила свое действие. Но задние торпеды, заметив изменение в поведение передних, оперативно сбросили ход и, сформировав два рукава, резко изменили направление. Только четыре твари, две из правого рога и две из левого, оказались парализованными, а остальные взяли курс вдоль берега и не вошли в отравленную зону. Это была серьезная проблема, поскольку я не знал, что можно противопоставить подобной тактике. Однако и для торпед ситуация, скорее всего, оказалась неординарной. Не ощущая цели в радиусе надежного поражения, они не собирались взрываться, а приблизиться не могли, прекрасно видя гибель собратьев, пусть и непонятную для них. Если верить словам Кочи об отсутствии у торпед вооброжения и следующем из этого методе проб и ошибок, ситуация в таком нестабильном виде могла сохраниться неопределенно долго. Стандартной программы для нее у торпед, понятное дело, не было, а для принятия осмысленного решения у них попросту не хватало ума.

В это время я заметил поднимающиеся из-за кромки борта пузыри. Перегнувшись через леер, я увидел Бориса и Катю, вытащивших на песок из пробоины по шесть слитков золота. Несмотря на чуть замутненную у дна воду, слитки сверкали в лучах пробивавшегося с поверхности солнца очень ярко. Весили они будь здоров, полностью исключая любую плавучесть ныряльщиков. Отстегнув карабин, я ринулся с борта к ним.

В данном случае не нужен был никакой язык жестов, чтобы объяснить ситуацию – все было понятно из показаний локатора. Я видел, как нахмурился Борис, глядя на экран. Катя переводила взгляд с меня на него. Я попробовал объяснить жестами, что двенадцати слитков нам на первое время хватит, хотя совершенно не был в этом уверен. Ситуация могла сложиться так, что больше погрузиться под воду мы не сумеем, а тогда эти двенадцать слитков не будут стоить потраченных на них труда и человеческих жизней. Для начала Большой Охоты требовалось по моим оценкам несоизмеримо больше – нам как минимум необходимо построить подводное боевое судно с нужными характеристиками, а стоимость такого мероприятия я боялся себе даже представить. Поэтому сейчас, раз уж мы тут, под водой, нам надо было разгрузить баржу по максимуму и спрятать золото на берегу, откуда взять его в любой момент будет гораздо легче. Один пловец не мог взять больше шести слитков – даже с таким грузом придется не плыть, а брести по дну, что не очень удобно и займет много времени.

Решение необходимо было принять прямо сейчас – уходить с тем, что есть, или рискнуть продолжить разгрузку. Вот тут-то Борис и проявил свои боевые качества. Задумавшись лишь на пару десятков секунд, он посмотрел на меня и сделал жест, будто вскидывает к плечу приклад ракетного ружья. Потом показал на кучку из шести слитков и взмахом руки веллел тащить их на берег. Я кивнул, с трудом скрывая, насколько ошарашен его решением. Стрелять по торпедам с берега? Но разве не этого я хотел?

Медлить было некогда. Я сунул локатор за пояс, сгреб слитки в охапку и побрел в сторону берега. Оказалось, что золото весит даже больше, чем я думал, к тому же ходить в ластах – то еще удовольствие. Пришлось их скинуть – обратно ведь не придется. Но и без ласт идти было нелегко, ноги проваливась в ил и песок по щиколотку. Еще хуже дело пошло, когда пришлось преодолевать протянувшуюся по дну гряду рифов, которую я даже не заметил, проплывая над ней. Перелезая через шершавые, поросшие кораллами камни, я в кровь разбил колено и в нескольких местах разодрал гидрокостюм. Под конец, уже почти у самого берега, истощился запас кислородного картриджа. Чтобы его заменить, следовало освободить руки от золота, но у меня не было уже ни сил, ни желания собирать потом слитки обратно. Так что я решил выбираться из воды на остатках дыхательной смеси, с уже бьющим тревогу физиологическим индикатором. Когда он подает сигнал о закончившемся порошке, вдох сделать примерно вдвое труднее, поскольку основной раздаточный клапан подает вдвое меньше кислорода в загубник. C учетом повышенной физической нагрузки это было в высшей степени неприятно, так что на берег я выбрался совершенно измученным.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});