Дельфания. Сокровенные истории - Владимир Лермонтов

– Ты сказала о шестиугольнике, почему же на Земле строили пирамиды четырехгранные или круглые, и вообще откуда древние люди могли знать о строении вселенной?

– Я же тебе говорила, что для того, чтобы получить любую информацию, не нужно строить космические корабли и куда-либо лететь, достаточно подключиться к всемирному информационному потоку, из которого можно извлечь любые знания. Древние умели это делать, но им не была дана полная модель вселенной, потому что, зная всю истину, они могли употребить полученные силы во вред, что сорвало бы Землю со своей орбиты, и тогда действительно планета погибла бы, ее бы выбросило в космос и разорвало на множество частиц.

– А не связаны ли эти шестигранники с шестью днями творения, которые понадобились Богу для создания вселенной?

– Шесть дней творения и есть шесть лучей – энергоинформационных потоков, которые являются хребтом, или твердью вселенной.

– Но ведь и число антихриста, о котором говорится в откровении апостола Иоанна, содержит три шестерки?

– Высшие знания могут быть направлены как во благо, так и во зло. Всякий раз, когда человечество овладевало знаниями, оно при этом имело самые благие намерения, но в конце концов познанное оборачивалось против человека и самой жизни на Земле, потому что знания без духовности несут гибель и разрушение. Три шестерки означают троекратное обретение сил и знаний, то есть таких знаний, которые могут уничтожить все живое на Земле. Это наступит тогда, когда люди научатся управлять энергиями третьего, самого высокого уровня, но при этом духовность их будет равна нулю. Тогда действительно может наступить конец света, то есть гибель планеты, которая сорвется с орбиты и распылится в космосе.

– Ты не досказала о пирамидах и дольменах.

– Пирамиды исполняли роль приемника вселенской информации и энергии, – продолжила Дельфания. – Пирамидами заведовала высшая жреческая каста, но когда они отступили от законов мироздания и погрязли в грехах и пороках, низшая каста жрецов, все-таки храня верность законам вселенной, решила покинуть города. Удалившись в глухие, отдаленные места, они начали строить дольмены, мегалиты, с помощью которых стремились спасти цивилизацию и отвратить грядущие катаклизмы. То есть они хотели восстановить нарушенный энергетический баланс Земли с помощью переработки отрицательных энергий посредством дольменов – своеобразных информационно-энергетических трансформаторов. Но было уже поздно, планета потеряла равновесие, и катастрофа настигла людей. И еще в пирамидах хранятся тела умерших жрецов, которые ожидают той поры, когда наступит эра всеобщего воскресения, о которой говорил посланник Всевышнего – Христос.

– Они что, знали, что на землю явится мессия – Иисус, и Он будет проповедовать всеобщее воскресение из мертвых, за многие тысячелетия до Его сошествия на землю?

– Конечно, Владимир, они многое ведали, и потому, кроме всего прочего, пирамиды были предназначены для хранения останков избранных, чтобы, когда наступит всеобщее воскресение, Христос не забыл о них и воскресил их в новом теле.

– Что же ожидает нас?

– Для этого и послали меня дельфины – чтобы я помогла вам отвратить грядущую катастрофу, которая может вас уничтожить так же, как и прежние цивилизации.

– Что же нам делать, Дельфи? Ведь ты же сама знаешь нынешнее нравственное состояние людей. Можно сказать, что символом нашей эры является тот встретившийся тебе в лесу человек с ружьем, который стреляет без причины.

– Мне пора, – вдруг сказала Дельфания и встала. – На сегодня достаточно.

От ее слов я почувствовал боль в сердце, потому что мы так много говорили сегодня обо всем на свете и, может быть, действительно важном, а скорее суперважном, но совершенно не говорили о главном, о том главном, что стучалось и рвалось наружу из души моей.

Дельфания медленно шла к морю впереди меня своей пружинистой походкой, и сегодня впервые я смотрел на колебательные движения ее бедер с томлением, доходящим до сладостной боли. Луна еще более отчетливо высвечивала своим серебряным светом красоту, гибкость и привлекательность ее фигуры.

– Дельфи, – произнес я просящим, но сухим голосом, – не уходи так быстро, давай прогуляемся немного.

Она ничего не ответила и не обернулась, а лишь повернула и пошла вдоль берега моря, что означало, что она согласилась и что она о чем-то сосредоточенно думает.

Дельфания шла впереди, мягко ступая по гальке, и я подумал, что, возможно, ей больно идти, ведь я в обуви, а она босиком. Впрочем, и не только босиком. Я двигался сзади в трех шагах и не стремился догнать ее, внутри у меня все дрожало и трепетало. Ветер гулял теплыми потоками вдоль скал и порой дул нам в лицо, донося до меня ее запах, который волновал и беспокоил так, что казалось, в мире нет ничего, кроме этого запаха, что весь я всем своим существом растворяюсь в этом оргазме ароматов, который уносит на своих крыльях в страну бесконечного, несказанного счастья. Что у нее сейчас в душе? Ах, все бы на свете отдал за то, чтобы узнать, о чем она сейчас думает! Может быть, о цивилизациях, катаклизмах, посланиях, дельфинах, да и мало ли о чем может думать она, эта непонятная и загадочная женщина, вышедшая из пены морской, как Афродита. И вдруг Дельфания резко остановилась, развернулась, и я по инерции чуть не наткнулся на нее. Наши лица сблизились.

– Я не знаю, что со мной, Вова, – сказал она почти шепотом, опустив глаза. – У меня в сердце будто распускается цветок. Большая алая роза. Вот здесь, – она указала рукой на солнечное сплетение. – Она растет и растет, и я не знаю… – Дельфания отвернула голову в сторону, смотря под ноги.

Я чувствовал ее дыхание, видел, как взволнованно поднимается ее грудь, и обнял ее, прижав к себе. Она напряглась и затрепетала в моих объятиях, как пойманная птица.

– Дельфи, я люблю тебя, – тихо произнес я и, не понимая, а точнее уже не владея ни мыслями, ни поступками, осторожно прикоснулся своими губами к ее губам. Губы Дельфании были солеными и влажными, ее волосы под порывом ветра закрыли наши лица.

Она еще больше напряглась, и ее тело на миг стало твердым, как дерево, руки были скрещены на груди и упирались в мою грудь, как бы определяя для меня барьер допустимого. Но я не отступал и еще глубже стал целовать ее. И тогда вдруг Дельфания стала мягкой и податливой. Она обхватила меня руками и разрешила моему поцелую продолжиться так долго, как мне этого хотелось. Потом она выскользнула из моих объятий и мигом, сделав несколько быстрых прыжков к темной воде, исчезла в море.

Я стоял в темноте, за мной высились отвесные скалы гор, впереди простиралась темная бездна моря, легкий ветер гулял по горам и морским раздольям. В моей голове смешалось все, что сегодня и до этого говорила мне Дельфания, но все это было покрыто, как потопом, водой – моей любовью, действительно походившей на потоп, который залил не только все мое существо до основания, до каждой клеточки, но и всю Землю, вселенную и все миры, какие есть в поднебесной.

Глава 13. Ночные взлеты и откровения

– Проголодался? – спросила с улыбкой Дельфания, глядя, как я поглощаю запеченную мною в костре ставриду, которую она сегодня принесла мне на угощенье.

– Еще как! – приговаривал я, прожевывая хрустящую рыбу. – Видишь ли, я не взял с собой денег – не думал, что так надолго задержусь. Но, честно говоря, моя самая сокровенная мечта – это вот так жить где-нибудь в лесу или на берегу моря, а может быть, даже на острове, затерянном в океане, вдали от суеты мирской и людской. Боже мой! Какое счастье: созерцать закаты и восходы, слушать пение птиц, наблюдать за природой, облаками, красотами, в которые каждый день наряжается мир и которые никогда не повторяются. Наблюдать, как растут цветы, вдыхать их аромат, а главное – чтобы у меня внутри, в моей душе воцарился наконец безбрежный покой, как на озере в тихую погоду. И тогда небо отразится в моей душе! – я прикрыл глаза, пытаясь представить для Дельфании свою мечту как можно ярче, а она лишь засмеялась и сказала:

– Ты прямо поэт, вот-вот заговоришь стихами.

– Ты не понимаешь, Дельфи! – погрустнел я. – Ты странствуешь по морским просторам, наслаждаешься свободой, природой и тебе трудно представить, что такое наша безумная жизнь с тысячами, миллионами условностей, обязательств, правил, установок. Я ненавижу учреждения, бумаги, справки, квитанции и так далее. А никуда от этого не денешься. Сколько раз я пытался вырваться на волю, напрочь оторваться от цивилизации, но будто неведомая сила вновь и вновь возвращает меня и тыкает носом в то, что более всего я ненавижу. Я чувствую себя бессрочным пленником цивилизации, которая цепко держит меня в своих кандалах. Это прямо-таки проклятие!