Дороги. Часть первая. - Йэнна Кристиана

Таким образом, всю субботу Иволга и Ильгет практически не сталкивались. Только к шести вечера Ильгет освободилась.

– Значит так, – решила Иволга, – я хочу посмотреть на Коринту. А то сидишь на этой Алорке... конечно, дом, дети, но я-то привыкла к городу. Надоело. Пойдем пошляемся?

Она свистнула своего пса, черного Карлсона, закинула за плечо гитару.

– А вдруг пригодится?

Дом Ильгет находился не так уж близко к центру, но все же подруги решили идти пешком. Около часа они шли неторопливо, весело болтая, по тенистой, полого сбегающей к морю наискосок Серебряной аллее. В Коринте и улиц почти нет – одни аллеи. Сейчас, к вечеру, народа вокруг стало побольше, то и дело попадались парочки, компании, одиночки, бредущие по Серебряной, скартеры и всадники на породистых лошадях обгоняли прохожих, собаки, как и везде в Коринте, бегающие без поводков, подходили обнюхаться с Карлсоном. Иволга рассказывала о Терре. Она вообще часто говорила о своей земле, и пела терранские песни. Ильгет спросила.

– А тебе не хотелось бы вернуться туда?

– Там у меня ничего нет, – ответила Иволга, – мне некуда возвращаться. Нет жилья, нет друзей, ни работы, ни главное – цели, зачем вообще там жить. Да и дети... конечно, это главное – кем они станут на Терре? Правда, у меня там мама, но она теперь знает, где я, я могу немного помогать... Нет, так лучше. А ты почему спросила – тоскуешь по Ярне?

– Есть немного, – призналась Ильгет.

– Ну ты-то скоро побываешь там.

Ильгет посмотрела на Иволгу, подруга сегодня оделась оригинально, в толстый, будто из натуральной нити связанный, расшитый узорами тервак (на терранском языке он назывался «пончо»). И теперь она в этот тервак куталась, будто мерзла, хотя вроде бы, стояла теплынь.

Ильгет была одета просто – серебристая куртка, белые брюки.

– А тебе хотелось бы побывать на Терре – так? – спросила Ильгет.

– Хотела бы я, чтобы Терру захватили сагоны? Ну и вопросик.

– А воевать на Терре?

– Я бы согласилась. Но конечно, такая перспектива меня не радует. Похоже, у тебя угрызения совести? Иль, у тебя никакой совести быть не должно, ты в ДС.

Ильгет удивилась.

– Почему это у меня не должно быть совести?

– Потому что в следующий раз сагон начнет давить на твою совесть. Ведь вы же уверены, что она – голос Божий, а сагон очень быстренько начнет выдавать себя за Бога. Твоя же совесть тебя и убьет.

– Но чем-то же ты руководствуешься в жизни, а, Иволга?

– Ну да, – согласилась она, – я руководствуюсь простым правилом: все, что помогает распространению сагонов во Вселенной – абсолютное зло и должно быть по возможности уничтожено. Даже если это маленький ребенок. А совести у меня нет. Впрочем, не хочу тебе ничего навязывать. Не мне тебя учить, ты больше меня умеешь в смысле противостояния сагону.

Ильгет несогласно фыркнула. Ее всегда удивляло, чего это в ДС к ней так относятся, откуда они взяли, что у нее есть какие-то особые силы. Да, и в последний раз сагон не одержал победу, при прошлой встрече она как-то смогла справиться, но произошло это – Ильгет чувствовала – на таком пределе умственных и душевных сил, что передави сагон еще чуть-чуть, и...

А при первой встрече у нее и вообще никаких сил не оставалось, она была раздавлена не только физически, но и душевно, до состояния полного безразличия ко всему, кроми боли. И то, что сагон с ней почему-то не справился – это полная, никак от самой Ильгет не зависящая случайность.

Перед подругами раскинулась Бетрисанда.

– Перекресток тысячи дорог... – пробормотала Иволга. Они стояли действительно на перекрестке, от которого лучами расходились чудные волшебные аллеи Коринтского парка. Они особенно прекрасны летом, но и сейчас было на что посмотреть, особенно в Хвойной аллее, где вдоль дороги по низу стелились темные разлапистые кустарники, покрытые яркими ягодами, а выше – этажами бурная растительность, вплоть до взлетающих к небу стремительных прямых сосен. Или в Фонарной аллее, где то и дело менялась экспозиция, и появлялись новые чудные светильники, от излучающих скульптур до странных модерновых сооружений со свисающими лампами в виде абстрактных геометрических фигур. Но сейчас было еще слишком светло, а на негорящие фонари смотреть неинтересно. Подруги выбрали Аллею Молчания.

Здесь выставляли свои работы многочисленные скульпторы Коринты. Немного жутковато – идешь в окружении молчаливых и неподвижных лиц, застывших на середине движения тел. Иволга и Ильгет почти перестали разговаривать, разглядывая статуи, от вполне реалистичных обнаженных фигур спортсменов и танцовщиц, эстаргов в бикрах, до совершенно абстрактных, сплетенных, например, из прутьев, конструкций. Ильгет больше всего привлекало что-то среднее, не копии реальных людей, и не абстракции, а то, что называют авторским видением мира. Например, вот эта, сверкающая синеватой сталью, стремительно выгнутая в броске фигура мастера рэстана, утрированные линии, острые углы суставов, удлиненная спина – но невозможно не узнать в этом человека, и даже прием, который он выполняет.

– И как выразительно, смотри, – поделилась она с Иволгой, – все тело в едином порыве, энергия собрана в одну точку, утрированы все линии, которые участвуют в движении... здорово, да?

Иволга подошла к статуе, наклонилась, прочла поясняющую табличку.

– Это Дебора Вейр! – она повернулась к Ильгет, – ну конечно, чего ты хочешь... она в рейтинге не в первой десятке, но знать ее все знают. Сама Дебора!

– Надо зайти, посмотреть в Сети, – пробормотала Ильгет.

– Конечно, посмотри! И наверняка она где-то полностью выставлена, можно и вживую глянуть.

– Если время будет...

Они миновали аллею, детский парк с совершенно фантастическими аттракционами, стоящий на приколе старый скультер времен Третьей сагонской войны, по которому лазали дети и даже более серьезная публика. Прошли Торжок, площадь, где гарцевали на прекрасных обученных конях всадники, где в одном углу пели, в другом – читали стихи, в центре, у разноцветного фонтана, танцевали, кто-то показывал фокусы с обученными собаками. Прошли Арку Тысячи Радуг и стали спускаться к Набережной.

– Где ужинать будем? – спросила Иволга деловито.

– До «Синей вороны» дойдем?

– А почему нет? Но можно и где-нибудь в другом месте... «Сад Ами», например, очень оригинальное заведение.

– Можно, – сказала Ильгет, -но мне нравится «Ворона». Там просто атмосфера приятная. Не просто пожрать, а... даже посидеть – хорошо.

– Да, атмосфера там чисто эстарговская, – подтвердила Иволга, – другие туда и не ходят. Ну что ж, хоть и далековато, но пошли в «Ворону».

Они постояли немного у парапета, посмотрели на море, синеватое, холодное, мерно бьющееся о берег, наползающее на пустые пляжи, у горизонта почти незаметно переходящее в такое же неяркое зимнее небо. Чайки и бакланы вились едва заметными точками между водой и небом, наполняя воздух еле слышным отсюда криком, а выше чаек то и дело скользили стремительные, сверкающие на солнце точки летательных аппаратов.

– У нас на Терре, в России есть такой город, чем-то похожий на Коринту. Я была там однажды, отдыхала, – сказала Иволга, – Называется Ялта. Там тоже вот так – море, вогнутая дуга Набережной, город, вползающий на горы. Но конечно, сходство весьма отдаленное.

– А я никогда до Квирина не была на море, – призналась Ильгет, – у Лонгина есть только один выход к морю, и мне там не довелось побывать.

Пошли дальше вдоль Набережной. Народу было довольно много – хорошая погода, субботний вечер. Неважно, что еще не лето, что приходится кутаться в куртки. Тем, кто уходит в патруль на теплое время, или тем, кто только что вернулся – хочется глотнуть этого воздуха, пахнущего морем, ветром, свободой, ласковым теплом друзей, услышать музыку и прибой. В Коринте не надо дожидаться каких-то дат, достаточно выйти на Набережную – вот и праздник. Подруги подошли к небольшой толпе, собравшейся вокруг деревянного круга, на котором сменяли друг друга добровольные выступающие, музыканты и певцы. Постояли, послушали игру на удивительном инструменте, Ильгет никогда и не видала такого, отдаленно это напоминало пан-флейту, но звук более рокочущий, раскатистый, и чудно гармонировал с плеском прибоя. Да и со всем этим синеватым, уже темнеющим небом, простором, ветром сливалась незнакомая непривычная мелодия, и так хорошо от этого становилось на сердце – Ильгет замерла и думала только, как бы хорошо все время вот так стоять, и чтобы не прекращалась музыка.

– Это сьента, – прошептала Иволга ей на ухо, – вроде бы, с Дорнризи, инструмент такой...

Ильгет кивнула молча. Мелодия затихла. По квиринскому обычаю слушатели долго еще стояли молча. Потом Иволга стала пробиваться через толпу к кругу. Оказывается, очереди никакой не было, она сразу вскочила на помост. Сдернула с плеча гитару. Черный, обросший шерстью Карлсон прыгнул вслед за хозяйкой, устроившись у ее ног – в толпе засмеялись.