Без окон, без дверей - Джо Шрайбер

И еще.

Само по себе отцовское сочинение хорошее. Чертовски хорошее, пронизанное неотвратимой, живой, раскаленной до белого каления болью, словно изливающейся из старческой раны. Реально описана ситуация в честной попытке изгнать демонов из души, доведенной сознанием вины до безумия.

Скотт поступил в колледж, чтобы стать писателем. Посещал бесчисленные семинары, терпеливо выслушивал нескончаемые потоки плохой прозы, собственной и чужой, торчал в кафе с компьютером, стуча по клавишам, ни разу не доведя до конца хоть что-нибудь существенное. Его наброски отличались неудачными деталями, отсутствием конкретной основы, дурными персонажами, которые слишком много курят и пьют в ожидании каких-либо событий. Сочинения редко — а то и вообще никогда — становились реальными, отбрасывались и забывались, не получая завершения вместе с его задуманной литературной карьерой.

Он лег на надувной матрас, закрыл глаза, крепко заснул без сновидений. Разбудил его утренний свет — на часах почти девять. В полдень у него самолет из Манчестера, до которого отсюда полтора часа езды. Скотт принял душ, почистил зубы, уложил одежду, в последний момент схватил листы рукописи, затолкал в чемодан, поспешно, как вор, застегнул «молнию», расстегнул, снова вытащил и уставился на бумаги, чувствуя себя смешным. Рукопись не его. Но хочется забрать ее с собой.

С пачкой в руках он спустился по лестнице, завернул за угол и увидел стоявшую на кухне женщину.

— Доброе утро, — сказала она. — Кто-нибудь дома?

Женщина была в черном свитере, облегающих джинсах, в руках большая коробка с тортом. Его сразу же потрясло ощущение, что он ее уже где-то видел. Выразительные карие глаза — с первого взгляда можно сказать, глаза жительницы большого города, одновременно невинные и настороженные, вооруженные против любых потенциальных влияний злой воли.

Только тут стало ясно, кто это такая.

— Соня…

— Привет, Скотт.

— Привет. Ох… — Он стоял, моргая, подыскивая слова, понимая, что их обязательно надо найти. — Страшно рад тебя видеть.

— И я тебя тоже.

— Я не знал, что ты здесь. — Губы дико дрожали, как бы существуя отдельно от лица, словно только что обожженные куском исключительно жгучего перца.

— Надеюсь, не возражаешь, что я вошла. Дверь была открыта.

Теперь губы онемели, будто перец был ядовитым.

— Нет, конечно. — Интересно, когда ситуация перестанет казаться нереальной? — Как поживаешь?

— Неплохо.

— Потрясающе выглядишь.

Возможно, не надо бы говорить так легкомысленно и небрежно, учитывая обстоятельства. Соня постояла минуту, внимательно его разглядывая, как будто приняла комплимент за некий неуклюжий тактический прием торговых переговоров.

— Прими мои соболезнования, — сказала она. — Я слышала о смерти вашего отца…

— Спасибо.

— К сожалению, мы не смогли присутствовать на похоронах. Врачи прописали папе постоянный постельный режим. Помнишь моего папу?

— Конечно, — кивнул Скотт, смутно чувствуя себя топчущимся за кулисами плохим актером, не прочитавшим роли, и начиная понимать, что это ощущение исчезнет не скоро.

— У него рак легких в последней стадии, теперь уже немного осталось. Знаешь, как это тяжело. — Она сделала вдох, задержала дыхание, видимо подбирая возможные фразы и ни одной не одобряя. — В любом случае… слушай, я совсем не хотела тебя огорчать, особенно сейчас. Не знаю, как ты себя чувствуешь, просто думаю, страшно видеть обратное превращение родителей… в младенцев.

— Собственно, я не совсем хорошо знал своего отца. — Никогда прежде Скотт не произносил вслух ничего подобного, никогда сознательно так не думал, и вдруг вылетело невозможное признание, которого назад не возьмешь. — После смерти мамы все остальное… В то время я был в другом месте, занимался другими делами. — Беспокойные пальцы вцепились в локти. — Надо было связаться с отцом, позвонить, прилететь, да все времени не было.

— Понимаю.

— А ты… — Надо хотя бы взглянуть на коробку с тортом, да глаз от лица оторвать невозможно. — Я как раз шел заваривать кофе. Выпьешь?

— С удовольствием.

В гостиной скрипнула половица, как гвоздь, вырванный из ржавой трубы. Скрип повторился, фактически зазвучал целый хор, будто некий гигант бессмысленной величины пробовал пол на прочность, и из-за угла вывернул Оуэн в футболке и джинсах, почесывая подмышку и щурясь на свет. У него была безразмерная черепная коробка и бугристое разбухшее лицо.

— Лучше еще порцию приготовь.

— Оуэн, ты ведь помнишь Соню Грэм…

Тот фыркнул. Скотт взглянул на Соню, желая получить объяснение. Не понимая, что прошлое слишком легко вернулось, молча смотрел, надеясь услышать правильный внятный ответ. И не ошибся.

— Я работаю в баре «Фуско», — объяснила она. — Три дня в неделю по вечерам. Там и услышала, что ты в городе.

— В «Фуско»? — нахмурился он. — Мы же там вчера вечером были.

— Я вчера не работала. Лиза сказала, что вы приходили. — Соня покосилась на Оуэна. — Твой брат, видно, забыл сообщить.

— Эй, я думал, всем известно о возвращении ангелочка с открытки, — объявил Оуэн с чрезмерно красноречивым жестом. — Притча во языцех для всего города.

Соня вопросительно вздернула бровь.

— Долгая история, — сказал Скотт.

— Он большой уже, — буркнул Оуэн. — Может сам о себе позаботиться. Точно так же, как ты. — И спросил с искренним интересом: — Чего там у тебя?

— Шоколадный торт. — Соня протянула коробку.

— Высший класс, будь я проклят, — кивнул Оуэн. Похмельная улыбка на помятом лице казалась неподдельной, и Скотт словно впервые понял, как Соня Грэм действует на людей, заставляя их вольно или невольно проявлять свои лучшие качества. — Оставьте кусочек, я сейчас вернусь.

Соня улыбнулась:

— Советую поторопиться.

Он затопал по лестнице, через минуту послышался обмен репликами с Генри, доносившийся, видимо, из старой общей братской спальни, где мальчишка разглядывал обтрепанные комиксы, найденные в коробке под кроватью. Тем временем Скотт с Соней остались наедине, оба не знали, о чем говорить, она не сводила глаз с пачки листов, лежавшей на столе.

— Что это?

— Рукопись.

— Твоя?

Он покачал головой:

— Хотелось бы. Отцовская. Я в сарае нашел.

— «Черное крыло», — прочитала Соня. — Твой отец сочинял?

— Я даже никогда и не думал, однако…

— Хорошо написано?

— Хорошо, — сказал Скотт, — только не до конца.

— Он так и не дописал?

Скотт снова тряхнул головой, встал, принялся заваривать кофе. Через минуту спустились Оуэн с Генри, Соня обоим отрезала по треугольному куску шоколадного торта. Генри пил апельсиновый сок, внимательно разглядывая картинки захваченного с собой комикса, Соня с Оуэном оживленно обсуждали правила приготовления настоящего коктейля «Маргарита».[2] Скотт старался не глазеть на нее, хотя это было почти невозможно, особенно когда она на него оглядывалась с улыбкой, заправляя прядь волос за ухо, поворачивалась на стуле, задевая его под столом коленом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});