НА КАКОМ-ТО ДАЛЁКОМ ПЛЯЖЕ (Жизнь и эпоха Брайана Ино) - Дэвид Шеппард

Интервью продолжалось. Ино, явно не желая попусту терять этот перерыв в работе, начал перемежать наше долгое заседание то неустанным подъёмом гантелей, то «чеканкой» футбольного мяча, то периодическим бренчанием на «Стратокастере». Я совершенно очевидно находился в обществе человека, желающего извлечь максимум из каждой секунды бодрствования — и почувствовал себя слегка виноватым в том, что бомбардирую его фривольными вопросами о старых пластинках U2 и «Роде-моде». «могу иметь дело только с неким определённым количеством истории», — между прочим поведал он. «Если она не замешана на достаточной доле теории, мне становится очень скучно.»

Примерно через час после начала нашего разговора пришёл фотограф и начал устанавливать освещение. Ино хотел, чтобы интервью продолжалось, пока его будут фотографировать — и пока фотограф готовился, продолжал воодушевлённо говорить, одновременно переодеваясь в разные костюмы: шёлковое кимоно, несколько разных шляп, эксклюзивную куртку военного вида. Услышав щелчок камеры, Ино становился совершенно другим человеком. Маленький симпатичный «обычный человек», с которым я провёл последние несколько часов, внезапно превращался в профессиональную рок-звезду. «Сейчас я не буду говорить, потому что мой рот на фотографии будет выглядеть смешно», — объявил он. Это была какая-то «клиника». Эту способность преображаться и становиться профессионально «публичным лицом» я уже замечал, много лет встречаясь с более традиционными рок-исполнителями (обычно в этот ритуал входило надевание тёмных очков — такой своеобразной маски) — но лишь в этот момент я понял, насколько хорошо Брайан «умеет быть Ино». Может быть, самодовольный шоумен образца 1972 года всё же не совсем ушёл в прошлое? Однако его педантичность нельзя было назвать всепоглощающей. Интервью завершилось, и он проводил меня — с просьбой, какую обычно выдвигают люди, не так хорошо умеющие выражать свои мысли и боящиеся показаться слишком мелкими и легковесными в печати. «Как-нибудь сделайте, чтобы это звучало поприличнее, а?» — попросил он, и я пообещал постараться. Может быть, он сказал так просто из скромности. Исполнить эту просьбу было нетрудно.

Целью этой книги, в частности, было примирить «переливающегося» публичного Ино с этим незащищённым обычным человеком Брайаном — школьником-католиком из саффолкской глубинки, окончившим восьмой класс с четырьмя «тройками» с головой, забитой ду-уопом и картинами Мондриана и поднявшимся до уровня культурного мага XX века. Я также хотел дать некий контекст, чтобы запечатлеть культурный ландшафт, на фоне которого исполнялись его часто противоречивые артистические замыслы, и исследовать, из каких корней эпохи, обстановки и обстоятельств вырос его своеобразный взгляд на вещи.

Несмотря на все его международные достижения и связи с современными и «футурологическими» вопросами, в Ино — как мне кажется — остаётся некая часть, неразрывно связанная с его саффолкским прошлым; в нём всё ещё жив тихий сдержанный парень, бродящий по отдалённым берегам Восточной Англии, заблудившийся в своих грёзах, наслаждающийся музыкой ветра в парусах яхты и инстинктивно наполняющий этот пейзаж глубоким смыслом. Ино согласен, что немалая часть его творчества связана с чувством уединения (но не одиночества), которое он регулярно испытывал в юности — высоким чувством ощущения себя между знакомым и незнакомым, экзотическим и банальным.

Друг и влиятельный сотрудник Ино Петер Шмидт однажды сказал, что одна из ключевых функций искусства — это «предлагать некую более желанную реальность; так сказать, модель другого образа существования, со своим особым темпом и своими особыми культурными связями.»

Слова Ино перекликаются с этим мнением: «не вижу ничего плохого в эскапизме. почему нам не следует стараться убежать? Все мы с радостью принимаем идею выходного дня, и никто не называет это эскапизмом. Мне кажется, интересный момент в идее использования искусства для создания других реальностей, более желанных реальностей, состоит в том, что оно может дать тебе некую точку в твоём разуме, начав с которой, ты можешь создать свою собственную реальность.»

Итак, добро пожаловать в Великий Уход от Действительности.

2. Тихая заводь

У нас была очень эмоциональная семья. Наш отец, бывало, плакал от фильмов про Лесси.

(Роджер Ино)

На самом деле мои корни — это Литтл Ричард и Мондриан.

(Брайан Ино)

Вудбридж в графстве Саффолк — это сонный рыночный городок с населением примерно 8000 человек; он лентой из зданий с самыми разнообразными крышами вытянулся вдоль западного берега реки Дебен, расширяющейся к сверкающему устью. Увенчанная впечатляющей водяной мельницей елизаветинской эпохи, эта когда-то процветавшая маленькая гавань, в чьи глубины когда-то спускались свежепостроенные деревянные парусники, сейчас представляет собой тихую вотчину воскресных рыболовов и братства обеспеченных яхтсменов. Расположенный всего семьюдесятью пятью милями северо-восточнее Лондона, он похож на многие городишки Восточной Англии чувством отъединённости от более грубых поверхностных качеств современной Британии — это место древнего кирпича и тихой уверенности, церковных праздников и скромных надежд. Эту невозмутимую «английскость» сразу же узнает тот, кто вырос в таком городе в 50-е годы — как Брайан Ино.

В интервью с журналистом Лестером Бэнгсом в конце 70-х Ино так вспоминал непреходящее равновесие места своего рождения: «сам из Саффолка… из малонаселённой деревенской местности, которая, как мне кажется, до сих пор чем-то напоминает феодальное общество. Там живут какие-то сквайры и мелкие землевладельцы, которых ничем не возмутишь, и власть которых, в свою очередь, не очень неприятна. Там на самом деле существует какая-то всеми принятая иерархия. И это отражается тем фактом, что там все голосуют за консерваторов; лейбористы там имеют самый низкий процент голосов за всю историю. Это очень консервативное общество.»

В то время Ино жил в безумном центральном Манхэттене, который, конечно, представлял собой жёсткий контраст его родному графству. Примечательно, что ещё через десятилетие скитаний по миру это самое чувство тихого порядка опять привлекло его к Вудбриджу — да ещё и заразительная атмосфера успокаивающей меланхолии, которую он помнил по детским годам: «Мне всегда нравилось пребывать в меланхолии — наверное, потому, что это чувство очень характерно для той среды, в которой я вырос. Это очень унылое место, и большинство посетителей находят его совершенно отвратительным. Мне оно отвратительным не кажется, но это, безусловно, какое-то потерянное место в потерянном времени — в этой части Англии много сотен лет ничего не менялось.»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});