Россия 1917 года в эго-документах - Коллектив авторов

должно же было это случиться. Артиллеристы косятся на меня. Но что

за обломовцы!

За время нахождения у позиции у Пустомыт (с 22 дек[абря] – по 24 янв[аря]) из строя в полку

выбыло 195 чел[овек]: 23 убитых, 85 ранен[ых], остальные больные.

26 янв[аря] (четв[ерг]). В полк[овом] рез[ерве] у Пустомыт.

Никак не могу выспаться. К тому же всегда кто-нибудь мешает. Сегодня в 9 ч[асов] утра

к[оман]дир полка по телефону сообщил, что он отправится со мною на позиции – наметить пункты для

набега с целью захвата пленных!..

Часа 2–3 мы обозревали район высоты 124,4.

Тут же был и нач[альник] штаба дивизии. Я не понимаю этой страсти к приключениям.

Верцинский лично лазил в 3 караула («секреты»), подробно высматривал местность, записывал… Но

кто пойдет на это дело?!..

Курьезно, что на меня взвалили составление проекта поиска контрольных пленных. А потом, вероятно, мне же предложат проект этот осуществлять!.. Volens-nolens [24] попаду еще в штурмовой

батальон!.. Это я-то, со своим критиканством и пессимизмом в отн[ошении] к серому «чудо-богатырю».

27 янв[аря] (пятн[ица]). В полк[овом] резерве. Дер[евня] Пустомыты.

Встал поздно [25]. Вчера еще ходили слухи о предполагаемом наступлении (слова Верцинского).

А сегодня уже поговаривают о смене всей гвардии к 8 февраля.

Вспоминаются мне нек[отор]ые детали прелюдии боя 3-го сентября 1916 г. Наш ком[андир]

кор[пуса] («Джэк») созвал совещание всех нач[альни]ков частей и в своих речах подчеркивал

необходимость наступления во что бы то ни стало, не взирая на явную недостачу технических средств.

«Приходится [26] недостаток технических средств возместить человеческими жертвами»!.. Тогда

среди общего молчания поднялся артил[ерии] генерал Селиверстов (41) и заявил, что никакими

человеческими жертвами возместить технич[ескую] отсталость и бедность нельзя и потому

рассчитывать на успех мы не можем… Джэк будто бы оборвал Селиверстова: «Вы забываетесь

генерал!»…

28 янв[аря] (суббота). В полк[овом] рез[ерве] у Пустомыт.

Ночь и день бушует снежная буря. В моей хате очень холодно.

Сегодня полк сменяется с позиций. Заступает 3-й полк (42). Мы отходим в кол[онию] Шклин.

На душе уныло и пусто. Ничего не хочется делать.

29 янв[аря] (воскр[есенье]. Колония Шклин.

Итак, мы в резерве. Я помещаюсь в бывше[й] командирской халупе. На душе все как-то горько.

Под вечер устанавилась чудесная предвесенняя погода. Солнце начинает пригревать. Значительно

прибавился день. Получается экономия на свечи, тем более, что керосину не дают.

Отсыпаюсь. Отдыхают нервы.

30 янв[аря] (понед[ельник]). Колония Шклин.

Прекрасный солнечный день.

Объехал все роты. В общем, люди похожи на стрелков: достаточно подвижны, бодры, выправлены.

Наш к[оманди]р полка получает будто бы бригаду в 3-ей гв[ардейской] дивизии (43). На его место

кандидатами называют Шуберского (44) или Крейтона (45) (инвалида-преображенца). Шуберский

непопулярен. Наш Ковальков (адъютант) поехал в штаб корпуса хлопотать (sic!), чтобы Шуберского

не назначали!.. Я не понимаю, как может Ковальков браться за такие миссии. Правда, у него есть

какие-то «связи», но неужели эти «связи» простираются так далеко?

Сегодня ночью 2 роты литовцев (46) в белых халатах должны произвести поиск контрольных

пленных.

31 янв[аря] (вторн[ик]). Колония Шклин.

Тихая, ясная, морозная погода. На солнце слегка тает. Начались очередные занятия, будничные

дела [27].

К[оманди]р полка недоволен распущенностью новых молодых офицеров. Адъютант теперь совсем

не дерет им хвосты, как, бывало, раньше. Какое-то новое и плохое веяние.

Старинная неприязнь нашего полка [28] к 3-му разгорается вновь. Опять муссируется: мы «стрелки

его величества» (47), а 3-й полк – «государевы стрелки» (48). Смешно и глупо, а между тем сегодня

полк[овник] Ауэ (49) (из «стрелкачей»), здороваясь с нашим Лебедевым (50) [29] подал ему 2 пальца

по-видимому чуя в нем ярого приверженца вышеуказанных взглядов.

Через неделю я получаю право на отпуск. Но поеду и доеду ли? Говорят, что в стране нет угля, сокращается и замирает жел[езно]-дорожное сообщение. Довоевались!

1 февраля (среда). Кол[ония] Шклин.

Резкий холодный ветер.

К[оманди]р объезжал расположение моего батальона. Остался доволен.

Колобов говорит, что из всех наших 3-х батальонных командиров я наиболее отвечаю своему

назначению.

Приехал из Москвы Арташич (51). Говорил, что в Москве все спокойно. Никаких пулеметов на

улицах нет.

2 февр[аля] (четв[ерг]). Кол[ония] Шклин.

Колобов уверяет, что после выпуска меня командируют в Ц[арское] Село (52) в запасный

бат[атальо]н (53). Мне и жаль расставаться с полком и все же приятно было бы вернуться в Царское.

Германцы будто бы [30] отчаянно [31] вооружаются. На заводах Круппа (54) 300 000 рабочих

гл[авным] образом работают 42-сантиметра орудия. Ежедневно выпускается с заводов свыше 200

тысяч снарядов. Им не до сантиментов!..

3 февр[аля] (пятница). Кол[ония] Шклин.

Бушует буря. Занятия происходят по халупам.

Прибыло 8 чел[овек] новых прапорщиков. Квартирный вопрос в связи с этим осложнился.

Между тем явно-инвалидных прапорщиков (Плотников (55), Захаров (56)) из полка не убирают, вопреки приказам командарма Балуева об устранении [32] из [33] армии «всего малодушного, неэнергичного и несоответствующего своему назначению». По-видимому, не доверяют

многоглаголанию, в котором, конечно, нет спасения.

В 3-м полку на фронте какая-то стрельба: «Эльдорадо у стрелкачей», по выражению наших

непримиримых…

4 февр[аля] (суббота). Кол[ония] Шклин.

Ветер затихает. Мороз несносный.

Еще понаехали офицеры: Будберг (57) из отпуска, Садомцев (58) из госпиталя. Садомцев говорит, что его нервы не выдерживают.

Меня утверждают бат[атальон]ным ком[анди]ром.

5 февр[аля] (воскр[есенье]). Кол[ония] Шклин.

Отличная погода. Почти все офицеры и у[нтер]-офицеры отправляются во 2-ой полк для

присутствования на гренадерском учении боевыми гранатами. Зрелище было очень поучительное. Но

было омрачено катастрофой накануне: по неосторожности или рассеянности в

обращении [34] преждевременно взорвалась французская граната; убиты фельдфебель, 2 раненых; душевно потрясен нач[альни]к гренадерской команды прап[орщик] Гинетич (59).

Вечером был на празднике в пулеметной команде. Колобов любит свою команду, как отец детей, почти что няньчится с нею. Это не в моем духе. Да и другие офицеры находят, что пулеметчики

распущены…

6 февраля (понед[ельник]). Кол[ония] Шклин.

Поговаривают, что саперный полковник Игнатьев (60) непременно хочет командовать

бат[альо]ном. Правда, только для ценза, всего 4 месяца. На это время меня хотят отправить в

Ц[арское] Село для занятия с учебной командой. Что ж, я не прочь!

Хотя и принято говорить, что немцы выдохлись, однако Гинденбург (61) вот так грозит

России [35].

7 февр[аля] (вторник). Кол[ония] Шклин.

Ясный морозный день.

Собрав весь бат[аль]он, занялся осмотром газовых масок. Послезавтра выступаем на позиции, завтра выезжаю в рекогносцировку.

К[оманди]р всем говорит, что война скоро окончится: у него такое предчувствие, к тому же

«Вильгельм (62) должен понимать»… Нет, видимо Вильгельм безнадежно беспонятный! [36]

8 февр[аля] (среда). Кол[ония] Шклин.

Организованные для рот блины и масляничное гуляние вышли удовлетворительные.

Из [37] отпуска