Наследие - Робертс Нора

Снова она резко свернула, хотя Эдриен и болталась как резиновый мячик на заднем сиденье, и наконец выехала на извилистую дорожку, ведущую к большому дому на холме, через второй мост над ручьем, от которого получил свое название городок.

Выбежали собаки – большая светло-рыжая дворняга и маленький длинноухий гончак.

– Том и Джерри, ура! Привет, собачки, привет!

– Эдриен, не расстегивай ремень, пока машина не остановится.

– Ну, ма-а-ам! – Но она послушалась, хотя и подпрыгивала на сиденье. – А вот Нонна и Поупи!

Родители, Дуом и София, вышли на большую кольцевую веранду, держась за руки. София, в ореоле каштановых локонов вокруг лица, в своих розовых кроссовках, имела рост пять футов десять дюймов, но ее муж все равно над ней возвышался – шесть и пять.

Подтянутые, сильные, стоя в тени балкона, они выглядели лет на десять моложе своего возраста. Сколько им сейчас? Матери шестьдесят семь или шестьдесят восемь, отец года на четыре старше, подумала Лина. У этой парочки, влюбленной со школьной скамьи, сейчас уже полвека семейной жизни за плечами. Им пришлось пережить смерть сына, прожившего меньше двух суток, три выкидыша и ужасное известие от медиков, что детей у них не будет.

И вдруг – сюрприз! – когда им было за сорок, появилась Лина Тереза.

Она припарковалась на широкой стоянке рядом с блестящим красным пикапом и мрачным черным внедорожником. Лина знала, что мамин любимчик – изящный бирюзовый кабриолет с откидным верхом – стоит на своем почетном месте в гараже.

Едва она успела поставить на ручник, как Эдриен уже вылетела.

– Нонна! Поупи! Привет, привет!

Она стала обнимать собак. Том льнул к ней, Джерри вилял хвостом и лизался. И вся компания влетела в распахнутые объятия деда.

– Я знаю, ты думаешь, что я делаю ошибку, – начала Лина, – но посмотри на нее, Мими. Сейчас это для нее самое лучшее.

– Девочке нужна мать.

С этими словами Мими вышла, надела на лицо улыбку и двинулась к крыльцу.

– Господи, я же не кладу ее в корзину и не пускаю по течению! Всего одно лето, черт его побери!

Мать сошла со ступеней крыльца, встретив Лину на полпути. Взяла в ладони дочкино лицо в синяках, ничего не сказала, только обняла ее.

И за всю эту жуткую неделю Лина ближе всего оказалась к тому, чтобы сорваться.

– Мама, нельзя. Эдриен не должна видеть, как я плачу.

– Честных слез стыдиться не надо.

– Нам их пока что хватит. – Она взяла себя в руки и отстранилась. – Ты хорошо выглядишь.

– Не могу ответить тебе тем же.

Лина заставила себя улыбнуться:

– Видела бы ты того парня.

София рассмеялась коротко и резко.

– Узнаю мою Лину. Пойдем, сядем на веранде, раз уж тут так хорошо. Ты наверняка проголодалась.

Может быть, итальянское воспитание, может быть, гены рестораторов, но родители Лины были уверены, что всякий, приходящий к ним в дом, должен быть голоден.

Взрослые сели за круглый стол на веранде, а Эдриен во дворе перед домом играла с собаками. На столе был хлеб, сыр, антипасто, оливки. И большой стеклянный кувшин с лимонадом, о котором мечтала Эдриен. Хотя был только полдень, вино тоже подали.

Полбокала, которые позволила себе Лина, сняли напряжение после езды.

О том, что случилось, не говорили: Эдриен то и дело подбегала присесть у Дуома на коленях, показать свою новую игровую консоль, выпить лимонада, что-то рассказать о собаках.

«Как же терпелив мой отец, – думала Лина. – Всегда очень терпелив с детьми, так хорошо с ними общается. И так красив со своей снежной гривой, со смеховыми морщинками вокруг золотисто-карих глаз».

Она всю жизнь считала, что он и София – идеальная пара. Высокие, подтянутые, красивые и такие слаженные, словно две ноты, звучащие в унисон..

А у нее всегда такое чувство, что она малость не в ногу.

Но ведь так и было? Чуть-чуть не в ногу с ними, с этим домом, с этим городом, которые местные зовут просто Крик.

Ну вот она и стала искать свой ритм в другом месте.

Эдриен смеялась: когда дедушка с бабушкой честно расписались на гипсе, бабушка еще нарисовала собак и написала их имена.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Ваши комнаты готовы, – сказала София. – Поднимем ваши вещи, чтобы вы распаковались и отдохнули, если захотите.

– Мне надо в лавку, – добавил Дуом, – но я вернусь к ужину.

– Вообще-то Эдриен уже несколько дней мечтает покачаться на шине. Мими, может, ты с ней сходишь за дом и покачаешь ее?

– Конечно. – Мими встала, хотя ее единственный брошенный Лине взгляд выражал неодобрение. – Пойдем покачаемся.

– Ура! Собачки, за мной!

Дуом подождал, пока Эдриен скрылась за домом в сопровождении Мими.

– И что это все значит?

– Мы с Мими не останемся. Я должна вернуться в Нью-Йорк и закончить проект, начатый в Вашингтоне. Там сейчас его просто невозможно доделывать, и я… я надеюсь, что вы захотите подержать у себя Эдриен.

– Лина! – София подалась к дочери и взяла ее за руку. – Тебе нужно хоть два-три дня отдохнуть, прийти в себя. И дать Эдриен снова успокоиться.

– У меня нет времени приходить в себя и отдыхать. И где Эдриен будет спокойнее, чем здесь?

– Без мамы?

Лина повернулась к отцу:

– Зато с вами обоими. А мне нужно опередить эту историю. Нельзя, чтобы она разрушила мое дело, мою карьеру. Я должна ее опередить и выправить свой путь.

– Этот человек мог убить тебя. Тебя, Эдриен и Мими.

– Пап, я знаю, поверь мне. Я при этом присутствовала. Моей дочери будет здесь хорошо, ей все тут нравится. Она целыми днями ни о чем больше не говорит. У меня с собой ее медицинские записи – для ее следующего рентгена. Врач в Вашингтоне считает, что через неделю-другую ей можно будет снять гипс и надеть ортез. Травма обычная и мелкая…

– Мелкая?!

В ответ на этот взрыв отца Лина подняла обе руки:

– Он ее пытался сбросить с лестницы. Я не успевала ее подхватить, не могла ему помешать. Не будь он так глуп и так до омерзения пьян, у него могло бы получиться, и она бы не руку, а шею сломала. Можешь мне поверить, я никогда этого не забуду.

– Дуом, – нежно произнесла София и погладила его по руке. – На какой срок ты хочешь ее у нас оставить? – обернулась она к дочери.

– До конца лета. Да, я понимаю, что это долго, и знаю, что многого прошу.

– Нам в радость, что Эдриен с нами, – ответила София просто. – Но ты не права, что так поступаешь. Не надо ее сейчас покидать. Хотя мы постараемся, чтобы она была довольна и счастлива.

– Спасибо вам огромное. Учебный год она почти закончила, хотя у Мими есть еще задания для нее и инструкции для вас. В новом учебном году это все уже будет у нее позади, и у меня тоже.

Родители минуту молчали, только смотрели на Лину. Золотисто-карие глаза отца и зеленые глаза матери заставили ее подумать, как слились эти цвета в облике ее дочери.

– Она знает, что ты ее здесь оставляешь? – спросил Дуом. – Что уезжаешь в Нью-Йорк без нее?

– Я ей ничего не говорила – мне нужно было сперва спросить вас. – Лина встала. – Сейчас я с ней поговорю, а нам с Мими скоро надо будет ехать. – Лина замолчала. – Я знаю, что разочаровала вас – снова. Но мне кажется, так будет лучше для всех. Мне нужно время сосредоточиться, и я не смогу ей уделить то внимание, которое ей будет нужно. И так мы не рискуем, что какой-нибудь репортер ее щелкнет и выложит в таблоиде в супермаркете.

– А ты как раз будешь искать публичности, – напомнил Дуом.

– Того сорта, который смогу контролировать и направлять. Понимаешь, пап, есть на свете много мужчин, на тебя не похожих. Не добрых, не любящих. И потому есть много женщин с синяками на лице. – Она потрогала пальцем припухлость под глазом. – И много детей с рукой в гипсе. И можешь, черт побери, не сомневаться, что, когда будет возможность, я не буду молчать об этом.

И Лина ушла в праведном гневе, потому что верила в свою правоту. Но к этому гневу примешивалась досада, вызванная сомнением: а вдруг она все же не совсем права?