Третий период - Виктор Коноваленко

     Первые коньки я нашел случайно: как-то рылся в сарае, где навалено было разного барахла, и откопал коньки. Это были настоящие коньки, стальные, правда, немного заржавевшие. Они валялись в сарае много лет. Это были коньки старшего брата Николая. Когда у меня спрашивали: «Где конечки взял?» – я гордо отвечал, что это Николай, уходя в армию, мне их подарил, но раньше я на них не катался, потому что был еще маленьким и коньки были мне велики, а вот теперь в самый раз.

     Но коньки брата были еще далеко не в самый раз. Правда, меня это не смущало. Я ходил в больших, подшитых отцом валенках, и было удобно прикручивать к ним братовы коньки. Я делал это, как и все ребята: одна веревка спереди, другая сзади. Сначала просовываешь валенок в заднюю петлю и закручиваешь ее в жгут, потом палкой закручиваешь на носке переднюю петлю, тоже в жгут, и конек держится тогда крепко, как привинченный к валенку. Я эту премудрость быстро освоил и, кажется, с того дня, когда нашел в сарае старые братовы коньки, без них на улицу уже не выходил – только на коньках. В детсад – на коньках, в хлебный за хлебом – на коньках, всюду на коньках.

     Катков тогда не было, может, и были, но я не знал, что такое каток, а улицы никто не чистил, снег утаптывали, он становился твердым, как лед, и улица была для нас катком.

     Но вот однажды случилась беда. Приехал я на коньках в детсад, отвинтил коньки от валенок, положил в свой ящичек, а когда собрался домой уходить, гляжу – коньков моих нет. Украл кто-то. Большего горя у меня еще никогда до этого дня не было. Но потом я нашел своего обидчика и вернул пропажу.

     Я сейчас вспоминаю, что первые мои коньки были очень похожи на вратарские – такие же низкие. Понимаю, что это совпадение случайное, могли первыми моими коньками быть и «снегурки», но, может, на роду спортивном мне было написано многие годы простоять на таких вот простеньких, низких коньках, как те, что нашел я когда-то в сарае.

     С тех пор без коньков я себя и не помню. Почему я так подробно рассказываю о своем детстве? Потому что это было военное детство. О том времени немало сейчас, спустя сорок лет, написано, но у каждого детство было своим, неповторимым. Я ничего не выдумываю, пишу то, что помню отчетливо. И уверен, что в обстоятельствах и подробностях нашего детства кроется ключ к пониманию наших характеров. Конечно, мы были гораздо взрослее нынешних детей. В этом нет открытия, просто подтверждение его фактами собственной жизни.

     Помню, например, как однажды, будучи, наверное, первоклассником, я упал в подпол. Дома никого не было, я устроился в подполе поудобней и стал ждать, пока кто-нибудь придет и вытащит меня оттуда. Я не испугался, не стал кричать – что толку, если вокруг никого. И видно, уснул. Не слышал, как пришли с работы родители, как всполошились, что меня нет, искали, беспокоились... А я так до утра и проспал в подполе. Ни мышей, ни чертей, ни домового я, помнится, не боялся, хотя, конечно, знал об их «существовании» и, по всем законам, должен был все-таки испугаться. Но в том-то и дело, что с самого детства у нас была как бы игра в «стойкость»: мы постоянно испытывали себя – трус или нет. Уж не знаю, хвастался ли я своим «подвигом» перед товарищами, – может, и нет, я вроде бы не отличался этим, но сам собой, наверное, был доволен – просидеть всю ночь в темном подполе! И никто меня не нашел – ведь я «скрывался» там от «фашистов». Я, значит, их перехитрил.

     Летом 45-го вернулась с фронта старшая сестра Катерина, старший лейтенант, ей было чуть больше двадцати. Дома переполох поднялся. Прибежали соседи, мама накрыла большой стол. Катерина достала из своего вещмешка буханку хлеба, консервы, куски сахара и... медали. Что было для меня желанней – лакомства или ее настоящие боевые награды, сказать теперь затрудняюсь, но то, что сестрой я очень гордился, – факт!

     В сентябре я пошел в школу. Мы учились в автозаводской школе №1, где директором был Петр Сергеевич Прохоров, теперь заслуженный учитель школы РСФСР. Он запомнился мне как образец справедливости, хотя с нами, пацанами, был строг и мы его побаивались. Зато первая учительница, Анастасия Ивановна, фамилию, к сожалению, не помню, была очень доброй, такой, какой и должна быть первая учительница.

     Хотя особого прилежания к учению я не проявил, арифметику почему-то полюбил сразу. А в основном из первых лет школьной жизни помнится мне все-таки «неурочное время»: катание с гор на лыжах за автозаводской хирургической больницей – мать одного мальчишки из нашей компании работала на лыжной базе спортклуба «Торпедо» и в будние дни давала нам лыжи с мягкими креплениями. Какое это было удовольствие – кататься на настоящих лыжах! Самодельные катились куда хуже... На коньках мы гонялись в основном по улицам, зацепившись специальными крюками за борт грузовика. Однажды это занятие едва не закончилось катастрофой: меня, несущегося на коньках за грузовиком, сшибла «эмка», – она  вывернулась из-за угла и шибанула меня крылом. Я отлетел в сторону, валенки с коньками с меня слетели... Но первая молниеносная мысль была о коньках – вдруг шофер их отнимет в наказание? Я вскочил, схватил валенки с коньками и шмыгнул в ближайший двор. Так и прибежал домой в носках...

     В тот раз все обошлось – синяки я тщательно скрывал от матери, а ноги, онемевшие после пятнадцатиминутного бега по снегу, отошли, отогрелись. Правда, позже я их все-таки отморозил. На катке. Помню, пальцы кололо иголками – ничего не чувствовал. Наутро ноги распухли, ходить было нельзя, и отец повез меня на санках в больницу. Там сказали, что надо отнимать – видно, речь шла о пальцах, – отец меня там не оставил, привез домой, сказал матери, чтобы достала гусиного сала. Вот этим салом, раздобытым с большим трудом, мать меня и выходила. А то не играть бы мне в хоккей.

     В общем, как теперь мне представляется, наш досуг с самого раннего детства был вполне спортивным: зимой – лыжи, коньки, летом – плавание. Мы уходили на Оку на целый день. Естественно, что плавать учили друг друга самым варварским способом – бросят тебя подальше, и плыви. Начнешь тонуть – спасут. Со мной поступали точно так же. И, надо сказать, как-то быстро мы обучались плаванию в таких суровых условиях. А потом уже до посинения гонялись на скорость и на дальность.

     Слов нет, в современных бассейнах обучаться безопаснее. Но в нашей тогдашней самостоятельности и бесконтрольности, честное слово, были свои преимущества. Мы сами знали, чего хотели, и сами этого добивались. Я понимаю, что время теперь другое. Но нам надо больше, наверное, считаться с мальчишеской психологией: нельзя надоедать им неусыпным контролем, постоянными замечаниями, бесконечными указаниями, что и как делать.

     Расскажу еще об одном «виде спорта», характерном для нас, послевоенных мальчишек. Мы часто, если не сказать каждый день, дрались. Кулаками мы разрешали все конфликты. Может, это и не очень хорошо, но это факт нашей биографии, характерная особенность нашего поколения, и мимо этого не пройдешь.

     Я, например, постоянно дрался с Сашей Васяевым, которого все звали Вася. Он был с одних щитков – у Моторного переулка, я – с других. Вероятно, мы делили между собой «власть»: решали, кто сильнее – наши щитки или их. В зависимости от того, кто победил сегодня, мальчишки слушались его или меня. Конечно, это был вопрос лидерства. Как же мальчишкам без лидера? Позднее мы с ним подружились. И сейчас изредка встречаемся, вспоминаем с улыбкой то время. Теперь Саша – инженер-строитель, стал недавно заместителем управляющего строительным трестом.

     Выходит, вырастают неплохими людьми не только пай-мальчики. Не всегда так уж страшны мальчишеские драки. Все-таки есть в них выход энергии, запасы которой в детском возрасте недооцениваются взрослыми. Другое дело – куда направить эту энергию.

     Что же касается школы, уроков... Тут мои эмоции были на постоянном минусе. И чем дальше, тем больше. К четвертому классу я едва досиживал до третьего-четвертого урока. Больше терпения не хватало. Меня убивала скука. А интереса для себя я почему-то не находил, хотя, бывало, и старался. Пытался, как примерные ученики, каждый день учить уроки, но тщетно. Ходил в кружки, в автозаводский Дом пионеров – в авиамодельный, судостроительный. Но и это благое намерение испарилось, как только я сделал себе примитивную хоккейную клюшку. Мы играли тогда в хоккей с мячом, а про хоккей с шайбой и не слыхивали.

     Возможно, это непедагогично – рассказывать о своей нерадивости к учению. Но, во-первых, я об этом очень пожалел позже, догоняя упущенное время, что всегда трудно, если не сказать – невозможно. Во-вторых... Так было, и я считаю, что лучше честно сказать об этом.

     Современным мальчишкам можно только позавидовать: многочисленные секции, детско-юношеские спортивные школы, спортивные школы-интернаты, где спорт и учеба «равноправны». Но об этом я еще расскажу – судьба восполнила пробел и предоставила мне возможность работать в течение нескольких лет в подобной школе.