Те, кто любит. Книги 1-7 - Ирвинг Стоун

— У меня была склонность к проповедям. Я учился упорно и много сил отдал изучению теологии. Но в конце концов у меня не сложилось убеждение, что могу быть ортодоксально верующим. Ни священник, ни сам папа не имеют права сказать, чему я обязан верить, и я не поверю ни единому их слову, если полагаю, что оно не основано на разуме и не является откровением. Каждый человек имеет право говорить, думать и действовать по своему разумению в религии, так же как в политике.

— Мой отец не стал бы оспаривать эту концепцию.

— У меня пытливый ум. Временами я обнаруживаю, что думаю как поклонник антиномии,[6] и поскольку один из проповедников, с которым я жил в пансионате во время учебы, был изгнан из конгрегации за такую ересь…

— Короче говоря, вас не допустили до службы?

Он повернулся и посмотрел ей прямо в лицо.

— Я восхищаюсь юриспруденцией, мисс Абигейл. Право — это кодифицированный разум. Право — это справедливость. Оно гарантирует наши права. Без кодифицированного права мы жили бы как дикари. Истинные юристы тратят свое время на то, чтобы избавлять людей от неприятностей. Когда я решил посвятить себя праву и пошел в ученики к мистеру Путнаму, знаете, какой вопрос я задал самому себе?

Она улыбнулась; теперь она не в силах остановить Джона Адамса. Он вытянул свои короткие руки перед собой так, что пальцы пухлых ладоней почти соприкасались, словно он обнимал и судью, и присяжного заседателя.

— Я спрашивал себя: какие правила следует соблюдать, чтобы стать видной фигурой, быть полезным и уважаемым? И принял твердое решение никогда не допускать подлости и несправедливости в юридической работе, просиживал за книгами по вопросам права, по меньшей мере, шесть часов в день, добиваясь ясного понимания справедливого и неправедного, законного и беспристрастного. Я искал ответа в римских, французских, английских трактатах о естественном, гражданском, обычном и конституционном праве. Старался извлечь из анналов истории представление об истоках и предназначении правительства, ведь все цивилизованные правительства основаны на беспристрастном законе. Сравнивал влияние правительства во все века на общественное благосостояние и личное счастье. Изучал труды Сенеки и Цицерона, Винниуса…

Его голос звучал звонко и ясно, с чувством гордости за самого себя. Вдруг его глаза затуманились, и его тяжелая голова на короткой шее поникла.

— Я произнес целую речь, верно? — спросил он вполголоса.

— Меня она взволновала.

— Меня также. В Гарварде я входил в клуб студентов, и они часто просили меня почитать на их встречах, главным образом трагедии. Им казалось, что я обладаю способностями оратора и что из меня получится скорее адвокат, чем священник. — В его голосе зазвучала ирония. — Мне недавно исполнилось двадцать шесть лет, и вот уже шесть лет, как я изучаю право. Из двадцати шести лет жизни так мало использовано по целевому назначению. Я все еще плоховато знаю латынь и греческий…

— У вас склонность к самобичеванию, — сказала Абигейл.

— Каждый вечер даю себе клятву, что встану с восходом солнца и прочту книги Литлтона и Кока. Однако вместо этого сплю. Я сознательно перестал изучать математику и философию, чтобы высвободить время для Локка и Монтескье. Я жажду больше познать этику, мораль и английскую литературу: Мильтона, Чосера, Спенсера, Свифта.

— После этого на что вы используете ваше время?

— Буду ухаживать за девушками.

Она с удивлением уставилась на него широко раскрытыми глазами, недоверчиво приоткрыв рот. Потом они расхохотались.

— Это неправда, знаете, — прошептал он.

— Что неправда?

— Что она очаровала меня. Я никогда не ухаживал всерьез за вашей кузиной Ханной. Ох, я мог бы, если бы Джонатан Сиуолл и Эстер Куинси однажды вечером не захватили нас врасплох и не вмешались в нашу беседу.

Он вскочил со стула и принялся ходить взад-вперед около своего пальто, расстеленного на песке.

— Тот брак поверг бы меня в нищету и безвестность. Ваша кузина Ханна мастер поддразнивать: она обхаживала Ричарда Кранча, Парсона Уиберда, меня и в то же время писала страстные письма с признаниями доктору Белу Линкольну.

Он вдруг остановился.

— Правда, я посещал дом Куинси так часто, что в ее семье зародилась мысль, будто я ухаживал за ней. Мой отец пресек это. Он сказал: «Сплетни о тебе и Ханне так широко расползлись, что если не женишься на ней, станут говорить, что или она водила тебя за нос, или ты ее». Ханна же продолжала уверять меня, что в ближайшие пять лет она не собирается замуж; да и после этого срока не собирается.

— Вот почему вы не боялись посещать ее?

У него была обескураживающая манера смотреть на собеседника, он как бы пожирал его. Невозможно было отвести свои глаза от него.

— У меня не было выбора. Знаете ли вы, что каждый видный, занимающий положение человек в этой колонии хочет, чтобы его дочь вышла замуж за мужчину, который с ней никогда не встречался?

— Я была несправедлива к вам, мистер Адамс, — ответила она. — Я подумала, что Ханна обидела вас.

— Я был также несправедлив к вам, мисс Смит. Помнится, два года назад мне казалось: Ханна милая и любящая, а дочери пастора Смита не столь влюбчивы и нежны.

— Но это было в самом начале…

— Я спрашивал себя: дочери Смита остры умом, но откровенны ли, нежны и искренни? Нет, ответил я себе, не нежны, не откровенны и не искренни.

— Поистине вы меня удивляете!

— Преднамеренно. Чтобы вы видели, каким дураком может быть молодой человек.

Он неожиданно сел подле нее, своим плечом неловко соприкоснувшись с ее. Для мужчины, казавшегося полным, его плечо было слишком твердым. Она посмотрела на море и, увидев надвигавшуюся пелену тумана, вздрогнула. Джон Адамс спросил:

— Вы не сердитесь на меня за такие слова?

Перед ее мысленным взором возникла ее собственная фигура, когда ей было пятнадцать лет, — тощая, плоскогрудая девочка-подросток.

— Я удивлена тем, что вы вообще серьезно обо мне подумали.

— В графстве Суффолк мало населения, — презрительно усмехнулся он. — Наши предки пуритане говорили, что мы должны жениться, чтобы давать миру святых. Поскольку в этих вопросах я намерен оставаться ортодоксом, то придерживаюсь позиции наблюдателя.

Подражая его резкому голосу, она сказала:

— Сыновья Адамсов обладают острым умом, но откровенны ли они, влюбчивы и искренни?

— Я слишком искренен в ущерб самому себе, мисс Абигейл, искренность создает мне врагов. Уверен, что могу быть любящим. Но у меня было так мало возможностей.

Абигейл не заметила, как сзади к ним подошли Мэри и Ричард. Она вздрогнула, когда Мэри сказала:

— Лучше вернуться до наступления прохлады.

Она поднялась. Настроение было испорчено.

5

Порыв ветра с юга взбаламутил воды залива. Ричард Кранч оказался настолько подвержен морской болезни, что Джон Адамс направил плоскодонку к острову Хэнгмен, на две мили ближе к берегу материка. Кранч свернулся клубком на прибрежной траве и быстро заснул. Адамс отыскал место, не столь продуваемое ветром, снял пальто и закутал в него Абигейл, пытаясь обернуть им ее плечи и не подавая вида, что держит ее в своих руках. Солнце уже спускалось за горизонт, но ей было тепло и удобно.

— Я знаю, что Ричарду неприятно, — сказала Мэри спустя некоторое время, — но мама беспокоится. Возможно, она боится, что мы утонули около Хьюс-Нека.

Джон заставил Ричарда подняться, уложил его в лодку так, что голова лежала на коленях Мэри. Абигейл, укутанная в пальто Джона, сидела по другую сторону, наблюдая игру его мускулов, плеч и спины, когда он, работая веслами, вел лодку сквозь белое молоко тумана. Она не считала его очень сильным мужчиной, а до прошлой недели даже не думала о нем. И тем не менее ее восхищала мощь, с какой он вел тяжелую лодку наперекор ветру и водяной стихии. Эта картина стояла перед ее глазами и после того, как она улеглась в свою постель под теплое пуховое одеяло, выпив приготовленный отцом горячий чай и выслушав страстные упреки матери, что глупо рисковать своим здоровьем, пускаясь на безрассудные авантюры.

— Ты права, мама, не следовало на исходе осени выходить на лодке в залив.

Она почувствовала угрызения совести в следующий вечер, узнав от Ричарда Кранча, что Джон Адамс простудился. Она вновь ощутила бархатистость его пальто, которым он заботливо укутывал ее.

— Надеюсь, он не сильно заболел?

— Всего лишь приступ ревматизма. Он жалуется также на расстройство желудка и болезненные колики. Вы знаете, ведь он склонен к ипохондрии.

— Не ожидала.

— Это результат чтения книг. И письменных занятий. Кажется, он считает своим долгом написать две страницы, прочитав одну. Слишком усиленная учеба вредит пищеварению и ведет человека к краю гибели.